Страница 29 из 29
— Из нас двадцать четыре — гуманоиды, — сказал Фландри. — И еще шестнадцать, которых мы оставили, плюс доктор, он тоже есть хочет. Не знаю, протянем ли мы на нашем рационе.
— Мы можем воспользоваться кое-какой местной едой, — уверила его Катрин. — В некоторых растениях и животных есть левоориентированные соединения, напоминающие по своему составу земные соединения с глюкозой. Я могу показать растения тебе и твоим мальчикам.
— Что же, полагаю, мы можем поползать, поискать их… будем привыкать к лагерной устричной жизни.
— Устричной?
— А что делают устрицы? Главным образом ничего. — Фландри провел пальцем по своим усам. — Черт возьми, что за отвратительная щетина. Две вещи я не догадался спасти: бритву и зеркало.
Катрин засмеялась.
— Почему же ты раньше не сказал? У них здесь есть бритвы. Неуклюжие, не очень острые, но побриться ими можно. Позволь мне стать твоим парикмахером.
Касания ее рук ввергли Фландри в головокружение. Он был рад, что остальным она дала возможность самим заботиться о себе.
Все они в какой-то степени подпали под ее очарование. Он знал: это происходит не потому, что она — единственная среди них женщина. Каждый жаждал ее внимания и выказывал ей свое. Ему страшно хотелось, чтобы все это прекратилось, но он не мог приказывать — нервы у всех и так уже были натянутыми. Он не был для них больше капитаном, но лишь командиром: он сохранил свой ранг, хотя и потерял статус безраздельного хозяина корабля. Они охотно шли навстречу, но дисциплина, конечно, не была уже такой строгой. Упростились даже отношения между рядовыми и офицерами. Он чувствовал, что должен в какой-то мере воспрепятствовать этому, поскольку это вело если не к враждебному отношению к нему самому, то к холодной отчужденности: ведь он стоял в стороне от остальных с их вновь завязывающимися дружескими узами.
Однажды ночью он проснулся и, лежа без сна, случайно услышал разговор между несколькими своими людьми. Двое заявляли о своем намерении не просто подчиниться интернированию, но примкнуть к войскам Мак-Кормака, если такой шаг покажется им благоразумным по прибытию на базу. Они убеждали своих друзей проявить такое-же благоразумие. Друзья отнекивались, но весьма добродушно. Вот это и беспокоило Фландри: то, что никто больше не беспокоился. Он начал подслушивать уже нарочно. Он не собирался ничего никому сообщать; просто ему хотелось знать, чего он может ждать от своих людей. Не то, чтобы он чувствовал особую потребность в каких-то доказательствах, нет, его забавлял сам процесс «сования носа».
Это началось сразу после того, как процессия оставила Громовой Камень. Троих дидониан Катрин представила как Открывателя Пещер, Приносящего Урожай и, к общему удивлению, Кузнеца. Было более чем сомнительно, чтобы единства думали о себе, называя себя по имени. Их названия совершенно точно базировались на личных качествах или событиях их прошлого. Каждое единство являло собой концентрацию особого качества — и ничего более.
Часто они обменивались третями, чтобы образовать Отыскателя Железа, Защитника Северных Ворот, или Несущего в Дом Свет. Катрин объясняла это частично потребностью в разнообразии, частично возможностью освежить привычки и знания, которыми располагало каждое единство, частично — квазирелигиозным ритуалом.
— Насколько я себе уяснила, единение является идеалом этой культуры, равно как и большинства остальных, — сказала она Фландри. — Они считают, что весь мир в потенции является единым. И они стараются достичь единения церемониями, мистическими созерцаниями, приемом галлюциногенов и так далее. Каждодневный обряд заключается в частом образовании новых связей. Годовой пик приходится для них на период осеннего равноденствия, главным образом потому, что в этот период для них доступны экстатические, трансцендентальные ощущения.
— Да, я полагаю, что такой расе должны открываться интересные сексуальные возможности, — сказал Фландри.
Она вспыхнула и отвела взгляд. Он удивился такой ее реакции — ведь она воспринимала жизнь как ученый. Ассоциации с периодом ее жизни в плену? «Нет, — решил он. — Жизненная сила слишком сильна в ней для того, чтобы позволить неприятным воспоминаниям надолго захватить себя в плен; шрамы, конечно останутся навсегда, но жизнерадостность уже вернулась к ней. Отчего же такая застенчивость?»
Они шли вдоль скальной гряды. Эта территория принадлежала другой общине, родственной племени Громового Камня, и она охотно позволила этот переход. Они уже поднялись выше зоны джунглей. Воздух здесь был тропическим по земным стандартам, но на удивление сухим, с бризом, что овевал кожу, ласкал волосы и нес с собой запахи, чья пряность не была неприятной. Земля была покрыта травой, больше напоминавшей коричневую губку. Вокруг царило радужное цветение с отдельными вкраплениями стрельчатых кустов, гранатовых деревьев и деревьев-фонарей. Слева высилась масса наподобие земных кораллов, их красные и голубые краски казались особенно живыми на фоне вечных серебристо-серых красок неба.
Ни один из дидониан не был законченным. Один представлял собой связь ногаса и рукаса; два рукаса были заняты сбором ягод, три крилло улетели на разведку. Необьединенные животные могли лишь выполнять несложные задания и распознавать нужду в соединении, когда она возникала.
Не считая легких вещей, которые несли рукасы, ногасы легко и свободно тащили весь багаж, захваченный с борта шлюпки. Идущие налегке люди свободно успевали за животными. Фландри велел им ускорить дело, помогая рукасам, и они разбрелись по холму.
Рядом с Фландри осталась только Катрин.
Он остро ощущал каждую ее черту: изгибы груди и бедер под комбинезоном, свободный танцующий шаг, блеск и игру волос над загорелым лицом, сияние огромных зелено-золотистых глаз, запах теплой плоти… Он сразу же изменил тему.
— Разве… э… пантеистическая концепция не является для дидониан естественной?
— Не более, чем монотеистическая является естественной для человека, — с такой же поспешностью ответила Катрин.
— Все зависит от степени культуры. Некоторые общины имеют свои особенности в этом отношении, что выделяет их не только среди прочего населения мира, но и среди других общин. Их ритуалы напоминают мне празднества некоторых людских племен, приветствующих Могущественное и его главу. Они тяготеют к воинственности и хищничеству. — Она указала вперед, туда, где смутно маячили горные пики. — Боюсь, что нам придется миновать общину такого рода на своем пути. Это — одна из причин, по которой этот поход не вызвал энтузиазма в общине Громового Камня. Слова путешествуют независимо от того, путешествуют ли единства. Нужно напомнить Много Мыслей насчет нашего оружия.
— Существа, не боящиеся смерти — свирепые противники, — заявил Фландри. — Однако я не могу представить, чтобы дидонианина восхитила потеря одной из составляющих; и каждый хиш должен обладать обычным желанием избежать боли.
Катрин улыбнулась, но улыбка была напряженной.
— Ты делаешь успехи. Из тебя бы вышел неплохой ксенолог.
Он пожал плечами.
— Благодаря моей профессии мне приходилось контактировать с различными племенами. И я остался при том убеждении, что мы, люди, самое странное племя из всех; но эти ваши дидониане тоже недалеко от нас ушли. Вам что-нибудь известно о том, как они эволюционировали?
— Да, раскопки дали кое-какие результаты. Древние хиши находились примерно в таком же состоянии. И почему это мы вечно находим средства на войну, а на все остальное их жалеем? Является ли первое причиной второго?
— Сомневаюсь. Думаю, для людей естественнее предпочитать войну.
— Придет день, когда они поймут истину.
— Вы недооцениваете способности человека великолепнейшим образом игнорировать то, о чем буквально вопит ему история, — сказал Фландри. И быстро, прежде, чем она переключилась мыслями на Хьюга Мак-Кормака, желавшего переделать Империю, он добавил: — Но окаменелости внушают куда больше надежды. Так какие же вы можете сообщить мне подробности относительно эволюции на Дидоне?
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте