Страница 17 из 24
А ведь истина где-то рядом и ее необходимо найти, во что бы то ни стало.
Чтобы понять преступника, надо вжиться в его образ, влезть в его шкуру, уловить ход
мыслей. И Леднев раз за разом проходил от двери до стола, до того места, где киллер
нажал на курок.
Ничего!
Следует установить мотив. Найти, кому выгодно…
В приемной зашумели, и Леднев машинально выглянул на звук голосов. В
нескольких метрах от него стоял среднего роста, немного грузный, коротко стриженый
мужчина, тело которого еще помнило хорошую спортивную форму и высокие физические
нагрузки. Помнило, но предпочитало оставить в прошлом.
– Это правда?.. – голос предательски дрогнул, а немигающий, лишенный страха
взгляд непреклонно буравил Василия Петровича, застывшего в дверях кабинета Бориса
Штурмина.
Возникшая неизвестно откуда Вера Глонтия кинулась гостю на шею.
– Валечка, горе-то какое…
Он приобнял ее сильной рукой и прижал к себе, стараясь успокоить. Настойчиво
повторил свой вопрос:
– Так это правда?
Не видя оснований уходить от ответа, Леднев кивнул головой, поразившись, как при
звуке голоса незнакомца его пробирает озноб. Тот, кого Вера запросто назвала «Валечка»,
не говорил – он рычал, как раненый тигр. Будто пуля разнесла полголовы не Борису
Андреевичу Штурмину, тело которого давно увезли в морг, а попала в него, заставив
медленно угасать, превозмогая боль.
– Я сразу с поезда, сюда… – он достал из кармана билет и протянул Ледневу,
отстранившись от Веры. – А здесь такое… Мы можем поговорить?..
Они прошли в кабинет по соседству, где несколько раньше Василий Петрович
общался с Пановым. Сейчас здесь никого не было, только тихо сопел кондиционер,
включенный заботливой рукой.
– Что случилось? – задал свой вопрос незнакомец еще до того, как успел присесть.
Его небольшая спортивная сумка была беспечно брошена на пол рядом.
– Вы, собственно, кто? – уточнил Леднев, прежде чем посвящать постороннего в
тайны следствия.
– Простите… Я – Валентин Дергач. Персональный водитель Штурмина. Мы с
Борисом Андреевичем уже давно… – он замолчал, до скрипа стиснув зубы.
Задумчиво глядя на Дергача, Василий Петрович не торопился с продолжением
беседы. Конечно, следовало бы пригласить к участию Виталия Лосневского как
официального руководителя следствия, но делить на двоих законный трофей в лице
важного свидетеля совсем не хотелось. Проявления чувств Дергачом показалось ему
вполне искренним, и сам он открытым для общения. Этот человек хотел знать и готов был
делиться знанием для того, чтобы убийца был скорее найден и наказан.
В нескольких словах Леднев обрисовал сложившуюся ситуацию, оставив без
внимания версии, которые уже появились в ходе опроса свидетелей.
– Вы знаете, кто это сделал? – водитель задал вопрос в лоб.
– Мы, нет. А вы?
Задумавшись, Валентин потер ладонью гладко выбритый подбородок.
– Так сразу и не скажешь. Смерти его могли желать многие. Но между желанием и его
воплощением в жизнь лежит целая пропасть, перейти которую не каждый способен.
– И слава Богу! – согласился Леднев.
Еще какое-то время Дергач молчал.
– Нет… я не готов назвать кого-то.
– Вы давно работаете на Штурмина?
В ответ Валентин горько усмехнулся.
– Кажется, всю жизнь. Мы познакомились задолго до его южноморского назначения.
И это произошло в той… другой жизни. В Бамуте… Тогда было ни пожрать, ни помыться,
ни согреться, ни выспаться… Нас бросили там на произвол судьбы: выживем, так
выживем, а нет – значит судьба… Вот судьба и столкнула нас с Борисом Андреевичем. Он –
человек сумасшедшей энергетики, с вечным оптимизмом и задором. Иногда казалось,
что даже светится в темноте. За ним нельзя было не пойти, ему невозможно было не
верить. И он нас вытащил из котла… Не командование, а именно он, майор Штурмин.
Вывел всех до одного. Без потерь. – Увидев, что Леднев делает пометки в блокноте, он
добавил. – Вы легко можете это проверить.
– Я так понимаю, вы вместе служили. А как вышло, что впоследствии стали крутить
баранку у советника? – уточнил Леднев.
– Так началась моя вторая жизнь. Я обязан Борису Андреевичу своим рождением.
Называйте, как хотите: боевое братство, благотворительность – ваше дело. Но Борис
Андреевич – золотой человек, без преувеличения… У меня контузия была, затем
депрессия жуткая. Я вообще после Чечни пить страшно начал, опустился практически,
интерес ко всему потерял. Глаза закрывал и видел, как кровь рекой льется, как пацанов
прямо передо мной на куски гранатой разрывает. А я эти ошметки с себя снимаю, а снять
не могу… Вот видения водкой и заливал. А чем больше пил, тем ужаснее становилось.
Замкнутый круг! – он говорил спокойно, даже буднично, описывая дела минувших дней,
но видно было, что не фантазия это вовсе, а за каждым словом скрывается боль. Боль,
похороненная глубоко в себе. – Не у каждого психика выдержит то, через что на войне
пройти приходится. Я оказался не самым сильным. Так что допился до чертиков. До
«белки». Жена ушла. Работы нет. В квартире осталось только паркет продать – всю мебель,
технику и ценности сам не заметил, как вынес… И в один прекрасный день, когда
проспался все же, пошел в военкомат справку оформлять для пособия, чтобы было, на что
бухло купить. А в дверях нос к носу столкнулся со Штурминым. Он – респектабельный,
успешный, а я – нищий, оборванный и не мытый. Мне даже стыдно стало… Детали опущу –
не интересно. Но он меня вытащил, реально на ноги поставил. Точно ему больше, чем
мне это надо было. Сначала к своим друзьям на автобазу водителем пристроил, а через
полгода к себе позвал. Так я на него рулить и начал… Он не шеф мне, а спаситель, за
которого я кого угодно порвать готов… Готов, но защитить не сумел…
– Не сумели. А где сами-то были?
Валентин недоуменно уставился на Леднева.
– Говорю ж: с поезда я. К матери ездил в Ставрополь – больная она. Борис Андреевич
меня отпустил на несколько дней.
Не похоже, чтобы он лгал. И железнодорожный билет служил тому подтверждением.
– Штурмину угрожали? Может, предлагали пойти на какую-нибудь незаконную
сделку? Принять решение в чьих-то интересах?
Замахав руками, Дергач протянул:
– Нееет. Надо знать Бориса Андреевича. Он таких бизнесменов, которые откат
предлагали, на порог не пускал и сообщал, если что, в компетентные органы. И те уж сами