Песня последнего скальда

В тот вечер липкая – будто осенняя – сырость подкрадывалась к городу от реки, и с воды тянуло прохладой, благо на мне была теплая куртка на тюленьем меху. Я вышел на берег, окутанный белым плащом тумана, и остановился, почувствовав в холодном воздухе дымное дыхание костров.

– Кто тут?– Окликнул меня голос.

Навстречу мне, раздвинув темноту, вышел воин, закутанный в медвежью шкуру. В опущенной правой руке он держал копье.

– Мое имя Эрлинг Тормундссон. – сказал я, подняв руку,– Я хочу говорить с твоим вождем.

Не помню, как оказался я возле кораблей и как Хрёрек-конунг вышел мне навстречу. Тогда-то я в первый раз увидал грозного властелина морских дружин, о котором только и говорили нынче по всей Ладоге.

Он был высок и ладно сложен, но по виду не скажешь, что богатырь. И я подивился тому – ведь воины всегда избирают себе вождем наисильнейшего. Хрёрек не был стар, но глубокие морщины пролегли по его лицу. А так -вряд ли ему могло быть больше зим, чем мне.

И еще я разглядел его глаза – светлые и прозрачные, как у рыбы.

Прежде чем я рассказал ему о коварных замыслах Вадима и о той великой беде, что раскинула крылья над его головой, Хрёрек спросил:

– Видел ли я тебя раньше? Мне знакомо твое лицо.

Когда же я напомнил ему о нашей битве с воинами Атле-ярла и о том, как он, Хрёрек-конунг, помог мне избежать погибели, он не сказал ничего, только брови сурово сошлись над переносицей. А потом он стал расспрашивать о Вадиме и его помощниках и больше ни словом не помянул обо мне о об Атле-ярле.

До сих пор я думаю и все не могу взять в толк, зачем в тот вечер пошел я к Хрёреку. Может, верил еще, что остановлю Орвара, уберегу его от напрасной ссоры с опасным и сильным врагом. А, может, еще что…

Конунг слушал меня не перебивая и все кутался в подбитой мехом плащ, и морщины сильней обозначились на его обветренном лице.

Потом он спросил:

– Почему я должен верить тебе?

– Я всего лишь скальд, а не прорицатель, -сказал я,– но думается мне, что солнце взойдет завтра не для того, чтобы озарить веселое пиршество. Над тобой простерлась черная тень, конунг. А верить или не верить мне -решай сам.

Так сказал я, в слепоте своей думая, что в ту ночь мне удалось подменить собою саму Судьбу.

Хрёрек долго молчал, и гирдманы стояли за его спиной, ожидая его ответа. Я же повернулся и пошел прочь, но не прошел я и десяти шагов, как Хрёрек окликнул меня. Он сказал:

– Если когда-нибудь боги отдадут этот город в мою власть, я не забуду тебя, скальд.

Так он сказал и, неслышно ступая, пошел к своим кораблям.

Не знаю, поверил ли Хрёрек-конунг моим словам, да только на следующий день призвал он к себе Рагнара и Харварда-ярла и долго с ними говорил. А потом Хрёрековы драконы растворились в густых туманах, что лежали на седых волнах великого Нева-моря.

А вечером случилось вот что.

В тот день Рагнар-хозяин угощал в своем доме самого Вадима, и все мы от души повеселились. Ингрид была здесь. Она сидела на коленях у Харварда-ярла, и он угощал ее из своего рога.

А потом все, кто там был, улеглись спать – иные, упившись до полусмерти, там же, где и сидели, другие разбрелись по боковушкам и оттуда доносился их богатырский храп.

Я же пошел к себе и, оттого что после выпитого пива мне сделалось жарко, отодвинул овчину, загораживавшую окно и высунулся наружу.

Луна светила холодным бельм светом и если бы не это, я, пожалуй, ничего бы и не увидел. А тут – черная тень лежала поперек двора, выдавая присутствие человека. А был ли он один – кто знает.

Я решил посмотреть, что там, и вышел на двор. Я шел вдоль стены, прячясь в ее тени, и тут же услыхал, как залаяли у ворот Рагнаровы волкодавы. А потом я едва не столкнулся с Ингрид, которая тоже шла вдоль стены, направляясь в дом.

– Что тебе надо?– Испуганно отступив назад, спросила девушка. Она была изрядно захмелевшая и яркий румянец горел на ее щеках.

– Ничего,– Растерянно проговорил я,– Мне показалось…

– Да ты пьян, Эрлинг-скальд. Если вдруг тебе покажется еще что-нибудь, будет лучше, если ты не станешь вмешиваться не в свое дело.

– Я видел тень во дворе.

– Правда?– мне показалось, что в голосе Ингрид послышалось беспокойство. – А что ты еще видел?

– Ничего. Зачем ты спрашиваешь?

– Не твое дело. Ступай спать и не броди по двору посреди ночи.

– Тебе ли говорить об этом?

– Хватит!

Она хотела было уйти, но я окликнул ее.

– Что еще? – Сердито спросила девушка.

Хмель, видно, совсем помутил мой разум. Я взял ее за плечи и притянул к себе.

– Хочу поговорить с тобой.

Мне показалось, она готова была уступить минутному порыву, но тут -словно холод заполнил все ее тело.

– Поздно нам говорить,– Отстранив меня, сказала Ингрид,– Слишком поздно.

Я хотел сказать еще что-то, да понял – напрасно. А Ингрид оглянулась зачем-то на темный двор и пошла прочь.

А о том, что делала она той ночью, узнал я после, несколько дней спустя.

Вскоре узнал я о том, что Орвар хотел купить у Рагнара-хозяина рабыню. Да не кого-нибудь – Сбыславу! Рагнар не уступил. Видно, думал я, захотел фриз помочь мне, да не вышло. Странно только, что мне он про то ничего не сказал.

А поведал мне о том все тот же отрок Борислав, что ходил на корабле у Хрёрека. В этот раз не .ушел он с грозным морским конунгом, остался здесь, у Рагнара. Дел у него никаких не было, вот и совал он свой нос всюду. А меня его открытие немало озадачило.

Но еще больше задумался я после, когда, случилось вот что.

Как-то пришел я домой поздно вечером. От реки полз туман и, казалось, бревенчатые срубы сараев ежились от промозглой сырости. Собаки залаяли, почуяв человека, но, узнав своего, подбежали и стали лизать мне руки. Я потрепал по загривку моего любимого волкодава и пошел к конюшням. Мне показалась, что дверь сеновала открыта, и я подумал, что надо бы ее запереть.

Внутри было уютно, как в доме – хорошие были конюшни у Рагнара-хозяина. В стойло я не пошел, оттого что лошадей не любил. Постоял у двери и поднялся по приставной лестнице на сеновал. Не знаю, зачем я полез туда. Кажется, мне послышалось, будто там кто-то есть.

То, что я увидел наверху, было словно молния в темноте ночи. Будто повязка упала с моих глаз и мне открылось все то, что до сих пор скрывалось во мраке.

Женщина лежала в объятиях мужчины, разбросав по соломе свои золотые волосы. Мне не надо было присматриваться, чтобы узнать Ингрид и разглядеть, что рядом с нею был вовсе не Харвард-ярл! Я едва не свалился с лестницы, узнав Орвара.

Стараясь не шуметь, я спустился вниз и вышел на двор. Сперва я хотел запереть сеновал – пускай посидят до утра, пока рабы не придут кормить лошадей! Но потом я подумал, что не стоит этого делать. Ингрид не моя женщина, а что мне за дело до Харварда-ярла и его будущей жены!

Кровь викинга наполовину смешана с морской водой, но тот, чьи ноги приросли к твердой земле, быстро отвыкает от шаткой палубы, и боги перестают посылать ему удачу.

Жизнь викинга – в походе, там, где бушуют холодные северные ветры и стонут под их ударами каменные стены фиордов, там, где поют песнь победы звонкоголосые секиры и смерть собирает жатву с тюленьих полей. И так должно быть. Потому что викинг должен умереть в крови – павшему не от боевых ран нет места в чертоге Одина. Умерший в постели от болезней и старости навсегда попадает в мрачное подземное царство Хель. И пути назад оттуда нет. Потому что чудовищный пес Харм, всевидящий слуга смерти, сторожит дорогу в обитель мрака.

Но не место воину в этой стране.

В царстве подземном

не место мужчине -

ждет его Один

в светлой Вальхалле.

Кто знает, может, я и вправду слишком долго ходил по суше, и удача отвернулась от меня. Время от времени я думал о том, как бы вновь уйти с дружиной викингов в туманы северных морей и умереть, как умирают герои. Может, я и ошибался, полагая, что Хильд или Херья однажды унесут меня на своих крыльях в чертоги богов. Но я, викинг, не мог думать иначе. И Орвар тоже.