Страница 4 из 52
— Сам Граевский сотворил с ним такой кощунственный акт?
— Не-a. Начальство беднягу шлифовало мелкой наждачкой. А само руководство, в свою очередь, пользовали из разных министерств — внутренних дел и внешней торговли. Не хило, да?
— У него дети, что ли, какие высокопоставленные чиновники? — удивился следователь.
— Он сам. Ушел на пенсию из Внешторга.
— Ну, связи остались, — с сомнением покачал головой Ермилов. — Несомненно. Но ты сам знаешь, когда человек уходит на пенсию, не слишком-то заботятся о нем. Отработанный материал. А тут… Странно.
— И я о том. Геннадьич говорит, такой кипеж подняли, что караул… Чай будешь?
— А что покрепче имеется?
— Вообще-то это с тебя причитается! — возмущенно покрутил головой Вячеслав, но полез в нижний ящик письменного стола и бухнул на стол бутылку коньяка. — Только тебе, я ведь дежурю. Вот это буду. — Он извлек из сейфа консервную банку со сгущенкой.
— Ну и сластена ты! — Олег потер переносицу в раздумьях. — А если я тебе три банки дам, приедешь на дачу дом красить?
— Не мытьем, так катаньем, — засмеялся Вячеслав. — Людмила твоя мозг выедает?
— Поуважительнее! — Тем не менее Ермилов улыбнулся. — Это все? — Он потряс пачкой фотографий.
Вячеслав подал другу бокал с коньяком и блюдце с лимонными дольками. Выглядел он озадаченным.
— Странно. Ты интересовался этим Дедовым, а в домах, зарегистрированных на его имя, живут другие. Ну, допустим, в случае с зам министра это обосновано. Тот прячет доходы, покупает имение на другого человека. Но кто этот человек, почему он сам не боится попасть под пристальное внимание бэповцев или Генпрокуратуры?
— Тем паче, что он сам госчиновник. Работает во Внешторге, — подхватил Ермилов. — Одним могу объяснить — чувством безнаказанности. Однако tempora mutantur et nos mutamur in ilis[3].
— Не дави на меня ерундицией, — жалобно попросил Вячеслав.
— Это я к тому, что времена изменились. И мы тоже. Предел терпения наступил.
— Можно даже скаламбурить по этому поводу — наступил предел беспределу.
— Каламбурить будем, когда я прищучу этих коррупционеров, — урезонил друга Ермилов.
— И если не начнется звездопад с твоих полковничьих погон, — осмотрительно заметил Слава.
— С каких пор ты стал таким прагматиком?
— Да, знаешь ли, ступенчато к этому двигался, — Вячеслав отошел к окну и закурил, оттянул пальцем полоски жалюзи и посмотрел на улицу. — До меня, дурака, долго доходило. Сначала во время штурма Грозного, когда я еще в 131-й бригаде служил…
— В Майкопской бригаде? — оторопел Ермилов. — Там ведь совсем немногие выжили?
— Как видишь, я из их числа… Комбрига потеряли и всех почти наших. У вокзала нас долбили, долбили «духи» из пятиэтажки, из «дома Павлова». Двое суток в окружении, контузия, барабанную перепонку повредили мне тогда. Я мертвым прикидывался… — он усмехнулся. — Выползал, прятался по домам, подворотням… Так первые дни Нового года и встретил. Потом Первомайское — и осколки в плече и в затылке, в голову аккурат под «бестолковку» прилетел. Я уже в СОБРе служил. Потом один подрыв, следом второй, когда с тобой в «елочку» попали, — Вячеслав выматерился. — А они тут в это время деньги тырили. Продали нас тогда с потрохами и с договором этим в Хасавюрте… Оттянули, когда мы их уже дожимали, блин. А ты говоришь, коррупция! Когда они нас из нашего же оружия мочили. — Пепел с сигареты столбиком, незамеченный Славкой, упал на подоконник. — А у них дворцы, понимаешь, на нашей крови, на наши деньги. — Он обернулся, подошел к столику около Ермилова, где стояла бутылка с коньяком, налил себе и, не чокаясь, выпил.
Олег молча последовал его примеру, не решившись напоминать о дежурстве. Он взглянул на часы и спросил:
— Позвоню от тебя?
Вячеслав указал жестом на стол, где стояло два телефонных аппарата.
— Виталий Романыч, это Ермилов. Я сейчас подъеду. Дождетесь меня? Это по делу Дедова.
— Ладно, — ворчливо согласился Карпенко. — Жду тебя. Вообще-то, я домой уже собирался. Сам понимаешь, лето всего три месяца…
Кроме того, что в кабинете Карпенко развел ботанический сад, он и на даче боролся за урожай, показывая невероятные сельскохозяйственные успехи в условиях климата Подмосковья. Угощал сотрудников то черной смородиной, то яблоками, то редиской…
— Слав, поеду я, — Олег хлопнул ссутулившегося на диване друга по плечу. — Не кисни. Прорвемся.
— Куда? — скривился Вячеслав. — Куда прорвемся?.. И надо ли рваться?..
Эти слова друга звучали в голове Ермилова, когда он ехал в машине, опять на Большую Дмитровку. В салоне одуряюще пахло свежим хлебом из пакетов на заднем сиденье. Михаил негромко ворчал на жену. Ветер врывался в открытое окно.
А на душе у Олега было муторно. Не нравился ему настрой Вячеслава, да и не разделял он его мнение. Ермилов не был циником, несмотря на жизненный опыт. Ему все еще верилось, что жизнь не такая унылая штука, какой порой кажется. Но и особых иллюзий по поводу службы не испытывал.
Сколько раз приходилось хитрить, соглашаться на компромиссы с подследственными, с их адвокатами, чтобы добиться хоть какого-нибудь результата, посадить того, кто по-настоящему заслужил. Олег знал прокурорскую «кухню» и все-таки каждый раз надеялся, что не будут раздаваться телефонные звонки с настойчивыми просьбами, угрозами, увещеваниями закрыть то или иное дело, а потом, порой тщетно, ждал, что дело не развалят в суде или не дадут обвиняемому условный срок.
В кабинете Карпенко на распахнутых окнах шуршали жалюзи, от сквозняка трепетали листья многочисленных горшечных растений. Над столом висел небольшой портрет нового президента, инаугурация которого прошла весной. Уголок рамки приподнимало сквозняком, и портрет ритмично постукивал о стену.
Карпенко рассмотрел фотографии, сделанные Богдановым, снял очки, потер глаза, покрасневшие за рабочий день.
— Ну что же, будем возбуждаться, Олег Константинович? — Он поднял брови, собрав морщины на лбу лесенкой, и вздохнул.
— Вас что-то смущает, Виталий Романович? По-моему, все очевидно. Недвижимость зарегистрирована на Дедова, а он не может обладать такими денежными средствами, находясь на должности торгпреда в посольстве. Даже если он будет клятвенно заверять, что деньги не его, а чиновника из министерства финансов и Граевского или еще кого-нибудь, он — соучастник. Прикрывал их коррупционную деятельность. Он сдаст их и сядет сам.
— Твоими бы устами мед пить. Надо прежде слетать на Кипр и переговорить с тамошним посольским офицером безопасности, — Карпенко перевернул страницу на ежедневнике, лежащем на его столе, надел очки и прочел фамилию: — Руденко. Я уже поговорил со своим приятелем из СВР, он предупредил Руденко, и тот тебе окажет всемерное содействие. Кстати, меня просили тебя предупредить. Едешь, естественно, без дипломатического паспорта, как турист, будь там повнимательнее.
Ермилов пожал плечами, подумав о приятеле шефа: «перестраховщик», а вслух сказал:
— Да, так было бы надежнее — провести разведку до того, как решим возбуждать дело. Иначе информация наверняка просочится. А Дедов сейчас на Кипре, и есть вероятность, что тогда мы его просто-напросто больше не увидим в России. В любом случае надо будет ждать его приезда и брать тут тепленьким. Многое еще зависит от того, удастся ли что-нибудь узнать от Руденко. А его телефон, координаты? — Ермилов взял протянутый Карпенко листок. — А командировочные или отпускные, раз я еду по туристической?
— Наглый ты, Олег Константинович, — крякнул Карпенко, но все же кивнул и сделал пометку для себя в ежедневнике. — Придумаем что-нибудь. Всё, всё. По домам. Я на дачу хочу! Ночевать на свежем воздухе…
Олег задремал в самолетном кресле под монотонный голос соседа. Тот летел на паломничество по святым местам Кипра. Он что-то говорил про монастыри Кикос и Махерас. «Вот же люди думают о чем-то, кроме статей из УК, коррупции и упырей в чиновничьих костюмах, — сквозь сон подумал Ермилов. — О духовном, понимаешь, мечтают. Ничего, мы тоже помечтаем, когда с упырями разберемся».
3
Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними (лат.).