Страница 10 из 52
— А где можно будет купить какое-нибудь серебряное украшение?
— Пообедаем, проедем перевал, можно будет заехать в Махерас, а потом вниз-вниз через Лефкару и Като Дрис до Ларнаки. Там, в горной деревеньке, этих серебряных лавочек на каждом сантиметре. На любой вкус. Ты девушке будешь покупать?
— Жене.
Прозвучали эти слова сухо, так, словно Ермилов хотел поставить на место свою спутницу с ее мотоциклом и фамильярностью. Эда напряглась и уже до конца обеда вела себя скованно, словно прислушивалась к чему-то, то и дело оглядывалась и почти ничего не съела.
После ресторана она безмолвно отдала бразды правления в руки Ермилова, и он до монастыря вел мотоцикл сам, с удовольствием отдаваясь движению, скорости, хоть и не слишком большой, но достаточной, чтобы адреналин зашкаливал, ведь с одной стороны дороги — пропасть.
За последние годы это был первый и единственный момент эмоционального подъема для Олега. Несколько лет постоянной нехватки денег, ранение, попытки оставить службу и уйти в коммерцию — в конце концов, юристы везде нужны, тем более его уровня… Но не ушел. Более того, наметились перспективы перехода в ФСБ, что его радовало и волновало.
Начали собираться тучи над горами. Они удивили Ермилова, уже привыкшего к яркому солнцу. Перед входом в монастырь Эда обернула бедра тканью, которая имитировала юбку. Тут выдавали эти куски ткани и нечто вроде халатов для мужчин в шортах. Но Олег был в брюках, и заминки с одеждой на входе у него не вышло. По дороге к храму, уже во дворе мужского ставропигиального монастыря, им повстречалось несколько котов. Все они выглядели довольно облезлыми, побитыми в боях.
— Между собой, что ли, дерутся?
— Со змеями, — пояснила девушка. Она словно бы оттаяла, выпала из кокона своей глубокой задумчивости, в которую то и дело проваливалась.
После посещения храма они выехали на мотоцикле на дорогу, объехали монастырь и попали на площадку, где стоял очень большой памятник — мужчина в полный рост с пистолетом в кобуре на поясе, в сапогах, в тужурке и с орлом, сидящим на скале, около его ног. Еще один орел находился через ущелье в нескольких километрах от основного памятника. И это впечатляло своей масштабной задумкой.
— Кто это? — Ермилов обошел памятник. — Солидный товарищ.
— Григориос Авксентиу — герой национально-освободительной борьбы. Прятался в монастыре от англичан в монашеском обличье. Его прозвали в народе «орел Махераса». Несколько раз англичане пытались найти его в монастыре, но не увидели среди других монахов. А потом, в паре километров от монастыря, у него было еще одно укрытие, в пещере. Там его и убили. Своих товарищей он заставил выйти и сдаться, а сам отстреливался до последнего.
— Герой, однако, — сказал Олег с уважением.
«Везде и всем нужны герои, — подумал он. — А для большинства нынешнего поколения девяностых кумиры — такие, как Дедов, которые отхватили всеми правдами и неправдами хорошую должность и берут от нее все, ничтоже сумняшеся в своей правоте и невзирая на то, что деньги государственные. Да и что им страна?! Стали бы они погибать за нее?»
Когда они спустились в Лефкару, Ермилов вдруг узнал вчерашнюю деревеньку с каменными домами, по которой проезжал вместе с Руденко.
— Так я здесь был, — сказал он, спешившись с Эдой в самом начале торговой улицы — справа и слева поблескивали витрины ювелирных магазинчиков. Тут же торговали кружевными салфетками, скатертями, покрывалами, которые трепетали при легких порывах ветра, вывешенные у входа в лавочки.
— Когда? — как-то резковато спросила Эда. Поняв, что тон слишком груб, она добавила с улыбкой: — Когда ты успел?
— Да как-то случайно. Таксист завез, — выдавил Олег. Ему не понравился вопрос.
Он купил жене серьги, браслет и брошку из финифти в виде рыбки.
— В отель? — спросила Эда. — Или поедем искупаемся? Есть один пляж неплохой. Там народу мало и спуск в воду хороший. Ты как?
— Да хорошо бы, — Ермилов отер лоб. — Только я без купальных принадлежностей, если можно так выразиться.
— Можно и голышом. — Она откинула волосы назад, прежде чем надеть шлем. И тут же рассмеялась: — Да не пугайся ты так! — Эда открыла бардачок под сиденьем и покачала в воздухе своим купальником. — А тебе, так уж и быть, разрешу купаться в трусах, или заедем по дороге в любую лавочку, плавки купим. Идет? А тебе понравился мой мотоцикл? — Она посмотрела с иронией на то, как Олег уже привычно оседлал «хонду», собираясь вести.
— Если хочешь… — посторонился Ермилов.
— Ладно, рули сам.
Тут вдруг обрушился ливень. Туча подкралась с вершин Троодоса незамеченной, обвалилась серой массой ливня. И сразу со склонов потекли желтые потоки с мелкими камнями, выливаясь на дорогу и беспрепятственно стекая через асфальтовое полотно дальше — вниз-вниз. Мотоцикл было тяжело удерживать, но Ермилов справлялся. Останавливаться на такой узкой дороге опаснее, чем ехать — сзади в стоящий байк могли врезаться машины, движущиеся следом.
Но, наконец, они сбежали из-под тучи, и чем ближе к морю, тем быстрее очистилось небо и придавила жара. Намокшая одежда почти сразу высохла.
До вечера они провели время на пляже. Купили по дороге еще и пару полотенец, на которых загорали, обсыхая после заплывов. Эда ненавязчиво расспрашивала его про семью, про работу. Олег высказал ей такую же версию, какую недавно сообщил Луке, о том, что работает юристом в маленькой фирмочке, торгующей медтехникой. Разомлев на солнышке, головы он все же не терял.
Через пару часов Ермилов почувствовал, что сварился на солнце, как ростовский рак.
— Ёлки-палки, я, похоже, обгорел! — сообщил он, натягивая рубашку и испытывая жжение на коже — на плечах и спине.
— Отвернись, — попросила Эда, решив снять еще влажный купальник. Она переоделась, и они, вдруг притихшие, поехали к отелю. Эстонка сама вела мотоцикл.
Словно исчерпали все общение, да и не о чем им говорить. И он, и она чувствовали, недоговоренность — темнили оба. И у каждого на то были свои причины.
Расстались там же, где и встретились утром, у кортов. Пожали скромно друг другу руки, он поблагодарил за поездку, и Эда уехала, мигнув на повороте задней фарой и стоп-сигналами.
Корт был освещен. Ермилов раздвинул кусты и заглянул. Увидел двух мужчин в белых шортах и майках. Мяч с гулким хлопком, напоминающим выстрел, ударялся о головы ракеток. Игра шла динамично…
Олег понаблюдал за любительским матчем. С тоской подумал, что уже хочет домой. Август в Москве выдался холодным. Утром разговаривал с Люськой, коротко, чтобы денег не проговорить. Она успела сказать, что ходят в куртках, даже шапку охота надеть.
Поднявшись в номер, Ермилов оторопело застыл на пороге. Постель оставалась аккуратно застеленной, но его вещи из сумки кто-то раскидал по всей комнате. Первым порывом было пойти и устроить скандал на ресепшене. Но, переждав минуту, остыв, Олег спокойно запер номер изнутри, даже на цепочку закрыл, и стал собирать и проверять каждую вещь. Ничего не пропало. Так же методично осмотрел весь номер, заглядывал за кровать, под кровать, ощупал плафоны ночников около кровати. Не нашел «жучков», однако решил в номере не разговаривать по телефону ни на какие темы.
Заяви он о погроме, горничным попадет, да и только. Ведь ничего не пропало. А горничные ни в чем не виноваты. Похоже, снова акция запугивания, как ночные телефонные звонки, чтобы не расслаблялся.
«Чего ж это меня взяли в такой плотный оборот?»
Ермилов принял прохладный душ, но облегчения от солнечных ожогов это не принесло. Он с сожалением подумал, что нет рядом Люськи. Она бы помазала ему спину каким-нибудь своим душистым кремом, поцеловала в затылок, и все прошло бы.
Провозившись полночи на жарких простынях, он все же уснул, но в девять был беспощадно разбужен звонком от Руденко:
— Приветик! С добрым утром! Тебе еще нужно то, что просил?
— Угу, — Олег приподнялся на локтях, оглядываясь так, словно из-под кровати вот-вот вылезет микрофон прослушки. — А может мне дискету захватить?