Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 53 из 132


 

- Ещё неизвестно, кто больший дурак. Тот, кто этот карниз произвёл, или тот, кто его купил.


 

Сколько с теми карнизами пришлось повозиться, не помню, но когда закончили, на часах было 18:50 мск . Мы в чём были, в том и выскочили на улицу. До ближайшего гастронома было около 700 метров. К нему вела прямая, обсаженная тополями, аллея. Мы взяли с места в карьер. Шедшие навстречу затаренные мужики предупредительно расступались, образуя по бокам аллеи некое подобие живой цепочки.


 

- Давай, ребята, давай! – неслись нам вдогонку их полные сочувствия крики. Подбадриваемые болельщиками, мы неслись ноздря в ноздрю и влетели в магазин, когда в зале уже гремел последний звонок. Под его трель Осоцкий, как Александр Матросов, кинулся грудью на амбразуру кассы и хлопнул о стол перед изумлённой кассиршей прилипшей к ладони пятёркой.


 

- Одну! – выдохнул он ей в лицо.


 

Звонок смолк. Магазин замер в ожидании развязки. Кассирша взяла деньги и пробила чек. В полной тишине не звонкое треньканье кассового аппарата прозвучало волшебной музыкой. Справедливость восторжествовала. Народ перевёл дух.


 

- Чего купил? – поинтересовался я. Осоцкий пожал плечами, пробитая сумма ему ни о чём не говорила.


 

- Сейчас узнаем, - двинулся он в сторону прилавка и отдал продавщице чек.


 

- Ребята, бутылка последняя, битая, брать будете? – сказала тётка, протянув Осоцкому бутылку дешёвой водки с трещиной возле донышка (кассирша знала, что делает). Осоцкий посмотрел на меня, я посмотрел на него и кивнул.


 

- Заверните, - сказал Осоцкий.



 

Дефиле


 

В туалете у Нинки бачок унитаза был расположен высоко наверху. От старости он проржавел и по этой причине моросил, орошая мелкими брызгами всё пространство санузла. Если заскочить ненадолго, то  было не страшно. В иных случаях мы брали с собой  полиэтиленовую скатерть, которая, как плащ палатка, во время акта личной гигиены не давала нам промокнуть до нитки.






 

Потом к Нинке пришли два мужика из  Ленэнерго и одна тётка из ЖЭКа. Пока тётка орала на Нинку, а Нинка орала на тётку, мужики порезали провода, отрубив проводку за многолетнюю задолженность по оплате электроэнергии.


 

У Нинкиной соседки было 16 или 17 кошек, которых бабка кормила отварной рыбой. В липкой темноте кошки нетерпеливо бегали по коридору из комнаты на кухню и обратно, дожидаясь, когда поспеет их варево.


 

Трудно поймать чёрную кошку в тёмном коридоре, особенно если этих кошек там миллион.


 

У баб подмышками мокнет бязь,


 

базар по щиколотку втоптан в грязь.74.формат


 

В таких условиях к занятиям мы стали готовится в пивном баре. Бар работал до 23:00 мск, днём он был практически пуст, народ набивался под вечер. Бармены, работавшие сутки через трое, относились к нам хорошо. Они спокойно воспринимали то обстоятельство, что мы на час-другой заходили в пустой бар почитать учебник, а не попить пива, хотя, в Гавани нам была открыта кредитная линия. Сначала лысый бармен Володя, молодой парень, который летом ходил в расстёгнутой белой рубашке, а потом и его коллеги из других смен стали отпускать нам пиво в кредит. Но не больше, чем 10 кружек на компанию. Мы пользовались такой возможность не часто, раз или два раза в месяц. Кружка стоила 28 копеек, с 30 копеек бармены сдачи не давали никогда. На стойке всегда лежала горстка мелочи. Если хочешь, бери сдачу сам. Но никто не брал.


 

После наплыва посетителей мы перемещались домой. К этому времени бабка и её сытые кошки запирались в комнате, кухня переходила в наше распоряжение. Её окно находилось в аккурат под мачтой городского освещения типа торшер. Свет уличного фонаря заливал белый подоконник своим мёртвым светом. Зимой в Питере темнеет рано. Мы включали конфорки газовой плиты, раскладывали книжки на подоконнике и продолжали самоподготовку до глубокой ночи.


 

Фонари над сумерками недопетыми


 

светят тускло червячком охры из тюбика.75.формат


 

На Новый год юридический факультет затеял представление. В чём суть, не помню, но в актовом зале после ремонта остались строительные леса, на которые тайком от зрителей залез Циммер, получивший роль типа «Чу, я слышу пушек гром!». Он молча просидел наверху до середины спектакля. А  когда настало время «Чу», Циммер вскочил на ноги и дурным голосом заголосил что-то про евнухов (так было нужно по сценарию). Зал охнул и разразился аплодисментами. Важным антуражем спектакля были стеариновые свечи, которые, вопреки правилам противопожарной безопасности, зажигали и на сцене, и в зале. Пользуясь случаем, я набрал большое количество огарков. Это дало нам возможность проводить вечера не на кухне, а в комнате. Мы зажигали три свечки, ставили в качестве отражателя маленькое зеркало, спокойно читали или играли в карты. В тусклом свете стеариновых свечей картинка и масть были видны отлично. К роскоши быстро привыкаешь, поэтому на основе свечного богатства мы восстановили привычку читать в туалете, хотя это и было сопряжено с определёнными трудностями. На веками немытом унитазе сидеть можно было только верхом. На горшке с головой закутанный  в полиэтиленовую скатерть (дабы не промокнуть) орлом сидит Сорокин. В одной руке у него раскрытая книжка, в другой – горящая свечка.  По мокрой скатёрке тихо сочится вода. Сталактитовая пещера, да и только. В тёмном коридоре у открытой двери туалета стоит и курит беломорину слегка датый  Денисонька  Дворяшин, 10 лет, который ведёт с Сорокиным неспешную беседу о том, как извести бабкиных кошек. А мы уже раздали, но очередной кон начать не можем: