Страница 49 из 132
Дефиле
В Ленинграде всё по-другому, по-взрослому. Бары были известны не под собственными именами, а как Ольстер, Лондон и так далее. Были варианты и попроще. Например, любимые Эриховичем Три мушкетёра назывались Три мыша, а безымянное кафе в бельэтаже гостиницы Москва – Подмосковьем.
Кухня и оркестр в Октябрьской были на уровне, а обслуга – дрянь. С той обслугой у посетителей на ровном месте возникали бесчисленные конфликты, а местные менты всегда были на её стороне. Один раз мне принесли заоблачный счёт. Я сказал, что никаких шашлыков не ел, поэтому платить ничего не буду и через двадцать минут оказался в камере ближайшего отделения милиции. Вывели меня оттуда через час, не раньше. В прокуренном кабинете сидел капитан. Выслушав рассказ про шашлыки ценой в 25 рублей, он ничего записывать не стал и вернул меня обратно. В камере (не в обезьяннике) я сидел один. Во второй раз вывели около двух часов ночи. В дежурной части меня ждали Осоцкий и Полысаева. Они дали капитану честное слово, что жаловаться не будут, после чего получили меня на руки живым и невредимым. Капитан сказал, что официантка ошиблась и принесла счёт с другого столика.
В другой раз перед самым закрытием Осоцкий и Моисей вышли позвонить, а когда вернулись обратно, то обнаружили, что официантка успела убрать со стола остатки закусок и рюмки с недопитой водкой. Будучи готовыми к перманентным подлостям такого рода, друзья закатили в полупустом уже зале грандиозный скандал. Сбежались официанты и метрдотели. Разгневанные гости поливали их, правых и виноватых, в четыре руки, и продолжалось это до тех пор, пока Моисей вдруг тихо не сказал:
- Атас!
Уже на улице он рассказал, что, случайно повернувшись в противоположную сторону, заметил за соседней колонной до боли знакомую сервировку. Оказалось, что они ошиблись и после телефонного звонка вернулись к чужому столику. Ресторан в Октябрьской всегда закрывался в одно и тоже время, в 24:00 мск, но каждый раз почему-то внезапно. Будучи в один из таких разов стремительно выпровоженным на улицу, я не успел на дорожку сходить в туалет. Рядом со входом в гостиницу стоял киоск Союзпечати. Чтобы не испытывать судьбу, я протиснулся в щель между стеной и киоском и тут услышал за спиной громкое сопенье. Следом за мной в эту щель с такими же низменными намерениями лез какой-то мужик. Мне пришлось забраться поглубже. Только мы разместились в узком пространстве, чтобы не мешать друг другу, как мужик вдруг исчез. Исчезновение сопровождалось характерным звуком, глухим и звонким одновременно, с которым хороший штопор извлекает корковую пробку из длинного горлышка стеклянной бутылки. П-пп-о! И нету.
Когда я вылез, то успел ещё увидеть, как мужика с завёрнутыми назад руками прибывший по вызову наряд пихает в жёлтую милицейскую машину.
На его месте должен был быть я.
Потом мы с Лёхой купили билеты на концерт рок-группы Руя эпохи M. Kappel’s. Руя означает рожь. Пятеро прибалтов что-то пели на эстонском языке, поэтому мы ничего не поняли. Музыканты стояли на сцене, по щиколотку заваленной старыми книжками и брошюрами. Других декораций не было. Я не поленился, подобрал одну брошюру и посмотрел. Это была работа В.И. Ленина под названием Как нам реорганизовать Рабкрин? на русском языке. Пришлось положить брошюру обратно. Слегка разочарованные, мы решили после концерта заглянуть в Октябрьскую, но не в ресторан, на который уже не было денег, а в бар. В Октябрьской нас ждало ещё одно разочарование. Бар был закрыт на спецобслуживание – в нём гуляли свадьбу. Застолье продолжалось уже долго, поэтому многочисленные гости и участники торжества оставались за столом частично. Я вошёл и сел на свободное место рядом с какой-то тёткой. Лёха остался в коридоре. Тётке я объяснил, что ещё неделю назад договорился ровно в 22:00 мск встретиться сегодня в этом баре с приятелем. Приятель запаздывает, поэтому, если тётка не возражает, я немного подожду его здесь, так как иного способа увидеться, у нас просто нет (с телефонами тогда дело обстояло плохо). Тётка не возражала, слово за слово, предложила мне выпить водки, потом ещё. В общем, я сам прилип на всю жопу и подготовил почву к появлению Лёхи, однако он не материализовался. Поэтому немного выпив и закусив за здоровье новобрачных, я распрощался и вышел.
Лёха сказал, что подивился моей наглости, ждать меня в коридоре не захотел и поехал домой. Может, оно было и к лучшему, так как обошлось без милиции.
Дефиле
В самый разгар антиалкогольной кампании в Москву с деловым визитом прибыл Крувой. Подзаработав на Крайнем Севере деньжат, он поселился в гостинице Метрополь и позвонил мне. Мы немного пошлялись по городу, потом пошли в отель, в номере которого Крувой оставил своего малолетнего ребёнка под надзором горничной. К нам подвалили два незнакомых комитетчика, и мы вчетвером стали пить водку, закусывая её нельмой и сливочным маслом. Чтобы ребёнку было нескучно, Крувой наполнил горячей водой ванну и посадил туда Ярослава, дав ему в качестве аттракции маленький кораблик из синей пластмассы с трубой красного цвета. Мальчик занялся кораблевождением, а мы, успокоенные, занялись своим основным делом.
Один из комитетчиков долго смотрел в мёртвые глаза большой рыбине, потом резким движением оторвал ей голову:
- Начальника мне напоминает, - пояснил он окружающим и бросил рыбью голову в помойку.
На улице стемнело. Я собрался уходить, и тут отец-молодец вспомнил, что он в Москве не один. Мы бросились в ванную комнату. В ванне по пояс в холодной воде сидел синий Ярослав и, как ни в чём ни бывало, пускал по волнам свой синий кораблик с красной трубой.