Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 48 из 132


 

Фотка не получилась, но, сдавая материал в подпечатку, я ошибся, проставил галочку не в той клетке, и фотомашина выдала мне 10 фотографий  лыбящегося во сне Александра Валерьяновича. Что делать с этой прорвой испорченной фотобумаги я не знал. Деньги, однако, были уплачены, поэтому выбрасывать фото продукцию не хотелось. Пылились эти карточки у меня, пылились, пока вдруг не позвонил дядя Саша.


 

- Слушай, я тут с девушкой познакомился, пойдём с нами в Третьяковку, расскажешь ей, то, что в прошлый раз мне рассказывал.


 

- Хорошо, - говорю, а сам имею в виду, что в Третьяковке возле гардероба работают несколько киосков по продаже сувенирной продукции.


 

Перед посещением выставочных залов мы зашли в буфетную комнату и выпили по стаканчику красного вина. Мои спутники отправились мыть руки, а я прямым ходом двинул в киоск, на прилавке которого стояла каруселька - круглая такая витрина, утыканная открытками-репродукциями картин великих мастеров.


 

- Девушка, - говорю продавщице, - разрешите мне товарища удивить, он потом у Вас все открытки скупит, - и  показываю ей фото Спящего красавца. Девушка заинтересовалась, кивнула. Я вытащил из проволочного кармашка витрины пачку каких-то открыток, отдал их продавщице, а на освободившееся место воткнул фотографии дяди Саши и как раз вовремя. У кассы появилась его спутница.


 

- Вы знаете, в киоске изумительные репродукции, обязательно посмотрите, не пожалеете.


 

Тут и Александр Валерьянович объявился. Берут они друг друга под ручку, чинно благородно идут к киоску и начинают  карусельку с открытками медленно крутить, репродукции разглядывать. Я, на всякий случай, подальше держусь. В фойе народу мало, тишина.


 

Вдруг женский вскрик:


 

- Саш!


 

Мужской голос, встревожено:


 

- А?


 

Женский голос:


 

- Ты, ты!


 

Мужской голос, встревожено:


 

- А?- пауза, - Аа?! - Аааа!!! – и далее что-то неразборчивое из ненормативной лексики. Я подошёл. Дядя Саша стоял с открытым ртом, держа в руке пачку своих фотографий.


 

- А если бы меня удар хватил?






 

- Не хватил бы, зря, думаешь, я тебя сначала в буфет заманил? Вина попить. В целях профилактики!


 

Узнав, что вино пили для профилактики, дядя Саша успокоился и купил много-много открыток с репродукциями. Поддержал коммерцию, как и было задумано. Но рассказ о картине Явление Христа народу слушал уже вполуха.


 

Моё открытие сводилось к тому, что Иисус остановился (отпрянул), наткнувшись на взгляд человека из толпы,  который стоит к нам спиной. В свою очередь, встретившись глазами с Иисусом, тот ощетинился, его волосы встали дыбом. Между ними, одетыми в одинаковые одежды,  Иванов поместил такой сгусток энергии, как если бы эти двое являлись полюсами нашего мира.


 

Спутница Александра Валерьяновича моими искусствоведческими изысканиями особо не впечатлилась. Рассказом неожиданно заинтересовалась какая-то тётка, сидевшая рядом на банкетке.


 

- Как Вы пришли к такому выводу? – спросила она с некоторым сомнением в голосе.


 

-  Как увидел работу Глазунова под названием «Христос и Антихрист», так и пришёл, – ответил я, вспомнив наш с Моисеем совместный (ещё при Собчаке) визит в Санкт-Петербург, когда нас ночью занесло на вернисаж Ильи Сергеевича.


 

Зимний взят, Зимний взят,


 

красные заняли Петроград!55.формат


 

Первый раз я увидел Глазунова летом 1973 г. Проконтролировать, как я сдаю вступительные экзамены, в Ленинград на пару дней приехал дед Владимир. Мы шли с ним по Литейному. У перекрёстка перед Невским проспектом на красный свет в первом ряду прямо напротив нас встала задрипанная Волга с чёрными шашечками на борту. На правом переднем сиденье сидел дядька в светлом клетчатом пиджаке. По причине жары окно с его стороны было открыто.


 

- Смотри, - сказал дед, - это Илья Глазунов. Художник.


 

Ещё мы были в Русском музее. У картины «Последний день Помпеи» я рассказал дяде Саше, что одно время работал с бывшим военным лётчиком по фамилии Еремеев. В квартире у Еремеева над кроватью висела большая репродукция вышеозначенной работы  Брюллова. В правом верхнем углу живописного полотна бывший военный лётчик Еремеев поместил изображение Фантома - супер звукового истребителя-бомбардировщика ВВС США, атакующего наземные цели. По моему мнению, с этим летательным аппаратом картина обрела законченность, её можно было считать совершенной.


 

Прикидывая, Моисей долго рассматривал полотно великого мастера, потом заявил, что никакой американский самолёт не сможет соперничать с извержением Везувия. 11.09.2001 г. я хотел позвонить и напомнить ему об этом разговоре, но передумал.


 

И жёлтым детям на забаву даны клочки твоих знамён.56.формат


 

Реализм на марше, не иначе.


 

Помимо живописных работ, Чайный клуб украшала высеченная из мрамора человеческая голова в натуральную величину. Голову я нашёл на помойке возле мастерской одного скульптора. Своими искажёнными пропорциями она производила жутковатое впечатление. Пришлось чугунным утюгом отбить ей мраморный нос. После отбития носа голова приобрела некое подобие греческого изящества. Светлым пятном она благородно белела над старым сервантом в самом углу комнаты. Раздеваясь,  Лёха приспособился нахлобучивать на неё свою шапку. Как-то вечером Анатолий Эрихович вернулся домой в состоянии крайней неприязни ко всему прекрасному. Пробурчав что-то про бардак в стране, он подошёл к серванту, схватил голову и вместе с Лёхиной шапкой швырнул её в окно. Только мы их и видели, хорошо, что для целей проветривания створки окна были раскрыты настежь, а то бы стёкла повылетали. Наутро Анатолий Эрихович соображал плохо, можно сказать, никак не соображал, поэтому вопрос, - Зачем он выбросил из окна голову с Лёхиной шапкой? - понял так, что выбросил из окна одетого в шапку Лёху. Смутные воспоминания о ночном метании человеческих голов повергли его в глубочайшее уныние. Он искренне сожалел о случившемся и раскаивался в содеянном. Поев колбасы, Анатолий Эрихович решил идти в милицию с повинной, чтобы хоть как-то загладить свою вину перед обществом. Добровольно сдаться ментам Анатолию Эриховичу не удалось только потому, что в туалете раздал шум спускаемой воды, после чего в комнате появился разъярённый Лёха. Сквозь мат-перемат можно было понять, что он резко критикует остолбеневшего Анатолия Эриховича за вчерашний необдуманный поступок, навсегда лишивший его тёплого головного убора. Об утрате мраморной головы сожалел только я.  Вообще-то, Эрихович, в отличие от нас, в милицию не попадал ни разу. Может быть потому, что предпочитал Трёх мушкетёров на Петроградке, а мы – ресторан гостиницы Октябрьская. На двоих обычно заказывали холодный ростбиф, два салата из капусты, хлеб и 300 граммов водки. Вместе с чаевыми легко укладывались в 5 рублей. Если были при деньгах, позволяли себе немного больше.