Страница 103 из 132
Ю.К. ТОЛСТОЙ и А.А. СОБЧАК
Легенды академика Юрия (Георгия) Кирилловича Толстого в формате 3D / А. Иванов. В. Панкратов, Ю. Толстой // Новая юстиция. Журнал судебных прецедентов – 2009. - № 4 (5). С. 133 – 147.
Выборка
Мы не знали, что Толстой дворянского роду, но можно было догадаться, что он, конечно, «из тех». Кстати, Толстые по части советского академичества, похоже, обогнали другие дворянские фамилии. Я как-то заглянул в Интернет и нашел там не только Алексея Николаевича Толстого, начинавшего графом, а закончившего советским писателем и академиком АН СССР, но и академика–филолога Никиту Ильича Толстого, правнука Льва Николаевича Толстого, чья дочь Анна, известная как Фекла Толстая, преподаёт сегодня в «Школе злословия». Но это к слову. Учились мы у Юрия Кирилловича в середине 70-х годов. Ю.К., значит, тогда было за сорок. Он еще не был академиком и даже член-корреспондентом, просто профессором кафедры гражданского права. При личном общении студенты обращались к нему только по имени-отчеству – Юрий Кириллович, именно так он нам сам представился. А за глаза – просто Толстой, а для краткости иногда - Ю.К., и всё. Если бы при первом знакомстве Ю.К. сказал – Георгий Кириллович, вопросов бы не было, но про Георгия ни я, ни мои товарищи ни разу не слыхали ни от самого Ю.К., ни от его многочисленных коллег. А байки о нем ходили и разные. Однажды, рассказывая, что на него и на даму преклонных лет, которую он сопровождал, напала ворона, ЮК, как о само собой разумеющимся, упомянул, что его спутница была одета в «каракулевый сак». Заметив нашу реакцию, Ю.К. кратко и точно описал эту верхнюю женскую одежду. Мы все отметили его абсолютное знание предмета. С тех пор я тоже знаю, что такое каракулевый сак, хотя сам ни разу в жизни его и не видел. А вот еще одну вспомнил. Попросил как-то Ю.К. профессора Ряженцева и ещё двух товарищей с кафедры государственного права помочь ему в перетаскивании домашней мебели (толи в связи с переездом, толи в связи с покупкой). Те согласились, и весь предпраздничный день таскали мебеля на руках, поскольку лифта в старинном подъезде не было. Когда работа была закончена, тётушка Ю.К. сухонькой ручкой достала из ридикюля десятку и протянула её Ряженцеву.
– Маманн, - профессоре! Маманн, - профессоре! – в панике вскричал Ю.К. по-французски, заминая возникшую неловкость.
Эту фразу – Маманн, - профессоре! - мы часто, к месту и не к месту употребляли на факультете и не обязательно при встрече с профессором Ряженцевым. Ю.К. довольно поздно женился и, как нам казалось, к женщинам своего возраста и младше относился с некоторой опаской. Надо сказать, что они это прекрасно чувствовали и особо симпатичные иногда пытались проверить на Толстом свои чары, а заодно посмотреть, будет профессор краснеть или нет, если ему задать какой-нибудь вопрос из разряда деликатных.
То ли чары в большинстве своём были мнимыми, то ли Толстого женщины по своей девичьей привычке не дооценивали, не знаю, но заставить его смущённо отвести взгляд, или, тем более, покраснеть, им не удавалось. Может быть, их это только раззадоривало, потому, что попыток своих они не прекращали. Вот однажды Марина Н., сейчас она уже бабушка, а тогда довольно молоденькая штучка, при достаточно большом стечении народа задала Толстому вопрос:
- Юрий Кириллович, Вы меня помните, в прошлом году Вы меня в гости приглашали?
- И Вы приходили? - растерянно спросил у неё Ю.К.
Припоминаю еще одну историю, связанную с Ю.К. Столовая на юридическом факультете не отличалась высоким качеством приготовления блюд. Если она чем и привлекала студентов, то, в основном, своими низкими ценами. Преподаватели же заглядывали в неё только в случае крайней необходимости.
Новолодский с пятого курса рассказывал, что как-то в эту столовую заглянул Толстой. Был четверг. Страна испытывала дефицит мяса, и поэтому Коммунистическая партия и Советское правительство обязали общепит по четвергам торговать исключительно рыбой, которая в СССР была почему-то дешевле мяса. Я несколько раз задавал разным людям вопрос о загадках такого ценообразования, но разумного объяснения этому феномену так и не получил. Официально всё это называлось – рыбный день, о существовании которого Толстой, видать, подзабыл.
- Только рыба – объявила ему из-за прилавка молодая деваха в белом халате, стоя у подноса с пережаренным хеком.
- Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! – только и сказал разочарованный Ю. К.
С того момента многие на факультете стали называть четверг не рыбным, а Юрьевым днём.
Ю.К. был пристрастен. Ко всем он относился с достаточной строгостью, но некоторые поблажки делал только для тех студентов, кого по каким-то одному ему ведомым критериям, выделял в положительном плане. Например, к нему можно было подойти и без объяснения причин сказать, что сегодня к семинару ты не готов, но сделать это нужно было только до начала занятия, и тогда ЮК вопросов тебе не задавал. Если свою неподготовленность кто-либо демонстрировал уже в ходе семинара, Ю.К. был безжалостен, со всеми вытекающими последствиями. Он навсегда вычёркивал такого студента из списка тех, с кем готов был неформально общаться.
Много лет назад в одной книжке, кажется, она называлась «Где сходилось небо с холмами», я прочёл, как один композитор ехал в поезде и, слушая радиотрансляцию, тоскливо считал, сколько песен получилось из его симфонии, которую композиторы-песенники растащили на шлягеры, сделав из каждой симфонической фразы самостоятельный музыкальный хит.