Страница 22 из 32
Як-1 начал производиться в 1940 году, и до конца выпуска в 1944 году их выпустили 8734 штуки разных модификаций. Был он легок, имел на вооружении одну 20-миллиметровую пушку ШВАК и два пулемета винтовочного калибра. Максимальная скорость у земли была 437 километров в час, а на высоте 5 километров – 569 километров в час. Но основные бои происходили на высоте 2–3 километров, где Як-1 уступал «мессеру» в скорости и в вертикальном маневре. За время выпуска самолет постоянно усовершенствовали: появились рация, посадочная фара. Самолет был прост и легок в управлении, доступен летчику невысокой квалификации, устойчив в полете. А за счет малого веса превосходил «худого» в горизонтальном маневре.
Однако летчики, повоевавшие на «Яках», отмечали и недостатки. Так, на пикировании, когда скорость была выше пятисот километров, зачастую с крыльев срывало фанерную обшивку, и самолет разрушался. Плохо открывался фонарь пилотской кабины, из-за чего некоторые пилоты не закрывали его в бою, теряя в скорости. Из-за подтекающего маслом двигателя забрызгивался корпус фонаря из триплекса, и посадить машину было трудно, видимости через масляную пленку не было. Но все эти проблемы Тихон испытает на себе позже, когда станет летать.
А пока – краткое изучение материальной части, приемов управления. Группа подобралась разношерстная. Были пилоты, воевавшие на истребителях устаревших конструкций – И-16 и И-153, и они хотя бы знали тактику воздушного боя. Были пилоты вроде Тихона, летавшие на У-2, Р-5 или небольших пассажирских самолетах, – вот этим новичкам было сложнее всего. Главное – напрягали самостоятельные первые вылеты. Як-1 еще не выпускали в виде «спарки», двухместного учебного варианта, когда инструктор мог вмешаться и исправить ошибку пилота.
А что ошибки были, видели все. На их глазах пилот посадил самолет, не выпуская шасси, как привык на Р-5 – у него, как и у У-2, колеса не убирались. А привычка-то осталась, ее из памяти быстро не уберешь.
Другой на рулежке развернулся резковато, опора хвостового колеса подломилась, и фюзеляжу досталось. Носовая часть самолета была дюралевой, но после кабины летчика остов обтягивался полотном.
Через две недели после прибытия в ЗАП начались полеты. Непривычно было все, начиная от посадки в кабину: отрегулировать лямки парашюта, потом – привязные ремни сиденья. При рулежке мешал капот двигателя – на У-2 обзорность вперед была лучше. И скорости – взлетная и посадочная – были значительно выше, тоже навык иметь надо.
Первый вылет был простой. Взлететь, набрать высоту триста метров, построить «коробочку» вокруг аэродрома и сесть. Однако пока Тихон выполнял простейшее упражнение, он взмок. При посадке несколько раз проверял, выпустил ли он шасси, не мала ли скорость. И только он выбрался из кабины, переполненный эмоциями, как его место занял другой пилот.
Те, кто еще не летал, стали его расспрашивать. Все уже пилоты, некоторые имеют большой налет. Но машина для них новая, пугает.
Быстрее всего освоили Як-1 те, кто летал на «ишаках» и «чайках». И-16 был строг в управлении и ошибок не прощал. После поликарповского истребителя яковлевский был проще в управлении.
Когда пилоты освоили полеты по кругу, они приступили к более сложным маневрам. Времени на подготовку мало, поэтому занимались с утра до вечера. На завершающей стадии – стрельбы, дело тоже для большинства пилотов новое.
Стреляли на полигоне из пушки и пулеметов. Ощущения необычные: грохот, самолет трясет от отдачи, в кабине запах пороховых газов. Но к моменту стрельб Тихон освоился в кабине и уже не искал глазами кран уборки шасси или бензомер на приборной панели.
Настала пора выпуска. В их летные книжки вписали данные об освоенном типе самолета, а тем, кто не имел сержантского звания, присвоили приказом.
Поскольку Тихон был ефрейтором, он стал младшим сержантом. Летавшие на «ишаках» и уже имевшие звание сержанта стали старшими сержантами, а один – так старшиной, поскольку до госпиталя он занимал должность командира звена.
На радостях устроили нечто вроде небольшого выпускного. В складчину купили водки, немудрящей закуски с ближайшего рынка и отметили выпуск.
Буквально на следующий день прибыл первый «покупатель» – как называли представителей летной части. Надо ли сомневаться в том, что он в первую очередь отобрал тех, кто воевал на истребителях раньше?
Каждый день бывшие курсанты убывали в действующие полки. Те, кто раньше летал на У-2, мало привлекали «покупателей», и Тихон приуныл. Ему хотелось в действующую армию, воевать с немцами. Зол он был на них – в том числе и за свое ранение, за погибшую Катю. А еще – в казарме ЗАПа было холодно, кормили курсантов по тыловой норме, и им все время хотелось есть.
Через несколько дней к ним в полк прибыл очередной «покупатель». Он построил оставшихся, коих набралось двенадцать человек. Он выкрикивал фамилии по списку и просил сообщить, на каких типах самолетов летал и какой налет.
Лицо «покупателя» показалось Тихону знакомым. Но где он мог его видеть?
Фамилия Федоров была в конце списка, и когда «покупатель» ее выкрикнул, Тихон ответил, как положено в армии:
– Я! – и сделал шаг вперед.
«Покупатель» поднял глаза на Тихона и вдруг застыл:
– Тихон?
– Я.
– Не узнал? Я же Алексей Смирнов! Ты меня из немецкого тыла раненым вывез.
– Товарищ лейтенант, вы?
Только после того, как «покупатель» напомнил ему события середины июля, Тихон вспомнил – видел-то он его лицо буквально секунды. А потом столько событий произошло… Встретиться не думал – и вдруг такая неожиданность.
– Беру в полк! За храбрость твою беру. А что опыта боевого мало, так подучим!
Так Тихон попал в истребительный полк ПВО, можно сказать – по знакомству.
По приезде на аэродром Смирнов зачислил его в свою эскадрилью. За время, пока они не виделись, он уже вырос до комэска. После госпиталя Смирнов тоже пересел на «Як».
Для защиты Москвы от немецких бомбардировщиков в полк ПВО направляли лучшую технику – «ЛаГГи», «МиГи», «Яки». Но ни один из этих истребителей не мог сравниться с основным истребителем люфтваффе – «Мессершмиттом».
Смирнов отобрал еще двоих пилотов. Налеты на Москву были регулярными и массированными, под сильным прикрытием истребителей. Схватки были ожесточенные, потери с обеих сторон большие. Конечно, лучше бы перехватывать бомбардировщики на дальних подступах к столице, но враг стоял недалеко от Москвы, буквально в десятках километров, и расположить аэродромы между городом и передовой было бы полным безумием. Сигналы о приближающихся стаях бомбардировщиков поступали в истребительные полки ПВО с опозданием, да еще пока истребители со своих аэродромов доберутся, теряя драгоценное время…
Служба ПВО включала посты ВНОС – воздушного наблюдения, оповещения, зенитные батареи, аэростаты, прожектористов, истребителей. И как ни старались немцы, нанести серьезный урон столице они не смогли.
Аэродром, где располагался полк и куда попал Тихон, размещался на северной окраине Москвы. На вооружении у него были «Яки», как определил Тихон – первых серий, с высоким гаргротом за кабиной.
Летчики и вспомогательный персонал жили в помещениях эвакуированного завода. По фронтовым меркам – просто шикарно, особенно если учитывать очень холодную и суровую зиму 1941/42 года. В приспособленных казармах было тепло, из кранов текла вода.
Тихон уже имел опыт службы на полевых аэродромах, где он жил в землянке, а вода, которую надо было еще принести из колодца, была в ведре.
Тяжелее всего зимой приходилось механикам и техникам. Для поддержания постоянной боеготовности к вылету им приходилось подогревать моторы авиационными печками, гнавшими горячий воздух на двигатель и радиаторы – масляный и водяной. Техника в морозы капризничала: замерзали масляные трубопроводы, прихватывало воздушные трубки от водяных пробок, и усилия технического персонала были просто титанические.
Для начала вновь прибывших – после знакомства с пилотами – обмундировали. Им выдали теплые меховые комбинезоны, меховые шлемы, унты. Ведь если на земле было минус тридцать, то на высоте в два-три километра – еще холоднее, да еще изо всех щелей кабины изрядно дуло, усугубляя ситуацию. Кабины были негерметичные, и иногда от дыхания пилота на плексигласе осаживалась изморозь, ухудшая обзорность.