Страница 64 из 154
После литургии мы стояли у кельи старца Харалампия, откуда вскоре вышел седобородый монах внушительного вида, только что исповедовавшийся у игумена.
— Это монастырский отшельник, монах Феоктист! Живет в уединенной келье вверх по ущелью, всегда в затворе. Только иногда на исповедь в монастырь приходит…
Объяснения отца Агафодора прервал монах Дионисий, пригласивший нас в келью известного духовника и молитвенника, у которого мы сразу взяли благословение. Я смотрел в его доброе деревенское лицо и отдыхал, умиляясь душой. Из-под опущенных уголков его век смотрели молодые, как у юноши, светло-карие глаза. Небольшая бородка, простая матерчатая скуфья, старенький выцветший подрясник, натруженные крестьянские руки — весь его простой облик был необыкновенно симпатичен.
— Отец Симон, Геронда немного знает по-русски. Он жил когда-то под Краснодаром, где и вы! — негромко сказал иеродиакон, наклонившись к моему уху.
Старец услышал его слова и просиял:
— Краснодар? Как дела? Хорошо? — И засмеялся. Мне сразу стало легко и спокойно.
— Хорошо, очень хорошо, слава Богу! Евхаристо! — ответил я, поклонившись. — Спроси у игумена, отец Агафодор, можно ему задать несколько вопросов о молитвенной жизни.
— Эндакси, эндакси! — согласился старец.
— Говорите, батюшка, а я буду переводить… — шепотом подсказал переводчик.
— По благословению нашего духовного отца, Геронда, мы живем в уединении в лесном скиту на Кавказе… — начал я.
— Кавказ — хорошо! — подтвердил отец Харалампий, услышав знакомые слова, вызвав у нас улыбку. — Краснодар — хорошо! Я жил в Краснодар… — Он продолжал внимательно слушать.
— Поэтому мне очень важно знать, как бороться в уединении с помыслами? — закончил я свой вопрос. Мой друг перевел его Геронде. Старец отвечал по-гречески, а отец Агафодор негромко переводил слово за словом.
— Если бы за тобой охотился убийца на твоем Кавказе, что бы ты сделал? Убежал в лес! Так и ты убегай от мысленного врага глубоко в сердце… Тот, кто стяжал благодать, крепко стоит в сердечной глубине, облеченный в броню отречения от всего земного. Для монаха в миру нет дорог! Спасайся раньше, чем начнешь погибать.
— Уважаемый Геронда, как разобраться, какой помысел от Бога, а какой от врага?
— Без непрестанной молитвы будешь биться в помыслах, как рыба на горячем песке! Поэтому стяжание такой молитвы есть основная цель монашеской жизни. Но вообще не принимать никаких помыслов — это великая тайна, которую мало кто уразумевает.
— А что такое помыслы, отче?
— Помыслы — это бесы, демоническая энергия. Их логикой победить невозможно, поэтому никогда не вступай с ними в собеседование и не поддавайся их внушению, которым они увлекают за собой не имеющую рассуждения невежественную душу в самые бездны ада. Возражая им, ты лишь на время заставишь их умолкнуть, а затем они нападут на тебя с новой силой, пока не увлекут на грех, сначала мысленный, а потом и телесный. От того, кто носит в себе дурные помыслы, ангелы отбегают, как от ведра с помоями.
— А если противоречить им цитатами из Евангелия?
Старец слегка улыбнулся:
— Это не наша мера, а мера великих подвижников. Никогда не вступай в беседы с помыслами, как я сказал! Всякий помысел, приносящий в душу сомнения, — от лукавого. В Божественной благодати нет никаких сомнений — в чем ей сомневаться? Она видит все как есть. Старайся стяжать благодать — и тогда освободишься от рабства помыслов. Царство Небесное силою берется… (Мф. 11:12).
— А как же стяжать благодать, отец Харалампий?
— Основа основ молитвенной жизни — целомудрие, что значит целый здоровый ум, отринувший всякую связь с земными вожделениями. Только такой ум способен к духовной практике и стяжанию благодати. Духовная практика — это счастье! Поэтому практикующий всегда счастлив. Если нет духовной практики — откуда возьмется счастье? Без молитвенного делания нет и духовного рассуждения. «Чистый ум право смотрит на вещи», — говорил преподобный Максим Исповедник.
— Мой духовный отец в России дал мне наставление приблизиться к началам бесстрастия, но пока у меня ничего не получается…
— Это делание самое трудное, но возводящее душу к Божественному созерцанию, что есть великое совершенство и истинная духовная жизнь. Сразу этому не научишься. Нужны время и помощь благодати. Хорошо, что у тебя есть духовник: следует искать старца заранее, а не тогда, когда душа чувствует, что ей приходит конец. Послушание духовному отцу приносит смирение и духовное рассуждение. Послушание и есть истинная школа спасения, в которой овладевают навыками бесстрастия, а учитель — Божественная благодать, передающаяся в Православии от старца к верному послушнику.
— А что с нами совершает благодать, отец игумен? — Мне хотелось за эту встречу узнать как можно больше, не представляя, когда еще появится следующая возможность.
— В таком молитвенном непрестанном делании преображается все человеческое существо, и прежде всего ум. Многие думают, что непрестанная молитва — это когда человек постоянно молится. Но это еще молитва человеческая, по нашим усилиям совершаемая. Духодвижная молитва, когда сердце пробуждается благодатью и само воссылает Богу моления, — вот что такое непрестанная молитва! Когда твой ум полюбит радость пребывания со Христом, он уже не захочет отклоняться от памяти Божией даже на краткое время. А к памяти Божией приводит память смертная. Память смертная отсекает все временное как пустое и преходящее. Так сердце становится чистым.
— Что такое чистое сердце, отче?
— Чистое сердце — это есть духовная свобода, которая состоит в том, что сердце целиком пребывает во Христе, не уклоняясь в чуждые Православию учения и догмы. Люди запутаны, сбиты с толку помышлениями, не ведая, что сердце каждого человека есть маленькое солнце Божественной вечности, в котором сияет Христос. Чистое сердце, обретенное раз и навсегда, подобно немерцающей яркой лампаде, ясно светящей в ночи.
Чтобы стяжать такое сердце, никогда не становись приверженцем бессмысленной деятельности, подобно некоторым неразумным монахам. Старайся стяжать великую духовную цель — Христа, пребывающего в тебе самом. Тот, кто постиг Христа, постигает и Царство Его, «пришедшее в силе», — чистую невечернюю обитель света. Это есть состояние бесстрастия — совершенство духа человеческого в полноте святости. Для того, кто обрел подобное постижение, все является Отцом, Сыном и Святым Духом, Раем, наполненным святыми Ангелами. В этом непостоянстве, называемом нами жизнью, есть одна отрада, которая дает вздохнуть с облегчением, — неизменная Христова любовь, побеждающая даже смерть…
— Простите, Геронда, но заботы и попечения не дают даже передохнуть, чтобы ощутить такую любовь…
На мое замечание отец Харалампий негодующе покачал головой:
— Патерас, вы же иеромонахи! Какие молитвы мы читаем на литургии у Святого Престола? — «Всякое ныне житейское отложим попечение». Житейское — значит, мирское. А это нужно понимать так, что нам следует отложить всякое мирское попечение не только во время Литургии, но и во всех делах нашей жизни! А что означают слова священника: «Горе имеим сердца»? Они означают, патерас, что наши сердца должны быть обращены и устремлены к Богу на всяком месте и во всякое время. Вот чему учит нас священная литургия! Делайте так — и вовек не оскудеете в благодати…
Пока я сидел, погрузившись в смысл этих слов, высказанных отцом Харалампием, иеродиакон решил спросить кое-что и для себя.
— Геронда, а есть судьба у человека?
— Накопленные грехи — вот что люди называют судьбой. Это словно закон хлебороба — что посеял, то и пожнешь… — Старец засмеялся, найдя удачное слово. — Но это не безоговорочный фатальный закон, который не может быть изменен. То, какие мы есть, — это судьба. А то, какими мы можем стать, — это наша духовная практика. В чем она состоит? В том, чтобы сделать неразлучным ум с сердцем во Христе!
— А как это сделать, Геронда? Тело тоже требует о себе заботы…