Страница 38 из 212
— Слушай, брат, можно тебя на минутку?
Мы вышли из купе и здесь грузин неожиданно высказал мне свою просьбу:
— Дорогой, понимаешь, это мой отец! Прошу тебя, не обижай его, чтобы его вещи не пропали, хорошо?
— Хорошо…
Услышав мое согласие, он довольный вошел в купе. За ним следом протиснулся я и поскорее улегся на свою полку, чтобы у отца на мой счет не возникли никакие подозрения. Сын распрощался со своим старичком и, уходя, кинул на меня подозрительный взгляд. Раздался гудок, и вскоре Сухуми с его огнями остался позади.
Утром меня разбудил грохот — поезд шел по большому мосту через горную реку, которая, как мне помнилось по карте, называлась Риони, текущая по знаменитой Колхидской долине, куда в древности аргонавты плавали за золотым руном. Пожилой грузин уже не спал и приветливо смотрел на меня снизу.
— Доброе утро! — как можно дружелюбнее поприветствовал я своего соседа.
— Добрий, добрий утро! — ответил старик с сильным акцентом.
— Понятно… Здравствуй, Грузия! — про себя проговорил я.
Поезд шел по широкой плоской равнине, густо покрытой широколиственными лесами, лишь вдалеке, почти на горизонте, синей полоской угадывались горы.
— Скажите, пожалуйста, а скоро будут горы? — в нетерпении спросил я, потому что без гор любой другой пейзаж казался мне унылым.
— Гори? — переспросил грузин. — Гори скоро уже, совсем скоро! — и он махнул рукой в направлении движения поезда. Прошел час, потом еще два, а никаких гор по-прежнему не было видно.
— Простите, а где же горы? — поинтересовался я.
— Сейчас, сейчас Гори! — последовал ответ. И верно, вскоре поезд остановился на небольшой станции, на вокзальном здании которой виднелась надпись по-грузински и по-русски «Гори».
— Это и есть Гори, здесь родился Сталин! — с уважением в голосе оповестил меня мой сосед.
Наконец мы приехали в Тбилиси. Город окружали безлесные и выгоревшие от солнца холмы. Настоящих гор нигде не было видно, и город мне сразу не понравился. Лишь вид Куры, стремительно несущей свои мутные воды с далеких хребтов, немного меня успокоил. Господи, Заступниче мой, если бы я знал, какой замечательный старец тогда подвизался в Тбилиси! Бывший Глинский монах, митрополит Зиновий, к которому позже присоединился и любимый всеми кавказскими пустынниками отец Виталий, ученик старца Серафима Романцова, подвизавшийся тогда в отдаленной пустыне в горах Абхазии. Но об этих замечательных людях мне довелось узнать гораздо позже. Увидев справочное бюро, я спросил, есть ли поблизости от Тбилиси монастыри или древние храмы?
— Есть, конечно, есть! Поезжай в Мцхета! — ответили в окошке.
Старенький автобус неспешно повез меня в Мцхета, древнюю столицу Картлийского царства VI века. «Гордая и тщеславная кукла, возомнившая себя повелителем земли и покорителем небес, набитая опилками ничтожных знаний и никчемных сведений, когда ты станешь живым человеком по образу и подобию Божию?» — говорил я себе, уныло глядя в окно автобуса на выцветшую, цвета меди, скудную местность.
Там, где сливаясь шумели, «обнявшись будто две сестры, струи Арагвы и Куры», как писал Лермонтов, высоко над Мцхетой издалека бросался в глаза силуэт Шио-Мгвимского монастыря с его знаменитым храмом Креста — Джвари, где воздвигла святой Крест равноапостольная Нина. Внизу, на ровном плато прибрежной долины, возвышался купол собора Светицховели — Животворящий Столп. Панорама была необыкновенной и впечатлила меня своей грандиозностью, но сама природа не располагала душу оставаться здесь. В соборе шла утренняя литургия и грузины, в основном, мужчины, пели чрезвычайно красиво. Я стоял в углу, чтобы не привлекать внимания, и молча молился. Священник вынес крест и я подошел вместе со всеми молящимися приложиться ко кресту:
— Скажите, куда мне поехать, чтобы попасть в настоящие большие горы?
Батюшка на мгновение задумался:
— Ты поезжай на Казбек, это самое лучшее место!
— А старинный монастырь там есть?
— Есть, есть, очень старинный… — и он перекрестил меня своим большим крестом.
Поблагодарив любезного грузина, не раздумывая, я купил билет на автобус в горное село Сиони, которое, как мне сказали находится — «прямо напротив Казбека!» Автобус был полон пассажиров деревенского вида и мы, не торопясь, начали длинный подъем через богатые селения и ореховые леса на Крестовый перевал.
На Крестовом перевале дул режущий холодный ветер, в ложбинах лежал еще не оттаявший до конца снег. Влево от перевала высилась белая глава заснеженного Казбека, представляющего собой потухший вулкан с конической вершиной, очень эффектно выделяющейся на фоне синего неба и быстро летящих облаков. Как будто она летела над землей, рассекая серую облачную пелену. Автобус, словно подгоняемый ветром, визжа тормозами, быстро спустился в голую, с редкими сосновыми рощами, просторную долину. На вершинах некоторых горных отрогов красовались старинные церкви из светлого камня. Вид был чрезвычайно впечатляющим и покорил меня своей суровой красотой, но чуть было не убил резким и пронизывающим холодом.
Водитель действительно высадил меня прямо напротив Казбека, царившего в облаках над широкой долиной, с текущим по ней Тереком, и над небольшим селом с разбросанными домами, называвшимся Сиони. Монастыря с этого поворота я нигде не заметил, а на противоположной стороне дороги стояли какие-то невзрачные строения, с надписью на воротах — «Турбаза», где назойливо лезла в глаза водокачка.
«Так, приехали…» — вздохнул я и поплелся на эту турбазу, поскольку больше во всей округе никаких гостиниц не имелось. Директор, коренастый грузин с хитроватым настороженным взглядом, встретил меня неприветливо:
— Ты кто такой?
— Студент.
— А зачем приехал?
— Хочу немного пожить в горах и заработать на обратный путь.
— А откуда ты приехал?
— Из Тбилиси.
— А где живешь? — допытывался он.
— В Ростове.
— Ладно, но если ты студент, почему приехал так рано? — директор подозрительно посмотрел на меня.
— Взял академический отпуск… — скрепя сердце, соврал я.
— А студенческий билет есть?
— Пожалуйста… — достал я билет из внутреннего кармана штормовки и протянул директору.
Он внимательно осмотрел документ, затем мою физиономию, и небрежно процедил:
— Рабочим на кухню возьму. Жить будешь в туристском домике…
Меня поселили в деревянном домике без печки, в одной комнате с поваром-армянином, который безпрестанно курил. Молиться при нем было неудобно, пришлось от холода с головой накрыться тонким негреющим одеялом и так прочесть молитвы после дороги. От усталости я быстро уснул. Утро выдалось холодным, ясным и ветреным. Ветер, кажется, никогда не переставал дуть в этой долине. Мои обязанности состояли в том, чтобы приносить на кухню ящики с овощами и фруктами и мешки с картофелем, а также выполнять многочисленные работы по хозяйству турбазы: красить заборы, следить за пожарным щитом, мести двор, в общем, делать, что скажут. В это утро мне и сельскому милиционеру директор, который оказался еще по совместительству и председателем местного сельсовета, приказал таскать железные койки со склада и устанавливать их в туристических домиках. Заезд туристов только ожидался, и начало мая скудной зеленеющей травкой свидетельствовало о приближении лета.
Милиционер оказался добродушным веселым парнем, и мы быстро подружились в процессе работы. Греться от холодного жесткого ветра я убегал на кухню, где было единственное теплое место, так как одет я был слишком легко для долины, находящейся на высоте около тысячи двухсот метров. На кухне из всего персонала только повариха была русской. Ее муж состоял в должности заведующего продовольственным складом, остальные поварихи-грузинки были женами рабочих турбазы. Все они относились ко мне с жалостью и всегда угощали на кухне горячим чаем и грузинским пирогом из крапивы вместе с безсменным компотом из сушеных фруктов. На кухне говорили больше по-русски и лишь иногда по-грузински. Основной темой разговоров было ругать Россию и русских, из-за которых в Грузии все так плохо.