Страница 200 из 212
— Батюшка, если у вас есть духовные книги на Решевей, передайте нам что-нибудь почитать…
— Конечно, передам! — наконец с облегчением смог сказать я после обработки больного зуба. Если бы не горячая молитва в сердце, которая уменьшала боль при сверлении зуба этим чудовищным устройством, я бы, наверное, не выдержал этой процедуры.
С новой пломбой в зубе я шел под ночным звездным небом к дому Василия Николаевича, нагруженный сырами от «катакомбников». На душе, несмотря на перенесенные мучения, было так хорошо, что Иисусова молитва изливалась из сердца сама собой в благодарственном безмолвном молитвословии Богу. Сильно утешенный ею, я еще долго молился в свой комнатушке наверху в доме доброго пасечника.
Самый удивительный вывод, который можно было сделать после всех моих переживаний и приключений, привел меня к пониманию того, что непрестанную Иисусову молитву враг одолеть не может, если в душе не возникнет согласия на его соблазн и склонение ко греху. Когда зло нападает на душу, утвердившуюся в молитве, оно только закаляет дух человека, а также укрепляет его стойкость и терпение в различных испытаниях. Зло, не желая этого, своими нападениями начинает способствовать спасению молящейся и кающейся души. Враг, заметив, что его коварства и лукавства не только не вредят душе, преображенной Иисусовой молитвой, но и приводят к спасению от греха, сразу отбегает от такой души, словно опаляемый огнем. Это невероятное открытие потрясло меня своей простотой. Уже лежа в койке, я продолжал благодарно молиться. Любовь к Богу расширяла сердце до безконечности, а слезы сбегали по щекам, промочив подушку и подрясник.
Небольшим караваном мы возвращались на Решевей. Скворцы звенящими трелями буравили утреннюю тишину. Сын Василия Николаевича вез пасхальные подарки на лошади, ведя ее на поводу. По пути он рассказывал мне одну увлекательную историю:
— Мой хороший друг, батюшка, поделился недавно со мной новостью, что рядом с вашим хутором он нашел подземное озеро!
— Не может быть! — не удержался я от восклицания.
Мой спутник продолжал:
— Видите вот эти скалы у тропы? Из них все время льется вода. Мой товарищ однажды решил исследовать эти скалы, возвращаясь с охоты. Неподалеку он обнаружил небольшую дыру в горе и из любопытства просунул в нее голову. Присмотревшись, он увидел, что этот лаз продолжается дальше. Сначала он ползком полез по нему, а затем, когда проход стал повыше, поднялся и пошел в глубь горы. Через какие-то трещины сверху проникало немного света, и мой друг заметил, что он пришел к берегу довольно большого озера. У берега стояла маленькая лодочка с веслом. Он поплыл в ней по озеру и обнаружил посреди него небольшой островок с избушкой. Из трубы шел дым. Мой товарищ постучал в дверь, и ему кто-то ответил: «Аминь». Он вошел и увидел двух старичков-монахов. Они напоили моего друга травным чаем и отвезли на лодке к тому лазу, по которому он проник в подземную пещеру. На прощанье монахи попросили моего товарища никому о них не рассказывать. Поэтому он под большим секретом сообщил эту историю мне. Я вам рассказываю все это, как батюшке. Мне можно вам об этом говорить?
— Можно, можно… — сказал я и нетерпеливо спросил: — А тебе твой друг не показывал этот ход?
— Показывал, конечно! Пойдемте со мной, я вам тоже покажу!
Наш проводник подвел нас к небольшому гроту, засыпанному землей.
— Вот здесь была дыра, а теперь, после зимы, земля обвалилась и засыпала вход в пещеру, — со вздохом сказал наш провожатый.
Сын Василия Николаевича уехал, а я, шокированный услышанной историей, рассказал ее отцу Пантелимону. Тот схватил две лопаты:
— Ну что, отец, пойдем глянем?
Мы не стали откладывать и до вечера, измазавшись грязью, расчищали завал. Действительно дыра обнаружилась, но, как ни светили мы в нее фонариками, нигде не смогли обнаружить ее продолжения. Небольшая полость в известняке заканчивалась в двух метрах от входа. Оставив лопаты, мы обследовали все скалы в окрестности, пытаясь найти трещины, через которые, как уверял рассказчик, свет проникал в пещеру. Утомленные и испачканные грязью, мы спустились со скал и посмотрели друг на друга. Геолог, не удержавшись, расхохотался:
— Ну и трепачи! Простые деревенские трепачи, а провели меня, геолога! Да я съел собаку в этом деле! Чувствую, что врут рассказчики, а соблазнился на старости лет… И тебя, отче, с собой потащил…
— А я тоже поверил, отец Пантелеймон! История ведь захватывающая! А сочинитель — это местный гений…
Посмеиваясь над собой, мы вернулись в скит. Наше желание соприкоснуться с жизнью святых монахов было настолько сильным, что мы поверили этой истории без всяких задних мыслей.
За вечерним чаем все трое принялись обсуждать предстоящую поездку в Москву.
— Ну, отче, ты впутался в приключение! Чувствую, будут у вас искушения… Вот, двести долларов из моих запасов, можете тратить!
— Спасибо, дорогой отец Пантелеймон! — с признательностью поблагодарил я инока.
Он продолжал:
— Хотя если вы приедете с моим братом и еще друга прихватите, то от этой поездки будет польза. Завидую тебе по-доброму, отче, если тебе удастся увидеться со старцем! А в остальном… — отец Пантелеймон покрутил головой. — Не знаю, что и сказать… Я бы точно не поехал!
Мы помолчали.
— А что умеют делать твои ребята? — спросил я у геолога.
— У моего брата золотые руки, то, что надо. А друг мой Николай, математик из Академии наук, кандидат, — очень талантливый парень! Топор он, может быть, и видел где-нибудь в деревне, а работать им не умеет. Но сил у него хватит, чтобы бревна здесь таскать… Это уж точно! Для строительства нашей церкви оба пригодятся.
К концу мая наш огород был закончен. За нами на лошади приехал сын пасечника, чтобы доставить наши рюкзаки на Псху. Озабоченный нашим отъездом, отец Пантелеймон провожал нас, бурча в окладистую бороду:
— И чего вам на месте не сидится? Когда же вас обратно ожидать?
— Неделю туда, неделю там, неделю обратно, значит, примерно через три недели постараемся вернуться, с Божией помощью! Дорога же круговая… — подсчитал я.
Мы обнялись на прощанье.
— Привозите брата и Николая, с Богом! — напутствовал нас на дорогу наш друг.
Тропа благоухала от цветущих кустов желтой азалии и розового шиповника. В доме пасечника нас ожидали четверо молодых крепких ребят, вооруженных автоматами, во главе с милиционером.
До вечера мы обсуждали за чаем наш секретный переход через границу, и все разошлись после долгой беседы с предвкушением необычности нашей затеи. Заодно я передал книги в подарок моим «стоматологам» в благодарность за приятное и запоминающееся общение и лечение зуба. В сельсовете мне выдали справку о том, что я проживаю на Псху и имею дом.
— На границе пригодится! — вручила мне бумагу с печатью и подписью нового председателя секретарь сельсовета Иустина Ананьевна, прихожанка молитвенного дома и певчая на нашем клиросе.
Пять лет я прожил на Псху, не имея денег, но не испытывал даже во время войны особого в них недостатка, благодаря помощи сельчан и обмену продуктами со своего огорода. Точно так же прожили эти годы и жители Псху, меняя излишки своего урожая на необходимые им товары. Вертолет привозил из Сухуми одежду, продукты, а псхувцы меняли их на сыр, мед, кукурузу, орехи, картофель. Перед нашим выходом в путь пришла делегация верующих. От их лица Шишин вручил мне конверт с деньгами, которые собрали жители села:
— Это вам, батюшка, с отцом Ксенофонтом на дорогу! Пожалуйста, не отказывайтесь!
Я с признательностью поблагодарил всех за участие и доброту, обещая вернуть эту сумму в церковь.
— Как Бог даст, отец Симон, как Бог даст! — ответил Шишин. — Главное, возвращайтесь к нам…
До ущелья наши рюкзаки подвез на лошади Василий Николаевич.
— Ну, бывайте здоровы! Бог вам в помощь! Будем ждать вашего возвращения, батюшка… — попрощался он, сойдя с коня.
— Помолитесь о нас на службах, чтобы все прошло благополучно! — попросил я.