Страница 180 из 212
— Вот теперь другое дело! Красота…
В конце мая он помог мне поднять груз и продукты на Грибзу, и я остался один в своем долгожданном уединении. Сосновый запах моей любимой церквушки в честь Пресвятой Троицы казался мне слаще любого другого аромата. Множество светлячков превращали каждый вечер в фантастическое зрелище, преображая окрестности в мир нереально красивого видения.
За последнее время, встречаясь с лесничим, милиционером и охотниками, я уклончиво отвечал на их вопросы, где находится моя келья. До поры можно было ссылаться на незнание местности. Я изловчился подниматься в келью по ручью, чтобы не оставлять никаких следов, и охотники сгорали от любопытства, пытаясь разузнать, где же я обитаю. Особенно докучал мне Василий Николаевич:
— Отец Симон, вдруг что с вами случится, а мы не знаем, где вас искать! Или у нас что-то на Псху произойдет, а никто не сможет вам сообщить…
— Хорошо, Василий Николаевич, я спрошу благословения у батюшки. Только нужно подождать…
На этом эти разговоры о моей келье временно прекратились.
В середине лета под вечер, сидя на скамье под пихтой, я услышал голос сойки, а затем голоса людей. Выйдя им навстречу, обнаружил, что ко мне поднимается послушник с приехавшим иеромонахом. Они принесли мне муку и мед, за что я был им очень благодарен, так как это давало мне возможность оставаться в горах до конца лета. К моей радости, иеромонах Ксенофонт привез мне письма от отца и моего батюшки. Отец писал, что в стране наступили трудные времена, глупостям правителей, разрушающих страну, нет конца. Его питание теперь — кусок батона и кружка горячего чая. Если бы не поддержка из Лавры, то ему бы пришлось совсем худо.
«Слава Богу, еще остались добрые люди!» — писал отец. Он понемногу распродает ненужные вещи на барахолке, чтобы купить продукты. А в остальном, уверял меня отец, у него все нормально.
Батюшка в своем письме благословил открыто сказать сельским жителям, где находится моя келья, чтобы прекратить пересуды. Но в то же самое время посоветовал подыскать другое скрытое место в горах и построить там новую келью, которая станет моим окончат тельным уединенным прибежищем. Я задумался: несмотря на все мои усилия, такого места мне еще не попадалось. Значит, оно еще ждет меня, так как я твердо верил в благословения отца Кирилла. Батюшка благословлял меня, если станет тяжело, служить уединенную литургию с приходом зимы, когда ко мне добраться будет невозможно. При этом он советовал мне прекратить ловлю рыбы в реке, когда я служу литургии, чтобы не проливать кровь. Я с благоговением поцеловал письмо своего старца: для меня его благословение было настоящим чудом. Один в безлюдных горах, с Церковью и литургией — это именно то, о чем я не мог даже мечтать!
В отношении речной форели батюшкин совет удивительно совпал с тем, что я начал чувствовать при ловле рыбы. Азарта рыбака во мне не было, к тому же вытаскивать из бедной рыбешки острый крючок доставляло и ей, и мне большие мучения. Увидев в них жизнь, проявляющую себя в трогательной разумности, я уже не смог убивать их ради еды.
Приехавший иеромонах рассказал, что игумен отпустил его в наш Иверский скит и благословил подвизаться в горах. Покоренный целеустремленностью этого парня, я разрешил ему поселиться в скиту и начать устраивать свою молитвенную жизнь вместе с послушником Павлом. Заодно разрешил им прямо отвечать на все расспросы обо мне жителей Псху, говоря, что я живу на Грибзе, не уточняя места, и просил обязательно передать эти сведения Василию Николаевичу, Шишину и Валерию.
Когда стихли шаги уходящих гостей, вновь звуки и шорохи леса обступили мою келью, слагаясь в удивительную мелодию тихого, спокойного счастья. Голос кукушки уносил в неведомые дали мою душу. Зрелище величественного пика завораживало взор. Поначалу обилие сильных впечатлений от чистой волнующей красоты гор увлекало мой ум наружу, и требовалось прикладывать много усилий, чтобы возвращать его внутрь. Молитва медленно и спокойно вступала в свои права, успокаивая ум и просветляя сердце. Мало-помалу воспоминания о Псху начали тускнеть, а молитвенный распорядок незаметно укреплял душу. Через какое-то время сами собой родились стихи.
В конце лета днем неожиданный стук в дверь заставил меня вздрогнуть. У кельи стоял улыбающийся милиционер с автоматом на плече и рюкзаком за спиной.
— Вот вы где поселились, отец Симон! Хорошо замаскировались… А то наши охотники ломали голову, где же находится ваша келья… Правильно сделали, что рассказали — меньше будет всяких подозрений!
Мы сели пить чай. Валерий продолжал рассказывать:
— У меня тут на Грибзе секретное место есть, где я охочусь. А осенью со мной случай был: должно быть, Бог спас! Подстрелил я медведя, а он стал уходить в скалы — знает, что там след теряется. Вижу, есть пятна крови на камнях, и лезу по скалам дальше. А медведь в засаде был. Выскочил он из-за камня, я — назад! И… сорвался! Помню, успел сказать только одно: «Святый Боже!» Ударился спиной обо что-то мягкое и лежу. Осмотрелся, а это березка меня удержала. Одна она из скалы выросла. На нее я упал сверху. Кругом пропасть, еле спустился. Пришел домой и первым делом книжки о вере, что вы подарили, все перечитал от корки до корки. Теперь, если нужна помощь или еще что, я всегда рад помочь…
Я обнял милиционера с любовью. Мы подружились на всю жизнь.
Мятущийся человек мира сего принял облик исчадия тьмы, и имя его стало — «гибель». Принявший в сердце ядовитое желание жить без Бога принял в себя жало смерти, и пути его — бездонные пучины ада. Устремившийся к Богу раскрыл сердце свое для Христа, принял в себя Божественную благодать, и дух его стал подобием вечного света и славы Отца Небесного. Пути спасенной души — радость и любовь во Святом Духе, и навеки имя ее — «свет».
ПЕРВАЯ ЗИМОВКА
Господи, что такое мир Твой, если в нем нет человека? Что такое человек мира сего, если нет в нем души? И что такое душа человеческая, Боже, если нет в ней благодати Твоей? Без нее душа человеческая умирает, без души тело человека становится тлением, без человека весь мир становится пустотой, ибо благодатный человек — мера Твоего творения, Господи! Грешная душа, лишенная благодати, — мера пустого мира сего, а святая душа — основа и суть всего, что создано Тобой, Святый Боже!
Христос лишен всякого греха, но Его священная обитель находится в сердце человека. Его любовь к нам, грешным людям, явлена нам Его заповедями и спасительным Крестом. А наша любовь к Нему выражается в отсечении помыслов и служении ближним.
Рассказ охотника привел меня к выводу, что у медведей стоит поучиться, как нужно скрываться от преследования. Я вспомнил, что еще в Таджикистане удивлялся, как ловко прячутся медведи на высоте в скалах, наблюдая сверху за долиной и передвижениями людей. Ранним утром я вышел к каменной осыпи, за которой начинались густые кусты лавровишни. Из кустов поднимались большие каменные глыбы, скатившиеся откуда-то сверху. В дебрях лавровишни пролегали медвежьи тропы. Похоже, я попал на верный путь. Еще несколько скальных уступов — и сверху открылся удивительный вид на поляны Грибзы и на противоположный Бзыбский хребет в зелени альпийских лугов. Чуть выше меня возвышались каменные башни, словно каменный замок в лесных дебрях. Мое сердце забилось от волнения: это было именно то, что нужно.