Страница 160 из 212
— Батюшка, без косы весь двор зарастет травой! Умеете косить?
— Умею, — ответил я, полагая, что это дело нехитрое.
— Ну, Бог в помощь!
По пути на пасеку ко мне заглянул пчеловод и, увидев мое сооружение, одобрительно кивнул головой:
— Это правильно, теперь здесь будем пить чай. Когда-то у моего отца тут стояла пасека. Приятно видеть, что опять жизнь зарождается на Решевей. Нужно еще летнюю печь сложить, скажу печнику. У меня поблизости и могилки есть, поминайте мою родню! Пойдемте, покажу…
В лесу, неподалеку от ручья, он показал мне несколько могил. Мы выкосили густую траву возле них и поправили кресты. Я пообещал следить за ними и поминать усопших. И снова взялся за погреб.
Ручей возле дома мы теперь использовали лишь для стирки и мытья овощей. Когда наше братство охватила «грибная лихорадка», от которой остались десяток банок с засоленными грибами, у всех нас началось странное расстройство желудка. Сначала мы предполагали, что в этом виноваты червивые грибы. Но причина крылась в чем-то другом. В раздумье я отправился исследовать истоки ручья. Метрах в двухстах от дома я не поверил свои глазам: свиньи устроили себе в нашем питьевом ручье грязевые ванны. Сладко развалившись, с десяток свиней нежилось в воде, выкопав глубокие ямы. Пришлось ходить за чистой водой с канистрой к роднику, который нас выручал зимой.
Как я ни бился с валуном, вытащить его мне не удавалось. Илья Григорьевич, заметив, что я мучаюсь над тяжелым камнем, помог мне. Он подложил под него доски, срубил два молодых ясеня и из них сделал два рычага. Один протянул мне и указал, что следует делать, а другим стволом ловко сдвинул камень на доски. Вдвоем, вооруженные рычагами, мы быстро справились с этим каменным исполином. Но вид у старика был невеселый.
— Как вы себя чувствуете, Илья Григорьевич? — озабоченно спросил я.
— Что-то неважно… Собираюсь полечиться нарзаном! Не хотите ли со мной поехать недели на две?
— С удовольствием! А где находится источник?
— Его мало кто знает. Он спрятан в глухом ущелье, на Пшице.
О Пшице я слышал, что это пещерное горное урочище километрах в двадцати от Псху вниз по Бзыби.
На следующий день мы вышли рано утром. Предстояло пройти более тридцати километров: двенадцать до Псху и двадцать до реки Пшица. Илья вел на поводу лошадь, которая безостановочно отмахивалась от мух, мотая головой. Она тащила на себе наши теплые вещи, продукты и канистры для воды. Путь был долгий, и мы не торопясь шли вдоль Бзыби по узкой тропе, то ныряющей в заросли самшита, то уходящей круто вверх, в известняковые скалы. В одном месте нам пришлось даже пробежаться: лошадь копытом задела камень, под которым находилось гнездо ос. Они ринулись на нас сзади и больно жалили, преследуя наш караван довольно долго.
— Да возьми их холера! — выбранился мой друг. — Приставучие какие!
Но это происшествие не испортило хорошего настроения. Я любовался удивительным хребтом слева от тропы со скалами с серебристым отливом, носящим красивое название Серебряный — то ли за цвет, то ли за то, что там в начале века добывали серебро.
Река глухо шумела в узком ущелье глубиной метров шестьдесят, ширина которого в самом узком месте составляла три-четыре метра. Илья спустился со мной с тропы и привел меня к скрытому мосту через знаменитый Нижний Бзыбский каньон. Этот мост представлял собой огромный обломок скалы, заклинившийся в отвесных бортах каньона, образовав естественный мост. Внизу, метрах в сорока под нами, грозно ворчала и ворочалась река, зажатая отвесными скалами. Заночевали мы на пасеке старшего лесничего, отведав сотового меда, который тот держал в рамках для угощения случайных путников в своем пчеловодческом домике.
Пшица предстала перед нашими взорами в девственной чистоте. Голубая река каскадами текла с альпийских лугов в обрамлении огромных вековых пихт. Ветер, гуляющий в ветвях, раскачивал поднебесные кроны могучих зеленых великанов. Мы вошли в густые заросли девясила, эремурусов и гигантских борщевиков, в которых даже лошади ничего не было видно. Не знаю, как Илья угадывал правильный путь. Источник прятался в непролазных травяных джунглях на маленькой полянке. Сильной струей он выбивался из-под большого камня. Вкус у него оказался сладковатый, и вода была сильно насыщена газом. Другой воды поблизости, кроме нарзана, мы не нашли, а река осталась далеко внизу. Первым делом Илья Григорьевич скосил траву, а мне дал задание нарубить побольше дров. Две недели мы пили нарзан, умывались нарзаном, даже варили похлебку и заваривали чай из нарзана. Нужно сказать, что жизнь на нарзане дала нам отличное физическое самочувствие. Одно было тяжело: палатки у нас не было, а Илья пользовался каждую ночь одним приемом. Он раскладывал на ночь большой костер, и мы, надевая на себя всю теплую одежду, лежали у огня, поджариваемые с одной стороны и обдуваемые ледяным ветром с другой. Днем молитву приходилось удерживать без четок, чтобы не привлекать внимание моего спутника. И только сидя у костра, когда Илья засыпал, я мог долго молиться, подбрасывая сучья в раздуваемое ветром пламя. Искры взлетали в небо и там сливались с немеркнущими и такими близкими созвездиями, смотрящими прямо в душу.
К концу первой недели Илья объявил, что нужно ждать вертолет, который прилетит за водой.
— Как же он сядет в эти заросли? — удивился я.
— Сядет, сядет! — засмеялся Григорьевич. — Это же наш ас!
— Который нам доски привез?
— Он самый и есть!
«Такой сядет где угодно…» — подумалось мне.
— Илья, а можно попросить его показать мне сверху пещеры Пшицы и Серебряный хребет?
— Это можно… — кивнул головой Илья. — Я ему скажу. Это мой лучший друг!
Охотник еще раз прошелся косой по подросшей траве, а я топориком вырубил мелкие кусты.
В полдень высоко в синеве послышалось стрекотанье вертолета, который лихо спланировал на нашу крохотную полянку, срезав при этом лопастями верхушки больших кустов. Это был знаменитый Борис, друг Ильи Григорьевича. Он привез нам картошку, лук и овощи, а мы загрузили ему в салон несколько канистр с нарзаном. Илья знаками показал Борису сначала на меня, потом на горы. Пилот махнул рукой на место возле себя.
Мы стремительно взлетели, оставив Илью далеко внизу. Борис приказал мне надеть наушники. Слева в отвесных обрывах показались огромные темные дыры.
— Пещеры! — раздался в наушниках его голос.
Заложив вправо крутой вираж, он помчался над фантастически красивым горным пейзажем: серебристое плато проплывало под нами. Карстовый хребет был весь усеян воронками и разломами, серебристые нити водопадов падали в синий полумрак пропастей, поросших причудливыми соснами. Не успел я закрыть рот от восхищения, как уже показалась внизу наша поляна и маленькая фигурка Ильи. Пиджак его раздувало вихрем от лопастей. Еще мгновение, и я выскочил из кабины и, пригибаясь пониже, подбежал к моему другу. Борис махнул нам рукой и вертикально вверх взмыл в воздух. Мы с Ильей стояли в полном восхищении от такого виртуозного мастерства, пока не затих звук мотора.
За эти дни о многом удалось поговорить с Ильей Григорьевичем, а также побеседовать об удивительном горном крае Псху и случившихся там событиях. После поражения Турции на Псху произошло последнее сражение русских войск с отходящими в горы абхазским ополчением. Кавказская война закончилась военным парадом русских войск в поселке Красная Поляна. Значительная часть абхазского населения выехала в Турцию. Опустевшие земли, в том числе и Псху, заселили русские колонисты. С тех пор село Псху стало русским, с незначительным числом абхазских семей.
В те же годы был основан Ново-Афонский монастырь монахами русского монастыря святого великомученика Пантелеймона на Афоне. По горным урочищам расселились монахи-пустынники. Этот период прекрасно описал В.П. Свенцицкий в книге «Граждане неба». В тридцатые годы монахи Ново-Афонской обители переселились на Псху, уходя от преследования большевиков. Из подробных рассказов Ильи Григорьевича как очевидца многое в истории Псху стало понятно. Для уничтожения монахов была разработана специальная операция НКВД под предлогом поимки белых офицеров, скрывающихся в горах. На Псху появился странный верующий, получивший прозвище Шуба, потому что зимой и летом носил тулуп. Ревностнее его в церковных службах на Псху не встречалось никого, даже среди монахов. Апостол он знал наизусть и читал его на службах по памяти, держа в руках над головой. Он быстро стал в церкви пономарем и получил доступ ко всем сведениям о монашеских общинах в селе и в окрестных ущельях. Инсценировав свою смерть в Бзыби, он исчез.