Страница 142 из 212
Скоро смельчак уже стоял на берегу и знаками показывал мне, чтобы я спускал по веревке наши тяжелые рюкзаки. Его рюкзак удачно съехал сверху по натянутой веревке прямо в его руки. Когда пошел мой рюкзак, на середине реки его заклинило, а взлетающие волны начали затягивать рюкзак в воду. Напрасно Андрей натягивал веревку. Напор воды был такой сильный, что рюкзак крутило и переворачивало стремительным течением. Видя, что река вырывает из рук моего отважного спутника веревку с моими вещами, я обвязался этой веревкой и зашел в бурлящую воду. Меня сразу сбило с ног и закрутило вместе с рюкзаком. Но мой верный напарник прыгнул по пояс в воду и страшным напряжением всех своих сил подтянул меня к берегу.
И вот мы стоим на противоположном берегу, ошеломленно глядя друг на друга, мокрые до нитки. Мой рюкзак со спальником, вещами и продуктами полон воды. Вдобавок начал моросить мелкий дождь. Вылив из рюкзака воду, я предложил Андрею не мешкая искать место для ночевки, чтобы разжечь костер и просушиться. Но еще долго нам пришлось продираться сквозь сплошные заросли огромных кустов рододендрона, с ветвями толщиной в руку. Ветки норовили стиснуть горло мертвой хваткой, рюкзак будто кто-то отрывал сзади вместе с плечами. Лыжные палки отчаянно мешали.
Только к вечеру мы выбрались на относительно свободное небольшое пространство среди зарослей, достаточное, чтобы разместить палатку. Я стал осматривать свои вещи. Долгий опыт научил меня каждую часть груза класть в полиэтиленовый пакет. Слава Богу, продукты и вещи были более или менее сухими, лишь спальник немного промок. Но вся моя одежда, как и одежда Андрея, вымокла полностью. В резиновых сапогах хлюпала вода. К сожалению, костер под дождем развести не получилось. Поэтому мы поужинали сыром и сухарями и, переодевшись, забрались в спальники.
Расстроенный таким началом похода, я молчал.
— А можно было и поблагодарить! — подал голос Андрей.
Он явно прокручивал в памяти свой лихой прыжок над водой.
— Да, ты такой трюк исполнил, как настоящий каскадер! Спасибо тебе, что рюкзак не уволокло течением… Но так прыгать через реку, словно ты киногерой, нельзя! Можно убиться…
— А я действительно подражал моему любимому киногерою! — признался мой сосед по палатке.
— Кому же это? — заинтересовался я.
— Есть такой, называется Рэмбо!
— Сам ты Рэмбо! — усмехнулся я.
Фильмов я не видел уже много лет и ничего не знал о кинозвездах. Андрей, почувствовав мое совершенное неведение того, что творится в киномире, до ночи рассказывал мне сюжеты своих любимых фильмов.
Перед сном, при свете фонарика, мы прочитали монашеское правило. Я еще попробовал помолиться по четкам под монотонный шум непрекращающегося дождя. Почти засыпая, услышал, как мой «Рэмбо» застонал.
— Что с тобой, Андрей?
— Правая нога чего-то побаливает… Ударился о камень… — прошептал он.
Подсвечивая фонариком, мы осмотрели его ногу: ступня опухла. Было видно, что ушиб серьезный.
— Боже, только бы не перелом! — взмолился я. — Тогда нам будет совсем худо, слышишь, Андрей?
Достав из рюкзака освященное масло от лампады у мощей преподобного Сергия, я помазал распухшую ступню.
— Молись преподобному Сергию, друг, иначе нам несдобровать…
— Молюсь, батюшка… — отозвался напарник. — Подождем до утра…
Мы заснули, а дождь все барабанил по палатке, словно уверяя нас, что ему не будет конца.
Утро наступило нескоро. Вернее, оно давно уже началось, но густой туман стоял почти до полудня.
— Как твоя нога? — спросил я, когда Андрей пошевелился.
— Болит пока…
Мы осмотрели ушиб и опечалились: опухоль увеличилась. Мы снова помазали ступню освященным маслом, но нам обоим стало понятно, что в таком состоянии поход невозможен. Дождь перестал. В облачных просветах проглянули горы. Насобирав сырого валежника и наползавшись под мокрыми кустами, я смог развести костер. До вечера мы просушивали промокшую одежду. Отсыревший спальник тоже высох, развешенный на ветках рядом с костром. Вечер мы опять провели в палатке. Андрей рассказывал мне свои любимые фильмы, пока не уснул. Я долго молился по четкам под вновь начавшийся шум дождя.
Нас разбудил звонкий пересвист птиц. Первые лучи солнца расцвечивали узорами стены палатки. Я открыл вход и зажмурился: ослепительные искры сверкающих капель вспыхивали на ветвях и слепили глаза. Выпукло и близко прорезались горные дали. От свежего воздуха по коже шел озноб. Вдали голубели горные хребты.
— Боже, какое чудесное утро! — вырвалось у меня из груди.
— Батюшка, у меня нога не болит! — раздался радостный голос из палатки.
— Да ты что? Вот здорово! — обрадовался я. — Проверь ногу на всякий случай, походи немного возле палатки!
Андрей вылез и убедил меня, что нога совершенно не болит. Улыбка вновь вернулась на его лицо. Осмотрев ступню, мы удостоверились, что опухоль совершенно спала.
— Это тебе преподобный помог! Значит, Господь благословляет наш поход… — сделал я вывод под торжествующую улыбку Андрея.
Одно обстоятельство омрачало мое настроение. Идя на Грибзу, я надел новые резиновые сапоги с нестертыми подошвами, оставив старые в скиту. Горные ботинки не выдерживали множества ручьев и частых дождей. Ради тренировки Андрея, который первый раз был в «больших» горах, в перерыве между работами мы несколько дней назад поднялись в альпийские луга напрямую по лесистому обрывистому склону, продравшись сквозь колкую сетку ежевики. На крутых травянистых участках подошва резиновых сапог стала подводить меня. Я часто падал и ударялся всем телом о склон так сильно, что перехватывало дыхание. Осмотрев подошвы, я долго не мог понять: где же мои новые сапоги? Затем догадался: Адриан, уходя с братьями с Грибзы, по ошибке надел мои новые сапоги, оставив мне старые.
Палатку мы не взяли, рассчитывая одну ночь продержаться под пленкой. Но мерзли так сильно, что постоянно приходилось переворачиваться, закутываясь в шуршащий полиэтилен. При этом то один, то другой съезжали вниз по склону метра на два, потому что более ровной площадки на крутом склоне не нашлось. Альпика нас поразила множеством пастушеских балаганов, из которых вился дымок. Слышалось мычание коров, пасущихся в пестром разнотравье, с бегущими по нему зелеными волнами от свежего ветра. По лугам лежали огромные тени от кучевых облаков.
— Батюшка, это перед нами какая вершина? — спросил мой неугомонный спутник.
— Цыбишха.
— Давайте взойдем на нее! Тут же близко! — принялся он уговаривать меня.
— В другой раз, Андрей. Пора вниз идти! — пришлось остановить рвение восходителя.
— Ну ладно… — согласился он с неохотой. — А все же мне здесь нравится…
На спуске в лесу Андрей внезапно остановился и стал очень серьезным. Он уставился куда-то вниз и знаками показывал, что внизу кто-то бродит. Его настороженность передалась и мне.
— Что там? — шепотом спросил я.
— Медведь. Большой. Рыжий… — так же шепотом ответил он. Я приблизился поближе, но увидел лишь сомкнувшиеся кусты. — Ушел… — выдохнул мой помощник. — Ну и что?
— Знаете, он очень внимательно на меня посмотрел… Я не ожидал… — задумчиво произнес Андрей.
При возвращении на поляну мне вновь пришлось неоднократно испытать крутизну склона собственной спиной. Как бы там ни было, я в сильном унынии опять держал в руках доставшиеся мне старые сапоги и удрученно рассматривал их стертые подошвы, слушая веселое пересвистывание птиц, зовущих нас отправиться в неведомые края. В самом начале трудного похода я оказался в изношенной чужой обуви, доставившей мне уже много неприятностей. А теперь движение в ней по сложным горным трассам становилось опасным.
— Такие сапоги на склоне меня держать не будут! Это совершенно ясно! — вслух высказал я свое огорчение.
— Отче, возьмите мои сапоги, а я пойду в ваших! — великодушно предложил мой товарищ.
— Нет, Андрей, у твоих сапог размер меньше, спасибо! — с признательностью поблагодарил я его за самоотверженный порыв.