Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 12 из 212

— Я не хотел, это случайно вышло, Валя! — сделал я последнюю попытку примирения.

— Играем, играем, это же хоккей! — добродушно ответил пострадавший, поглубже надвинув на лоб шапку.

Это был первый случай, когда я увидел такое мужественное поведение. Кинуться сгоряча в драку мог любой, а не связаться самолюбиво с младшим по возрасту мог только герой наших мальчишеских игр. Такие парни всегда вызывали у нас восхищение и пользовались непререкаемым авторитетом. В наших играх происходило всякое, но вот этот случай почему-то запомнился.

Много веселья доставляло катание по заснеженным улицам на больших санях, так как город располагался на высоких холмах и некоторые улицы отличались своей крутизной. По ним иногда ездили машины, но наши мальчишеские компании, не обращая на сигналы водителей никакого внимания, проносились по этим спускам со смехом и визгом вплоть до темноты, когда зажигались ночные фонари.

После знакомства с городом учеба в школе совершенно перестала интересовать меня. Родители с тревогой стали задумываться о моей дальнейшей жизни. Мой отец, как железнодорожник, хотел видеть меня машинистом электровоза, управлять которым он выучился, упрямо овладев как основами устройства этих сложных машин, так и толстым учебником «Электротехники», заменявшим ему в то время все книги. Закон Ома он знал наизусть и пытался убедить меня в его особом значении в жизни, заставив выучить: «Сила тока прямо пропорциональна напряжению и обратно пропорциональна сопротивлению».

Как-то незаметно отец начал открывать мне свои главные жизненные принципы:

— Скажи, сын, у тебя есть друзья?

— Много друзей, папа! — говорил я с гордостью.

— Это значит никого!

— Почему, папа?

— А вот почему: у тебя есть хотя бы один настоящий товарищ?

— Один есть… — отвечал я, подумав.

— Вот, это и значит — много! Понимаешь разницу?

— Кажется, понимаю…

— А знаешь основной закон мужской дружбы?

— Не знаю.

— Сам погибай, а товарища выручай! Запомнил? Пригодится в армии…

Это ложилось на душу лучше законов Ома.

Бурных ссор в нашей семье никогда не происходило. Если случались размолвки между отцом и матерью, то обычно в доме воцарялось молчание. Отец углублялся в газету, а мама — в какой-нибудь концерт балалаечников по телевизору. Как-то я спросил во время подобной размолвки:





— Папа, а почему мама молчит?

— Помолчит и успокоится. Молчание всем полезно.

Впрочем, примирение у них происходило быстро, обычно при обсуждении обеденных блюд.

Но пока я продолжал учиться в школе, произошли изменения в моих интересах; ум мой начал замечать удивительную красоту девочек, которые до этого мне казались существами из другого мира, непонятно зачем живущими рядом с нами, мальчишками. Я влюбился в самую красивую девочку из параллельного класса и она ответила мне взаимностью. После уроков я провожал ее домой, а вечером мы встречались для прогулок по тенистым улицам, причем она всегда брала с собой подругу. Нравившаяся мне девочка посещала дополнительные занятия, и поэтому после уроков мне приходилось подолгу ожидать ее, одиноко стоя на углу возле школы. Там меня как-то заметила мама и все поняла, но не стала мешать моим первым свиданиям. К весне мы уже встречались с моей избранницей без ее подруги, находя для встреч уединенные места. Мы подолгу сидели в парках на скамейках, среди цветущей акации, пребывая в счастливом состоянии близости наших душ.

Не обошлось и без соперников. Один из них начал препятствовать нашим свиданиям, выслеживая нас. Он подходил ко мне с угрозами вместе с группой угрюмых подростков, но драться почему-то не решался. Иногда между мной и этой девочкой случались ссоры. Тогда наши классы делились на две враждующие стороны, одна из которых хотела примирить нас, а другая — поссорить навсегда, потому что за перипетиями нашей любви следили все старшеклассники.

Незаметно подоспели выпускные экзамены и школьный выпускной бал, заставший меня врасплох, так как в этой школе было восьмилетнее образование. Тогда я впервые увидел, как, считая это обычным делом, пьют мои одноклассники. Помню отвратительное чувство, возникшее от проглоченного напитка, кажется, это была тминная водка, которую я выпил, чтобы не потерять уважение сверстников. От повторного глотка я отказался. Затем начались танцы, на которых учителя строго запрещали нам танцевать под проникающие с запада музыкальные новинки. После танцев последовали прогулки до утра по набережной Дона. Там мы поклялись с этой девочкой любить друг друга всю жизнь и никогда не расставаться. Несмотря на бурные клятвы, наша первая любовь закончилась в то же лето. Ее родители получили квартиру в отдаленном микрорайоне, куда я несколько раз ездил с пересадками на трамваях на свидания с моей любовью, но расстояние со временем погасило в нас пыл и интерес к повторным встречам.

Дома мне было строго наказано перестать дурить и немедленно сдать документы в железнодорожный техникум. Документы я сдал, но к вступительным экзаменам совершенно не готовился, уезжая с друзьями на противоположный берег Дона, где мы брали напрокат весельную лодку и уплывали путешествовать на остров, заросший ивняком и тополями. Неудивительно, что я провалил экзамены, хотя мы договорились с соседом по парте помогать друг другу. Сосед нашел свою фамилию в списках «счастливчиков», а мне пришлось забирать документы и сдавать их в другую школу, одиннадцатилетку, чтобы продолжить свое обучение.

К этому времени душа вошла, словно закрыв глаза, в свое нелегкое начало — начало порчи и разрушения ее нравственных критериев. Жадное ожидание юности сменилось непосредственной встречей с ее безчисленными искушениями. Наши одноклассницы изменились в одночасье и удивительно похорошели. У нас, подростковых компаний, словно открылись глаза. Когда повзрослевшие девушки проходили мимо дразнящей походкой, мы провожали их восхищенным свистом.

К тому же на неокрепшее чувство обрушилось знакомство с новой жесткой музыкой, возбуждающей душу дразнящими ритмами, в которых было что-то завораживающее и колдовское. Она прививала душе высокомерное отношение к жизни и чувство собственной значимости. Соответственно соблазну такой музыки пришел и вызывающий броский стиль одежды. В этом городе наша семья уже не выглядела столь обеспеченной, как в маленьком городке. Мои новые увлечения требовали расходов, которые родители не могли себе позволить. Это заставило вмешаться отца. Помню, как он строго взял меня за плечо и сурово сказал, глядя прямо в глаза:

— Сын, мы не принадлежим к богатым людям, поэтому не зарься на чужую жизнь, живи своей жизнью, которая по нашим средствам!

Пришлось примириться с тем, что у меня не будет такой стильной одежды и магнитофонов, как у некоторых моих сверстников. Однажды я упрямо попытался сам перешить свои брюки по новой моде, чтобы не отставать от товарищей. Но когда отец это увидел, то приказал снять брюки и разорвал их на моих глазах. Пришлось принять этот урок, раз и навсегда определив свое отношение к модной одежде.

Вспоминаю подобный случай с моей старшей сестрой. Когда она училась в десятом классе, у нее появились воздыхатели и начались вечерние свидания. Отец, взяв ее за руку, внушительно объявил:

— Дочь, если ты выберешь гулянки, то пропадешь, а если выберешь учебу, то с тобой останется наша родительская любовь и постоянная помощь!

Сестра подняла Задумчивые глаза и затем, прижавшись головой к его груди сказала:

— Да, папа, я понимаю…

Эти отцовские наставления, сказанные с большой любовью, укрепили ее выбор, и в итоге она закончила школу с золотой медалью. Несколько лет спустя моя сестра познакомилась со скромным одаренным парнем-студентом, учившемся на физико-математическом факультете университета, где он в дальнейшем стал преподавателем. Они поженились, их брак был очень удачным, а сестра закончила два факультета: географический и математический.

Мальчики, с которыми я познакомился в новом классе, были из городских рабочих семей, с навыками курения, выпивки, азартных игр и грубых выражений. Среди этих ребят уже ходили по рукам наркотики, о которых тогда говорили только шепотом и к которым я испытывал стойкое отвращение, тем более, что в нашей семье никто не курил. В этих подростках все еще оставалось что-то доброе, хотя развращение души уже делало свое порочное дело — убивало в них чистоту и совесть. Многие из них быстро исчезли из моей жизни и больше я их никогда не встречал.