Страница 13 из 76
Не успели мы сделать и пяти выстрелов по очень смутным силуэтам на дороге, как прибегают автоматчики из охранения и сообщают, что по всему лесу в нашем направлении идут, громко крича, немцы. Быстро отходим назад и чуть — от леса, разворачиваем танк в сторону леса и, когда крики стали слышны нам, открываем по лесу огонь из пушки и 2-х пулеметов, простреливая лес слева направо и справа налево. В ближайший кустарник, находящийся в мертвой зоне башенного оружия, бросаем гранаты.
Во время обстрела леса вышел из строя башенный пулемет, это сразу осложнило дело. Пришлось быстро разбирать его внизу на боеукладке в темноте на ощупь, оказалось — сломался выбрасыватель гильз (вот где очень пригодилась тренировка в танковой школе и разумное соревнование: кто быстрее с завязанными глазами разберет весь пулемет и полуавтоматику пушки). В ЗИПе выбрасывателя не оказалось, и при первом же затишье пришлось бежать за ним к ближайшим танкам, находящимся метрах в 400-х от нас. Сбегал, выпросил в одном из танков запасной выбрасыватель, вернулся, собрал пулемет, После замены выбрасывателя долго еще держали лес под обстрелом
Наутро осмотрели лес — весь он был усеян убитыми немцами — это была отчаянная психическая вылазка пьяных немцев с фаустпатронами на танки.
ПОСЛЕДНЯЯ ТАНКОВАЯ АТАКА
После недельного топтания под Дойчендорфом в Восточной Пруссии, где-то под Браунсбергом (ныне - польский Бронево), о чем я вкратце рассказал выше, нашу 183 танковую бригаду(вернее - оставшиеся 15 - 20 танков и самоходок Су-85) сняли с занимаемых позиций и поставили задачу захватить населенный пункт Ляук, расположенный тоже где-то недалеко в этих краях. К утру, перед рассветом прибыли в назначенный район и заняли исходную позицию на окраине леса метрах в 700 - 800 от этого самого Ляука. Танки расположились на окраине леса с интервалом 30 - 50 метров, точно по боевому уставу, что случалось не часто. Каждому экипажу поставили индивидуальную задачу, направление движения, ближайшую цель, назвали все сигналы - на начало атаки, на перенацеливание, конец атаки и т.д. Это все было сделано на местности на рекогносцировке командиров танков.
Рекогносцировка командиров танков на исходных позициях - самый психологически напряженный момент в жизни экипажа танка. Все уже подготовлено к бою, двигатели еще не остыли, с брони сброшено все, что может гореть и мешать, экипаж томится в ожидании. В бою весь сосредоточен на своих обязанностях: забрасываешь в ствол пушки пудовые снаряды (унитарные патроны, то есть гильзу вместе со снарядом), ловишь на откате ствола пушки горячую гильзу и за борт ее в открытый люк башни на головы автоматчикам (они, естественно, орут, матерятся), следишь за откатом орудийного ствола, загоняешь в ствол новый снаряд, следишь за работой спаренного пулемета, меняешь диски, успеваешь между выстрелами пушки выглядывать из люка, смотришь, что делается вокруг танка, что делается на позициях противника, лихорадочно протираешь триплексы перископов, постоянно запотевающие, успеваешь обменяться жестами с командиром танка и стреляющим. И ни о чем другом в бою не думаешь. А во время рекогносцировки командиров танков все совсем по-другому. В голову лезут всякие мысли, воспоминания. Что-то делают сейчас твои друзья, одноклассники, однокурсники и та, которая останется в памяти на всю жизнь, как первая трепетная несостоявшаяся юношеская любовь. И каждый думает о том, повезет ли, останешься ли жив, ведь кто-то обязательно погибнет на этот раз. Кто-то негромко запевает свою любимую песню, кто-то спешно строчит письмо на родину. Но вот, командиры танков возвращаются, доводят до сведения всего экипажа задачу. Нам - овладеть правой окраиной Ляука. У противника артиллерия, пехота в траншеях с фаустпатронами, танки не обнаружены разведкой. Все посторонние мысли исчезают, теперь ты всем своим существом в бою. Следует общий сигнал - заводи... вперед. Одновременно выходят из леса все танки, начинают бить танковые пушки. Где-то позади танков идут бронетранспортеры и дают целеуказания сплошными огненными струями - трассами из счетверенных малокалиберных пушек, еще только- только начинает рассветать... Врываемся на окраину, перед нами кладбище, идем через него, останавливаемся и ведем огонь с места по подвалам, откуда появляются мерцающие огоньки выстрелов, по обозначившимся траншеям. По радио следует команда - перейти на левую окраину Ляука, там фаустники сожгли несколько наших машин. Перемещаемся по окраине этого, не то поселка, не то деревни, не то маленького городка - основная его часть впереди в низине, с этой окраины не видно. В некоторых домах уже наши автоматчики, стреляют из окон куда-то вперед, никаких жителей не видно. Встали рядом с крайним домом, в нем наши автоматчики, стреляют тоже куда-то по подвалам и чердакам редко расположенных впереди домов. Выдвигаемся вперед дома, осматриваемся. Впереди вспыхивают частые огоньки выстрелов в нашу сторону — идет перестрелка с нашими автоматчиками. Наконец, замечаем впереди, метрах в ста еле заметный бруствер хорошо замаскированной траншеи в прилегающем к крайним домам редком лесочке. Заметили траншею по показывающимся то в одном, то в другом месте каскам и головкам фаустпатронов. Ага, голубчики, сейчас мы вас выкурим оттуда. Бьем по брустверу из пушки и из спаренного с ней пулемета. Из траншеи выскочило несколько фигур и бросились вниз по склону, уходящему от нас. Крышки моего люка и люка командира танка у нас, как всегда, открыты, застопорены, ведем наблюдение, прикрываясь ими. Вдруг, в очередной раз, когда после выстрела пушки смотрим вперед, стараясь определить, откуда могут бить по танку фаустпатронами, у меня над головой возникли огненные всплески, командир танка Василий Садохин, державшийся правой рукой высоко за крышку своего люка, вскрикнул и опустился вниз, я тоже мгновенно юркнул вниз, автоматчики, располагавшиеся на броне сзади башни, застонали.
Оказалось - из подвала дома, впереди которого мы находились метрах в семи - десяти, а на первом этаже были наши автоматчики, ударила очередь из автомата. Пули ударились над нашими головами о крышки люков, меня не задело, а у командира танка оказалась простреленной кисть правой руки, он пережав запястье левой рукой, держит её на весу. Быстро разворачиваем башню назад, уцелевшие наши автоматчики соскочили с брони и забежали за дом, кричим автоматчикам, которые в доме, чтобы тоже выскочили за дом и шарахаем в подвальное оконце из пушки - и дом завалился, но не сильно: у подвала сверху бетонное перекрытие. Это было характерно для многих, даже сельских домов в Восточной Пруссии. Немцы давно и основательно готовились к войне. Отъехали назад за перекосившийся дом, перевязали простреленную насквозь руку командиру танка, доложили комбату. Он распорядился командиру танка идти на сборный пункт раненых, на его место сесть пулеметчику. Затем последовала команда перейти нам снова на правый фланг и вместе с еще одним танком и самоходкой обходить Ляук, выбивать немцев из траншей и подавить артбатарею, расположенную где то в низине впереди. Выскакиваем на бугор на правой окраине. Наш танк идет вторым, в стволе орудия осколочно-фугасный снаряд. Внимательно смотрю из-за крышки своего люка вперед. Замечаю далеко впереди, километрах в двух или, пожалуй, еще дальше на снегу танк. Кричу стреляющему: посмотри в прицел, что за танк. Было повторено только что: танков у немцев нет, стреляющий начинает разворачивать башню вправо и... в этот момент во внутреннюю темноту танка внизу, впереди ног врывается большой сноп искр. Сильно почему-то сдавило дыхание, сзади через моторную перегородку рвануло пламя. Кто-то кричит: всем за борт! Вот для этого случая и нужен открытый люк, или, по крайней мере, - незапертая крышка люка. Давно и твердо условились: если в танк попадает снаряд и он загорается, то заряжающий, у которого над головой отдельный люк, должен мгновенно оценить обстановку и первым покинуть танк. Через его люк должны выбраться еще двое - трое: пулеметчик снизу, механик-водитель, если ему нельзя выбираться вперед через свой люк, и командир орудия, зажатый слева у пушки. В горячке, если человек даже тяжело ранен, он в состоянии еще выскочить из танка. Через 10-15 секунд он уже это сделать не сможет - как правило, шок. Были у нас в бригаде случаи, когда выскакивали из танка с перебитыми до костей ногами и с другими тяжелыми ранениями. Выскочит в таком состоянии человек и тут же теряет сознание. Мгновенно выбрасываюсь из люка, кубарем скатываюсь сзади башни по броне и шлепаюсь позади танка в проталину среди мокрого слежавшегося снега. Рядом с головой фырча уходят вдаль низко над землей огоньки трассирующих пуль. Прижимаюсь к земле - спасет ли, ведь чужая. Вслед за мной скатываются с брони и шлепаются в грязь еще двое, кто не вижу, лежу неподвижно. Вот почему я хорошо знаю, что пуля, когда она пролетает совсем рядом, не свистит, а издает какой то, не то громкий шелестящий звук, не то - какое-то фырчание. Обстрел нас пулями прекратился. Лежа неподвижно начинаем переговариваться между собой, глазами выискиваем, куда бы скорей перескочить - в любой момент может рвануть боеукладка. Метрах в 10 - 15 - большая куча сухого навоза. Договариваемся перескочить туда одновременно, по счету раз, два, три. Кто-то громко считает, на счет три пулей вскакиваю и за несколько прыжков - за кучей, остальные - тут же. Снова рой трассирующих пуль, но мы в ложбинке за кучей. Укрытие все же малонадежное. Опять прижавшись к земле высматриваем, куда бы перескочить еще раз. Видим, как из-за углов ближайших зданий нас прикрывают стрельбой автоматчики, несколько танкистов, видимо, из сгоревших ранее танков. Наш командир танка с подвязанной правой рукой стреляет из револьвера левой. Они и не давали немцам как следует прицелиться в нас. Заметили невдалеке ложбинку поглубже и снова по команде «три» кидаемся в неё. Никогда в жизни ни до, ни после этого, я с такой превеликой охотой не бросался на землю щучкой. После следующего подобного броска - мы уже за домом. Все трое живы. Осматриваемся - не видно нигде механика-водителя Джабаева. Никто его не видел после того, как выскочили из горящего танка. Все три наши машины пылают уже вовсю, Около танков тоже никого не видно. Стали тут же за домом сообща анализировать произошедшее. Выяснилось, что замеченный нами вдали танк - «тигр», он и сумел поджечь все три машины наши с большого расстояния. Мы его на таком расстоянии достать не смогли бы. Выбросились же мы из танка рядом с немецкими траншеями, метрах в 30 - 50 от них, оттуда и поливали нас свинцом. Как удалось выбраться из этой ситуации живыми - трудно поверить. Мокрых, грязных, возбужденных нас отправили в штаб батальона во главе с раненым командиром танка, вернее - сопровождать его. Идем по утренним танковым колеям, туда, откуда начиналась атака. И только теперь заметили, что погода совсем весенняя, небо чистое, ярко светит солнце... В штабе батальона на другой день из нас погорельцев снова срочно сформировали экипаж, посадили на покалеченный, но на ходу танк с разорванной и развороченной букетом пушкой и послали на поддержку совсем поредевших танков бригады, атакующих какой то населенный пункт за захваченным Ляуком. Когда проезжали Ляук, попросил остановить танк, чтобы осмотреть наш сгоревший накануне и еще дымящийся танк. Дали мне две минуты. Сбегал - передний люк приоткрыт, на сидении механика-водителя обгоревшее до костей тело нашего бедного Джабаева. В полуметре от него в переднем броневом листе дыра от бронебойного снаряда. Видно убило его сразу раскаленными броневыми осколками... В бой на уникальной машине с пушкой-букетом, идти не пришлось, управились без нас, и мы сдали ее для транспортировки в полевые ремонтные мастерские. Это был кажется, конец февраля 1945 года. Больше в танке воевать мне не пришлось, в нашей танковой бригаде оставалось всего несколько танков. Вскоре был я назначен связным штаба 2-го батальона с командным пунктом 183 ТБ. В этой роли пришлось много ходить вблизи переднего края боевых действий, передавать устные распоряжения, когда их воздерживались передавать по радио, носить