Страница 58 из 94
— Угу, — хмыкнул Николай. — Мы, можно сказать, застали ублюдков со спущенными штанами, но вместо того, чтобы ухватить их за яйца, погрозили пальчиком и дали лёгкого пинка под зад. Лёха, к тебе это не относится, ты выше всяких похвал.
— Я знаю, — угрюмо сказал я.
Да, мы обосрались. Сделали всё, что могли, но этого оказалось недостаточно — слишком много мобов здесь оказалось. И ещё не меньше трёх или четырёх десятков сейчас готовится к штурму. Причём, теперь они предупреждены и во всеоружии.
Но отражение штурма было не единственным вариантом. И я подумал об этом не один.
— Два варианта, — сказал Павел. — Или мы окапываемся здесь. Мало еды, много зелий и желание урыть всех засранцев. Или мы, поджав хвост, бежим в лес. Ждём другую пати, изводим мобов по одному… Что угодно. В общем, уходим в подполье. Снова придётся брать ворота… Но от голоду не подохнем.
— Время на нашей стороне, — произнёс Алексей. — Не настолько же мы круты, что умудрились пройти досюда. Дождёмся следующую пати.
— Дождёмся, конечно, дождёмся. Но где?
— Здесь. Второй раз ломиться в ворота — это слишком рискованно.
— Сидеть здесь практически без еды — тоже, — возразил Николай. — Тем более, мы вряд ли удержим ворота до подхода следующей пати. Придётся засесть где-нибудь в доме и ждать, пока они прорвутся сюда.
— Если начнётся штурм, устроим диверсию за воротами, — предложил я. Мне чертовски не хотелось уходить.
— Если нас просто не спалят.
— Не дадим.
— У тебя круговой обзор во все стороны?
Я скрипнул зубами.
— Ладно, — буркнул Павел. — Оба варианта одинаково хреновые. Голосование… Нет, хер вам, а не голосование. Уходим. Это приказ. Ждём, пока чуть-чуть не отойдёт Мишка, и уходим.
— Как бы нас отсюда не попросили, — медленно произнёс Владимир.
Я перевёл взгляд на крепость. Её ворота медленно открывались.
— Ну что ж, — делано весело произнёс босс. — Пожар потушили, пора убегать. На кой хрен я так старался?
— Просто ты неудачник, — угрюмо сказал Алексей.
— Возможно. Хорошая мысля приходит опосля, я догадался, что мы вряд ли удержим ворота только в тот момент, когда последний огонёк…
— Заткнитесь и бежим! — рявкнул Владимир.
Мы с ним грубо схватили Михаила и потащили к воротам. Наши друиды засыпали медленно спускающихся к нам латников кастами, воины прикрывали отступление. Мобы не торопились, они даже не пытались перейти в атаку, просто спускались быстрым шагом к воротам. Когда мы вышли за пределы деревни, противники побежали, но, достигнув ворот, просто их закрыли.
С первым штурмом мы облажались. Наверное, это с натяжкой можно было назвать победой, не поражением уж точно — потеряв одного человека мы уничтожили больше двадцати мобов. Но… никакого ощущения победы. Мы в меньшинстве, силы потрачены зря.
Стоны Михаила звучали как погребальный марш всем нам.
Занимался рассвет. Медленный, тягучий, он разбавил ночной мрак серым цветом. Никаких рассветных красок — тяжёлые тучи, моросящий дождь, холод. Просто серый становился всё светлее и светлее, пока не решил, что всё кончено, хватит одного из более светлых его оттенков. Тучи сужали этот мир, делали его таким тесным, как гроб, давящий со всех сторон своим замкнутым пространством. Я никогда не лежал в гробу. Но сейчас будто стоял одной ногой в нём.
Как и мы все.
Даже весёлое журчание ручья не привносило каких-то светлых красок. Единственное, что грело меня, это голова Топлюши, лежащая на моём плече. Уж ей-то точно вода не кажется отвратительной. Или, быть может, всё наоборот? Утопленница ненавидит её?
— Ты любишь воду? — спросил я.
— А ты любишь воздух?
— В смысле?
— В том, что я просто в ней живу. Мне не нравится вот такая вода. — Утопленница наклонилась и своей тонкой ладонью зачерпнула из ручья. — Серая. Мне больше по душе, когда она голубая и играет солнечными зайчиками. Но это тоже вода, и без неё мне никак.
Я грустно рассмеялся.
— Что смешного?
— Ничего. Просто ты права… а я…
— Что — ты?
— Не знаю.
Я действительно не знал. Я жив, я дышу. Всё не так плохо, как могло бы быть. Далеко не так. Но… человек, наверное, не может радоваться малому. Да, я жив, но радости никакой.
— Ты такой грустный, — тихо сказала Топлюша. — Кто-то умер? Твой друг?
— Умер. Не друг. Скорее даже враг, хоть он и не знал об этом. Просто… всё не так просто. Мы… нам… нас…
Вот так. Оставалось только сидеть и блеять. В голове ничего, только серость сегодняшнего дня.
— Я просто не хочу умирать, — сказал я, наконец.
— Смерть — это ещё не конец. Я же сижу с тобой.
— И что мне теперь тоже утопиться?
Кажется, это задело её. Но она всё равно сказала:
— Нет. Делай, что хочешь. Но это не такой плохой вариант. Мы останемся вместе. Навсегда.
Я слабо улыбнулся.
— Это вряд ли. Я, скорее всего, просто отброшу копыта. Навсегда. И в любом случае мне ещё хотелось бы побрыкаться. Хрен я просто так пойду в могилу.
— Это твой выбор.
— Мой.
Топлюша отстранилась. Она долго молчала, а я не знал, что сказать.
— Это твой выбор, — повторила утопленница. — И этот выбор не включает меня, я права?
Это было тяжело. Очень тяжело. Да, она бездушный моб. Или мёртвая девушка. Но легче от этого не становилось.
— Да, ты права.
Топлюша спрятала лицо в ладони. Я постарался обнять её за плечи, но она с силой вырвалась. Когда утопленница оторвала ладони от лица, из-за дождя я не смог понять плакала она или нет. Возможно, она просто не могла делать этого. Или, быть может, я слишком эгоцентричен. Кто я для неё? Миг, вспышка. Моя жизнь по сравнению с её, как жизнь хомячка. Жалко, когда он дохнет, но через какое-то время идёшь покупать другого, зная, что и он когда-нибудь отбросит копыта, но до этого ещё так долго…
Или, быть может, я слишком сильно жалел себя, вместо того, чтобы жалеть её.
Топлюша поднялась с мокрой травы и наступила в ручей одной ногой. Я схватил её за руку, встал и, повернув к себе, поцеловал в губы. Это продолжалось секунду. Мягкие холодные пресные губы. Но они будто вдохнули в меня жизнь.
— Куда ты теперь?
— Обратно. Поживу одна… быть может… найду новых друзей.
— Я… желаю тебе…
— Я знаю. Спасибо. Тебе того же.
— Спасибо.
— Прощай, — сказала она.
— Прощай, — сказал я.
Топлюша вошла в ручей и нырнула. Как она это делает, ручей глубиной едва ли в ладонь. Я постоял ещё некоторое время, а после, развернувшись, ушёл.
На сердце была тоска. Но теперь она была светлой. Быть может, хоть у кого-то всё будет хорошо…
Я вернулся к нашему лагерю. Большая часть спала, под дождём, в одежде или доспехах. Владимир был на часах. На меня устало смотрел Алексей. Михаил тоже не спал, его широко раскрытые глаза были полны боли.
— Прогулялся?
— Да. Не хочешь? Я посижу с Мишей.
— А смысл? Кругом слякоть, холод… Уж лучше тут посидеть, хотя бы не чувствуешь одиночества. Почти не чувствуешь.
Я слабо улыбнулся. Алексей всегда проявлял чудеса хладнокровия. Не думал же я, что он ничего не чувствует? А ведь думал. Он — единственный, на кого я могу положиться в любой момент. И дело не только в том, что мы с ним почти с самого начала. Просто его уверенность придавала уверенности мне. Наверное, так и должно быть у друзей в этом паршивом мире.
— Тебе не кажется, что мы убиваем людей? — неожиданно спросил друид.
— Не думаешь же ты, что они люди?
— Не знаю.
— Я постоянно вспоминаю того засранца… ну, что ты прикончил. Прости, если тебе неприятно… ты?..
— Вспоминаю постоянно.
— Ага. Ясно. Прости.
— Ничего.
— Просто… Они как живые. Грустят, кричат, когда им больно. Теряются, когда не знают, что делать. В их венах течёт кровь, в глазах стоит ужас… Такого ведь не было. Вспомни первых неписей, им на всё было плевать, а эти…
— Из кабанов тоже текла кровь. А неписей мы больше резать и не пытались.