Страница 36 из 46
Реальной проблемой оставался бюджет. У нас было представление о том, что нам могут предложить: обещание уменьшить стоимость единой сельскохозяйственной политики и создание Фонда регионального развития, от которого Британия не имела бы выгоды. Это еще не было соглашением, которого мы хотели (обещания не положишь в банк), но в тот момент никто из нас не мог предсказать, какой тяжелой окажется ноша. Тед закончил дискуссию, сказав, что он планирует саммит с президентом Помпиду в Париже, чтобы прийти к соглашению.
Переговоры Теда с французским президентом шли два дня. Принимая во внимание все прошлые трудности с Францией, саммит воспринимался как настоящий его триумф. Вскоре после этого переговоры были завершены, открытыми оставались вопросы общей политики в области рыболовства, и в следующем месяце условия были одобрены кабинетом. Трудно было предположить, что решит парламент, ибо обе партии были глубоко разделены, ведь лейбористы отказались от своей прежней поддержки вступления Британии в ЕЭС. В конце концов, правительство решило провести свободное голосование среди консерваторов по вопросу о вступлении. Это смутило лейбористов, особенно когда шестьдесят девять парламентариев от их партии проигнорировали своего партийного организатора и проголосовали за, обеспечив большинство в 112 голосов. Но когда дело дошло до условий вступления, до победы было далеко. Законопроект прошел второе чтение о Европейском сообществе в феврале 1972 г. лишь при соотношении 309 к 301.
В то время вопросом, на который едва ли обращали внимание, был суверенитет, как национальный, так и парламентский, который с годами обретал все большую важность. По этому вопросу в июле 1971 г. в кабинете было проведено заседание, но лишь в контексте общего представления вопроса. Окончательные формулировки документа, параграфы 29–32 сегодня можно видеть как замечательный образец искусной путаницы, скрывающей фундаментальные вопросы. Особенно шедевральны два предложения: «Никоим образом невозможно размывание неотъемлемого национального суверенитета; предлагается разделение и укрупнение индивидуального национального суверенитета в общем интересе». И это: «Общее право останется основой нашего законодательства, и наши суды продолжат функционировать так же, как они функционируют в данный момент».
Я могу заявить, что не была способна тогда глубоко проникнуть в суть этих вопросов. Тогда мне, как и моим коллегам, казалось, что доводы о суверенитете, продвигаемые Иноком Пауэллом и другими, были теоретическими и использовались как риторические приемы.
В дебатах о статье 2 законопроекта Дж. Хау, генеральный стряпчий, дал, казалось, удовлетворительные гарантии по этому вопросу в ответ на критику со стороны Д. Уокера-Смита, сказав, что «в конце концов, если будет предложена отмена [закона о Европейском сообществе] целиком и полностью, исходный суверенитет парламента должен остаться неприкосновенным». Задав самому себе вопрос «Что случится, если в будущем парламентский законопроект непреднамеренно, в большей или меньшей степени, окажется в конфликте с законами Сообщества?», Джеффри сказал: «Суды… постараются в соответствии с традиционным подходом интерпретировать свод законов в соответствии с нашими международными обязательствами». Но что, если они не смогут прийти к согласию? Он витиевато продолжил:
«Это максимум того, что мы можем сделать, чтобы примирить неизбежный и постоянный суверенитет парламента в конечном итоге с предложением о том, что нам следует осуществлять наши договорные обязательства, чтобы обеспечить главенствующую роль закона Сообщества… Если по неосторожности возникнет любой конфликт такого рода, вопрос предстанет на рассмотрение перед правительством и парламентом…»{«Хансард», 13 июня 1972 года, том 838, статьи 1319–1320.}
Однако не эта проблема делала вопрос об Общем рынке таким для правительства трудным. Главной политической ошибкой было раздутие преимуществ, которые, как ожидалось, принесет членство в Сообществе. Что касается самого правительства, эта тенденция вынуждала министров принять и извинить ошибочную политику. Чтобы британская промышленность соответствовала требованиям Европы, нужны субсидии и государственное вмешательство в экономику, – таковы были аргументы в поддержку бюджета 1972 г.
А еще ослабленная валютная и налоговая политика оправдывалась тем, что высокий уровень роста экономики (примерно пять процентов) теперь был устойчивым в рамках нового европейского рынка с охватом 300 миллионов человек. Предполагалось, что конкуренция с Европой заставит профсоюзы действовать более ответственно. Что касается общественности, ожидания выгоды от членства в сообществе росли, а затем рухнули, когда экономические условия ухудшились, а нарушения в работе промышленности усилились.
Успех переговоров о вступлении Британии в ЕС и их ратификация парламентом оказали психологический эффект на Теда Хита. Его энтузиазм по поводу Европы перерос в страсть, превратившуюся с годами в одержимость, разделяемую большинством. Все меньше и меньше было разговоров о том, что было лучше для Британии, и все больше и больше – о важности быть хорошими европейцами.
В январе и феврале 1972 г. случились три события, требовавшие от правительства решения, но его не получившие: забастовка шахтеров, финансовые проблемы судостроительной компании «Аппер Клайд Шипбилдерс» и уровень безработицы, достигшей миллиона. Это всегда шок, когда безработица достигает такой драматичной цифры, как миллион.
Увеличение безработицы в 1971 г. стало результатом жесткой налоговой и валютной политики Роя Дженкинса в 1969–1970 гг. Поскольку валютная политика была значительно облегчена в 1971 г., во многом в результате отмены государственного контроля, мы могли бы тихо сидеть и ждать снижения уровня безработицы, начиная с 1972 г.
Тед никогда не верил в этот подход и недооценивал стимулирующий эффект отмены кредитного контроля. Он полагал, что были необходимы срочные финансовые меры, чтобы повысить спрос и уменьшить безработицу. И это убеждение влияло на все его решения без исключения. По иронии судьбы именно это вело к повышению инфляции, главные последствия которой проявились при следующем лейбористском правительстве, и, поскольку инфляция ликвидирует рабочие места, это вело к повышению уровня безработицы.
В частности, подход правительства к решению проблем компании «Аппер Клайд Шипбилдерс» вытекал из боязни последствий безработицы. Но это еще было уступкой активистам левого крыла. Когда мы впервые обсуждали проблемы компании в декабре 1970 г., кабинет согласился, что поддержка группе компаний «АКШ» больше оказываться не будет, хотя сохранялись кредитные гарантии при условии, что управление компании согласится закрыть «Клайдбанк ярд» и отделить «Ярроу Шипбилдерс» от остальной группы.
«Ярроу», бывшего важным поставщиком Королевских ВМС, казалось, можно было восстановить. Но к июню 1971 г. «Аппер Клайд Шипбилдерс Груп» обанкротилась, и было объявлено о ликвидации компании. Последовала забастовка протеста. В июле профсоюзы захватили четыре верфи «АКШ».
Новое совещание состоялось в кабинете осенью 1971 г. Правительство позволило втянуть себя в переговоры с профсоюзами. Экономический комитет кабинета согласился предоставить средства, чтобы не закрывать верфи, пока ликвидатор ищет решение, но только при условии, что профсоюзы обязуются организовать переговоры о новых методах работы. Некоторые мои коллеги критиковали это решение, обеспокоенные явной опасностью уступки на основе ничего не стоящих обязательств. Но деньги были предоставлены, и переговоры продолжились.
К этому моменту проблемы судостроения отступили на второй план, на первый вышла перспектива безработицы. В ноябре Тед Хит подтвердил в своем публичном выступлении, что «правительство намерено всецело и безусловно развивать экономику и снизить уровень безработицы». В январе 1972 г. безработица достигла роковой цифры в один миллион. 24 февраля на заседании кабинета экономический комитет согласился предоставить 35 миллионов, чтобы оставить три верфи открытыми. Дж. Дэвис признал, что у новой группы мало шансов преуспеть, и если бы уровень безработицы был ниже, он бы не рекомендовал предпринимать эти действия. Напряжение нарастало, но кабинет одобрил проект, и в конце февраля Джон объявил о решении правительства. Это был маленький, но незабываемо бесславный эпизод. Я частным образом обсудила это с Джоком Брюсом-Гардайном, который высказался очень язвительно по поводу этого решения. Он считал его непростительным поворотом на сто восемьдесят градусов. Я была очень обеспокоена.