Сказочница

Такое бывало со мной и раньше, особенно после приступов особенно хорошего настроения, когда возвращаешься после празднования своего дня рождения домой, а в голове все еще шумит общее веселья, слышны отголоски поздравлений, а шампанское все еще пьяно щекочет нос. И вот идешь ты в сторону своей одинокой квартиры, по-прежнему улыбаешься, но уже чувствуешь, что что-то не так, что дома ждет тебя сюрприз. И он не будет приятным. И ноги сами собой укорачивают шаги, пытаясь отстранить неизбежное…

Так и сейчас. Противное чувство снедало меня не хуже оголодавшего пса, которому, по чистой случайности, попалась сахарная косточка с огромными кусками мяса на мослах… Я перебирала в уме события последних дней, и это, конечно же, не способствовало отдыху и уж точно не могло мне помочь в попытках уснуть.

Но что? Что не дает мне покоя? Пусть бы оно уже случилось, в конце концов!

— Не спишь?

Я вздрогнула и перевела взгляд на Лютик, сидящую в кроватке.

— Не сплю… — прошептала я в ответ.

— И мы не спим, — кивнул Ромашка и совершенно взрослым жестом обнял сестру за плечи. — Ты тоже чувствуешь это?

Я растерянно моргнула, удивленная новой манерой говорить наших маленьких подопечных. И, кажется, даже немного испугалась, потому что в отблесках каминных углей малыши утратили свою младенческую невинность. Сейчас они больше всего походили на маленьких, уставших от жизни старичков.

— Наше время, Ром, — забыв о неправильности своей речи, выдохнула Лютик и погладила брата по плечу. — Кажется, именно сегодня мы, наконец, сыграем свою роль и под аплодисменты зала удалимся за кулисы жизни.

— Что происходит? — я не могла понять, сон это или реальность, и происходящее меня, если честно, очень сильно пугало.

— Все будет хорошо, девочка, — маленький мальчик кивнул лобастой головкой и улыбнулся мне успокаивающе. — Дедушка о тебе позаботится.

— Дедушка?

— Ну, или прадедушка. Какая разница. Просто пришло время встретиться с Серым Драконом.

В легкой панике я оглянулась на спящего Кира. Отчего-то подумалось, что я больше его не увижу, и сердце зашлось и сжалось испуганным комочком.

— Пойдем, — поторопила Лютик. — Не бойся, к рассвету должны успеть. Расскажешь сказку — и назад.

Сказку… Я же не Шахерезада… Какую сказку я буду рассказывать? О чем? А главное, кому? Мифическому дракону, который здесь, в мире, где драконы привычное явление, появлялся так давно, что люди забыли о его существовании? Чушь какая! Что я могу?

Но я пошла, потому что чувствовала, что должна, что ничего другого мне не остается.

Представилось, что в поисках Дракона мы пойдем длинным подземным коридором, освещая каменные стены чадящими факелами. И наши тени будут бежать впереди нас: кривая и длинная — моя и две маленьких, на тонких ножках — Ромашки и Лютика.

Вместо этого они повели меня к комнате, в которой, я точно знала, находилась дверь, ведущая в Замок. В тот самый Замок, где я совсем недавно — а кажется, целая вечность прошла! — впервые увидела Кира. В тот Замок, куда сейчас совершенно точно нельзя, потому что там обосновались чарусники.

— Не думаю, что нам на самом деле надо туда. Это может быть опасно… — пробормотала я неуверенно, а Ромашка только крепче ухватил меня за руку.

— Не сомневайся, мы знаем, что делаем. Ничего плохого с тобой не случится, хотя на какие-то жертвы пойти все-таки придется.

Жертвы? О жертвах мы не договаривались! Я не хочу ничем жертвовать, я хочу просто жить. И чем спокойнее, тем лучше. К чертям все эти миры и двери вместе с ними. Не нужна мне ни магия, ни артефакты. Отдайте мне брата. Хочу наболтаться с ним до головной боли, расспросить обо всем и рассказать о стольком же. Хочу, чтобы он был, чтобы смеялся, чтобы дразнил и защищал. И чтобы мужа моего злил своей заботой обо мне.

Отдайте мне мужа. Хочу засыпать и просыпаться рядом с ним. Завтракать, ужинать, гулять, любить и злиться. Да, хочу даже этого! Работать, отдыхать, детей растить — с ним. А все остальное забирайте к чертям собачьим, вместе с вашими воздушными замками, несметными сокровищами и магией.

Я этими мыслями так себя накрутила, что когда мы подошли к двери, ведущей в Замок, внутри у меня все клокотало. И встреться мне на пути, хоть один, даже самый страшный чарусник, порвала бы его, как Тузик грелку. Ну, по крайней мере в тот момент мне казалось, что я на это способна.

А потом Ромашка посмотрел на меня снизу вверх грустными глазами и сказал:

— Открывай.

И я открыла, и мы вошли.

По ту сторону было жарко, очень-очень, словно я из промозглого пражского ноября шагнула сразу в изматывающий зной июльского Будапешта. Лицо опалило легким порывом ветра, и одновременно по позвоночнику снизу вверх пробежался холодок, пошевелил волосы на затылке и испарился, словно его и не было.

Очень остро, до рези в глазах, пахло серой и аммиаком. Я поморщилась и повернулась к окну, чтобы распахнуть створки и избавиться от этой вони…

Небо было насыщенного красного цвета, и оно пульсировало, словно живое.

— Мы в аду, — уверенно произнесла я. — Совершенно точно в аду.

И вздрогнула, едва не сбитая с ног звуковой волной. Прошло несколько секунд, прежде чем я поняла, что это был хохот. Смеялся кто-то огромный и невидимый.

— Что это? — прошептала я испуганно, когда последние ноты смеха затихли, словно ворчливые предгрозовые перекаты.

— Кто это, — исправил меня Ромашка и махнул маленькой ручкой в сторону окна.

Красное небо дрогнуло, а затем подмигнуло мне тонким как у старой курицы веком. И я поняла, что это не небо. Это гигантский, невероятных просто размеров глаз, и этот глаз смотрит на меня сквозь окно с веселым любопытством, пытаясь понять, что я за штучка такая.

— Мама, — простонала я, пытаясь удержаться за реальность и не выпасть из собственного сознания. — Мамочка…

— Скорее, папочка… — ответили мне не очень громко, но перепонки в моих ушах все равно болезненно дрогнули.

— Нежная какая, — в голосе послышалось недовольство. — Окно открой и отойди подальше к стене.

Опережая меня, Лютик с Ромашкой бросились выполнять приказ, я же осталась стоять, не в силах сдвинуться с места.

Порыв смрадного воздуха распахнул створки, стоило только Ромашке повернуть защелку, и детей — детей ли? — безжалостным ветром отбросило почти к самой стене, но я устояла. Я стояла на месте, когда вдруг наступила кромешная тьма, наполненная непонятными звуками, больше всего напоминавшими стоны грешников в аду. Я стояла, пока воздух шевелился, говоря мне о том, что кто-то приближается ко мне в этой кромешной тьме. Я стояла даже тогда, когда чья-то когтистая лапа осторожно коснулась моей щеки, а прямо напротив, не более чем на расстоянии полуметра зажглись два красных пугающих огонька.

— Так вот ты какая, дитя… — прошелестела пустота, и мне послышалось удивление, восторг и… гордость?

А потом вдруг стало светло — и вот тут-то ноги меня и подвели. Коленки дрогнули, и я бы точно рухнула на пол, если бы красноглазый мужчина, стоявший прямо передо мной, не подхватил меня, обняв горячими крепкими руками.

В прямом смысле, горячими. Я болезненно вздрогнула, обжегшись, и он немедленно выпустил меня из объятий, зашипев разочарованно:

— Прости, не хотел… Я очень давно никого не обнимал, забыл, что с вами надо быть осторожным…

А потом мы молчали и просто смотрели друг на друга. Ну, то есть он смотрел — задумчиво и нежно, а я просто пожирала его глазами.

Давно, много-много дней и ночей назад мы с Каем сверяли воспоминания. Их было не так много, даже на нас двоих, но они все-таки были. Обрывки эмоций, незаконченные картины, словно мазки безумного художника, изрисовавшего края полотна, а середину оставившего пустой. Но мы сошлись в одном: в том, что тот мужчина, который чаще всего приходил к нам в наших снах, тот мужчина, который мелькал в большинстве воспоминаний, именно он был нашим отцом.

Сейчас он стоял передо мной. Он и не он одновременно. Отец был выше ростом, впрочем, может, это мне только казалось, потому что я тогда была совсем маленькой. А все взрослые детям кажутся настоящими великанами. Но вот черты лица у него совершенно точно были мягче. И нос не такой приплюснутый. И скулы не настолько высокие. Разрез глаз чуть шире, а сами глаза шоколадные. Как у Кая.