Боевые станции

Рука, державшая фазер, медленно опустилась вниз. Другой вулканец кивнул Сарде, признавая право на то, чтобы уединиться с тем, с кем он пожелает, в ущерб собственной безопасности.

— Как хотите.

Перрен вышел, закрыв за собой дверь. Но напряжение не спадало.

— Хорошо, — проворчал Скеннер. — Давай поговорим.

Сарда облегченно вздохнул и коснулся своей рукой кисти Скеннера, продолжая смотреть в мою сторону.

Время шло. Молчаливая беседа продолжалась.

Наконец настала очередь слов. Я глубоко вздохнула.

— Скеннер.

— Вас водят за нос.

— Оставьте его в покое, пожалуйста.

— Но прежде я получу то, что мне нужно, — Не волнуйтесь, получите. Потом. Я почувствовала, что моя просьба для него — нож в сердце. Может быть, ему не понравилось еще то, что я обратилась не тоном приказа, а просто попросила, как друг просит друга.

Это вероятно, на порядок усилило действие моих слов. Он еще раз толкнул Сарду к стене, затем отпустил и сделал шаг назад. Внезапно я почувствовала, что мы с Сардой очутились вдвоем на одной скале среди полного вакуума.

Сарда медленно расправил на себе складки униформы. Мы продолжали рассматривать друг друга в атмосфере многозначительного, а потому и тягостного молчания. Ответ был ясен без слов: он не пленник. А если так, то что-то случилось с нашей дружбой. Я чувствовала, что наряду с предательством моего лучшего друга во мне росла и горечь от сознания того, что я оказалась закрытой, вытесненной Перроном. Можно было «поздравить» себя с открытием: наши отношения с Сардой приобрели вторичный, подчиненный характер.

Я с трудом узнала свой собственный голос.

— Зачем тогда ты ответил на мой радиосигнал, если заранее знал, что загоняешь нас в ловушку?

Я почувствовала, как озадачил его мой вопрос.

— На ваш сигнал отвечал не я, — произнес Сарда. — Это был Перрен.

— Но так случилось потому, что ты все ему рассказал.

Даже сквозь превосходное самообладание вулканца я ощутила, как он вздрогнул. В его глазах тоже появилось выражение печали, но, вероятно, по другому поводу. Вздохнув, он продолжал:

— Мне не следовало бы говорить ему про это. Я понадеялся, что вы знаете меня лучше, чем оказалось.

В нем всколыхнулось чувство собственной вины. Теперь его ощутили мы оба, оба — жертвы сложившихся обстоятельств.

— Другим это объяснить нельзя. Если я и ошибалась, теперь выяснится вся правда. Конфликт часто является сильнодействующим лекарством.

Он ответил не сразу, вероятно, из-за смущения. Уставившись в пол, мой собеседник наконец решился рассказать нам о вещах, о которых ни один вулканец добровольно не сообщает чужакам — если только нет серьезных причин для подобной откровенности.

— Перрен узнал все о вас, потому что он знает меня — с трудом вымолвил он. — Это произошло в ходе тренировок по слиянию интеллектов… и он узнал все о вас и о том, что можно от вас ожидать. А когда произошел маневр, отвлекающий на себя систему сенсорной защиты, он на 98 процентов был уверен, что это дело ваших рук.

То, что ему пришлось говорить обо всем еще и в присутствии Скеннера, действовало иссушающе на его физические и моральные силы. Его дыхание сделалось прерывистым, и он с трудом вновь овладел собой.

С огоньком облегчения и надежды я продолжила:

— А как же тогда изобретенный нами радиосигнал?

— Перрен в курсе "Игр на выживаемость". Без особого труда он разгадал смысл этих радиоволн.

За моей спиной Скеннер, вздыхая, присел за один из рабочих столов, склонив голову и видимо, испытывая чувство отвращения — Мы так волновались за тебя, — обратилась я к Сарде. — Я подумала, что тебя могли просто выкрасть. Все в порядке?

— Да, все в норме, — ответил он. У меня было, однако, такое чувство, что вулканец большим удовольствием дал бы мне тот ответ, которого я так ждала и на который так надеялась: что он был схвачен из засады я обманом и запугиванием склонен к сотрудничеству.

— Итак, никаких угроз и нападений не было?

— В этом смысле… нет. Я сам сделал свой выбор. Я здесь нужен.

— Для того, чтобы помочь Морни и Перрену держать всю Галактику в качестве заложников?

Он возмутился.

— Я не помогаю им в этом, — начал настаивать Сарда. — Я сконструировал стабилизирующее оборудование для источника энергии на базе сверхускорителя. Только мне одному известно, как эксплуатировать системы безопасности и поддержки. Морни пытается построить сам сверхускоритель.

Если бы я позволил им самим соорудить это устройство, то, конечно, под удар были бы поставлены миллионы жизней на планете. Я просто не мог пойти на такое, — груз ответственности за свои действия до сих пор тянул его в прямо противоположные стороны, и, очевидно, он был на грани изнеможения. Эксперимент чересчур сложен, чтобы можно было не обращать на него внимания. У нас недавно уже была авария, но мне удалось в последнюю секунду отклонить пучок волн в открытый космос.

— Я так а знал! — опять взорвался Скеннер. — А мы оказались как раз в центре этого пучка!

Сарда удивленно посмотрел на него. Затем его лицо мертвенно побледнело. До этой минуты, честно говоря я сама не представляла себе степени той опасности, которую таит в себе сверхускоритель. Но после того, как Сарда едва не лишился чувств, я ощутила, что была на краю смерти. Он победил, но ценой того, что ему на многое пришлось закрыть глаза. Скеннер взволнованно покачал головой и закрыл глаза.

— Черт бы тебя побрал.

Сарда смущенно наклонил голову. Я продолжила:

— Другими словами, ты вообще не принимал решение помогать им. Они просто шантажировали тебя. Твое бездействие многим стоило бы жизни, поэтому ты решил пойти с ними.

— Да, — негромко согласился он, не поднимая глаз.

Все замолчали. Теперь каждый на ощупью бродил среди своих мыслей, словно в тумане.

Я первой очнулась от оцепенения, затем, подойдя к столу, прислонилась к стене всего в нескольких дюймах от Сарды. Наконец наши глаза встретились.

Мои слова прозвучали негромко и очень искренне.

— Теперь я понимаю. Мы постарались освободиться от остатков вины или сожаления. Если Сарда предал нас, я все равно не хотела больше ничего знать об этом. Нет смысла платить за ошибку еще одной такой же.

Вулканец собрался с мыслями и торжественно кивнул.

— В ваших словах много мудрости, — произнес он, благодаря меня в такой скрытой форме. Никто из нас не предпринял попытки уточнить недосказанное.

— Расскажите нам о Перрене, — попросила я. — Что движет его поступками?

Сарда качнул головой и, тщательно подбирая слова, начал свой рассказ.

— Вы его уже видели, — произнес он, словно это могло что-то объяснить мне. — Перрен необычайно самонадеян. Верит в исключительность рационализма философии вулканцев, но не придерживается принципов этой же философии, согласно которым не рекомендуется судить о морали других, даже если в этом заложен рациональный смысл. Как и вице-адмирал Риттенхауз, Перрен верит в исключительность, своего рода моральное превосходство философии Федерации над философией клингонов, ромуланцев и других представителей враждебных государств. Он считает, что игнорировать такие различия нелогично.

— Таким образом, вы хотите сказать мне, что он не верит в философию пацифизма, исповедуемую вулканцами?

В глазах Сарды мелькнуло отчаяние. Возможно, я не совсем научилась понимать вулканцев, но теперь было не очень подходящее время для того, чтобы наказывать меня за такую оплошность.

Он уловил это и продолжил:

— Даже на Вулкане законы логики не стоят на месте. А и небольшие изменения в ней могут коренным образом изменить философию. В противовес общепринятому мнению, среди моего народа появились те, кто не приемлет пацифистские взгляды. Времена меняются, Пайпер. Когда-то Спок тоже считался изгоем, потому что не соглашался с закрытой системой взглядов вулканцев. С тех пор их образ мышления расширился настолько, чтобы считать нашу планету составной частью Федерации. Когда-нибудь то же может случиться и с идеями Перрена.