Страница 20 из 50
Кабинет был тем местом в доме, где он мог быть собой, не опасаясь наставлений супруги. Заперевшись в комнате, Айзек мог достать из портсигара, с изображением обнаженной красотки, сигару и закурить, неспешно выпуская кольца дыма и неспешно наслаждаться этим. Мог ставить книги в том порядке, как ему заблагорассудится, не опасаясь истерик Кэтрин. Здесь он хранил и некоторые другие вещи, о существовании и назначении которых супруга не должна была знать. Когда дверь в его кабинет была заперта, все в доме знали, что тревожить хозяина нельзя.
Назло супруге, ему доставляло удовольствие делать то, что привело бы ее в трепет и ужас. Наперекор ее ханжеству ему нравилось пить виски и выругаться неприличными словами, читать вульгарные издания и рассматривать порнографический журнал "Жемчужина" или другие эротические открытки. Ему вообще нравилось быть плохим. Еще в пансионе, где за любые шалости воспитанников нещадно били розгами, он ощутил, что не такой как все. Если другие ученики боялись и всеми силами старались избежать порки, то Айзеку наказание розгами было по нраву.
Обычно экзекуцию проводила мадам Верне, супруга директора пансиона, с тяжелой рукой и полным отсутствием снисхождения к наказуемым. Когда по субботам перед ней выстраивалась вереница воспитанников, она надевала чистое платье, долго выбирала розги и, только вволю насладившись страхом нерадивых учеников, приступала к процессу самого наказания.
Вскоре мадам Верне заметила, что Айзек не выказывает страха перед ней, и оказалась в некотором замешательстве. После раздумий, она решила, что суровая порка в следующую субботу вернет ему почтение и страх, и отобьет тягу к шалостям и невежеству.
Когда последний удар розгой был обрушен на его красные с кровавыми подтеками ягодицы, мадам, раскрасневшаяся от физических усилий, велела подняться ему со скамьи и приготовилась прочитать нравоучительную отповедь, однако к ее огромному удивлению и смущению, она заметила, как у наказанного воспитанника в области паха натянулись штаны. Мадам застыла в смущении и не нашлась, что сказать.
Через неделю, когда для Айзека вновь пришло время получить по заслугам за свои проделки, к его огромному удивлению, мадам Верне улыбалась, нанося ему удары, но теперь делала это не так сурово. Разве мог он подумать, что эти события юности врежутся в его память и столь сильно повлияют на его пристрастия?
Никто не догадывался о них, поскольку мистер Гриндл тщательно скрывал свои тайные желания. К его огромному сожалению, рядом с ним не было человека, с кем он мог бы поделиться самыми сокровенным и не бояться быть отвергнутым. Кэтрин не хотела принимать его обычную, естественную мужскую сущность, не говоря уж о чем-то более тайном и неприличном. А посетить увеселительное заверение мадам Бруа, как это он делал до женитьбы, в нынешнем положении не мог и опасался подхватить францускую болезнь. Один раз его имя сплетники разносили по всему городу, более он такой радости им не доставит. Что ни говори, но его успешное возвращение жители Блумсберга перенесли плохо и не теряли надежды припомнить ему любые промахи, даже самые ничтожные. Однако быть объектом зависти, всего города - все-таки обалденно приятное чувство!
Сегодня мистер Гриндл был в дурном расположении духа и настроение у него было отнюдь не рабочее. То и дело в его голову приходили мысли, не дававшие ему сосредоточиться на делах и корреспонденции. Он раздраженно бросил листы и откинулся на спинку кресла.
- Лицемерная сука! - сорвалось у него. Он резко встал и кресло с противным скрипом отодвинулось от рабочего стола. Достав из шкафчика бутылку виски, мужчина плеснул теплую жидкость на дно стакана и подошел к раскрытому окну.
На улице до рези в глазах ослепительно сияло солнце. От его палящих лучей все попрятались по домам и даже соседская кошка пряталась в тени растений, вальяжно раскинувшись на ветке яблони. Лишь назойливое жужжание мухи раздавалось где-то поблизости и постепенно становилось все ближе.
Его все злило. Казалось, что все, кто находятся неподалеку, счастливы. Они улыбаются, ругаются, мирятся, ссорятся, делают хорошие или осудительные поступки, показывая свои истинные чувства и эмоции, и только он изображает, притворяется и обманывает. От раздражения он стиснул руку, и, вспомнив, что в ней стакан, махом опустошил его.
- Лицемерная святоша! - еще раз выругался Айзек, но выплескивание злости не помогало ему успокоиться, а, напротив, подхлестывало его раздражение. - Мое имя уже выпачкали в грязи раз, другого такого случая не дождетесь! - мстительно подумал он, пытаясь взять себя в руки и удержаться от соблазна, ворваться в комнату жены, высказать все, что думает и заявить, что более он терпеть не намерен.
Он вынужден был все время себя контролировать и это сильно угнетало его, настроение все чаще было плохим. Объяснять Кэтрин было без толку, любые доводы мужа она с гневом и истерикой отвергала. Миссис Гриндл жила в своем мире и, в отличие от мужа, жила так, как ей было комфортно и душевно, и телесно.
- Черт, оказывается люди действительно сродни животным! - волна раздражения снова поднялась. Он никак не мог отвлечь себя от подобных мыслей и придумать, куда ему направить нерастраченную мужскую энергию. Кэтрин запрещала ругаться, но переделать Айзека было не возможно, она смогла только добиться, чтобы он не произносил подобные слова при ней. - Но ты ведь не сможешь залезть в мою голову? - усмехался он. - Не можешь! Иначе бы тебя, святошу удар хватил! - продолжал он выплескивать злость.
Достигнув всего, к чему стремился, он не мог получить самого простого и естественного, что освящено церковным браком и положено ему на правах законного супруга.
- Вот и читай свои книжечки, и слушай таких же чопорных дур, только потом не удивляйся, что твой супруг опускается до такой мерзости! - наслаждаясь ехидством, он рассмеялся, но смех его был злым.
- Надо же, мерзость! Только такие дуры, как ты, и могли назвать это мерзостью. С тобой это делать действительно гадко. - разъярился Айзек и с силой швырнул стакан на пол, от чего тот разлетелся на мелкие осколки.
Его триумфальное возвращение в Блумсберг наделало много шума. Имя Айзека Гриндла теперь было синонимом успешного человека, прошедшего через неприятности, но смогшего их попереть. Кэтрин помогла ему в этом. Респектабельная и высокомерная, с отличными манерами, свидетельствующие о положении ее семьи, произвели на общество города впечатление, их хорошо приняли в городе, но именно из-за нее он был несчастлив.
- Мало того, что уродина, так еще и идиотка. - он вспомнил ее жеманный голос. Айзек отчетливо понимал, кому он обязан своим возвышением, но платить столь высокую цену за это он был не намерен. Ему сильно захотелось сорвать свою злость на ком-нибудь, чтобы не только ему одному было плохо, но и кто-то еще разделил раздражение с ним. На вопрос, кого выбрать, у него уже был ответ. Он позвонил в колокольчик. Когда в кабинет вошла экономка, Айзек раздраженно бросил:
- Позовите Эмму!
- Она сейчас с миссис Гриндл, если...
- Тогда позже, когда закончат, позови. - перебил он ее.
Мэри, видя, что хозяин не в духе, не решилась на дальнейшие расспросы. В душе она была несказанно рада, что паршивке, как она называла Ханну - Эмму, достанется. Она считала, что девчонке слишком повезло, и это ей не нравилась. С первого раза, как только увидела ее, Мэри поняла, что та легкомысленная вертихвостка, но с хозяином не поспоришь. А теперь, видя, что хозяин недоволен и служанке достанется, только от одного предвкушения о ее наказании, Мэри ощутила радость.
- Да, мистер Гриндл. - сказала она и вышла, поспешив в гостиную, где Эмма знакомила хозяйку со свежими газетами. Она встала у двери, стараясь дождаться паузы и прервать их чтение.
"Надо поспешить, пока он не успокоился. Пусть мерзавка попадется под горячую руку, чтоб не наглела". - мстительно подумала экономка. Дождавшись, когда в комнате наступила естественная пауза, возникающая при перелистывании страниц, экономка вошла: