Страница 4 из 15
Особист, подумал обходчик, и поспешил дальше, постукивая молотком на длинной ручке по тормозным колодкам. Особист же Спиридонов спустился на перрон, улыбнулся Верочке дежурной улыбкой и поблагодарил за приятную поездку.
– Что там за шум?
– Да безбилетницу снимают.
– Прямо здесь?
– А чего тянуть?
– Действительно. Ну что ж, Верунчик, прощай, счастливого тебе пути.
– И вам, Степан Борисович, и вам… – сказала Верочка, поднялась в вагон и опустила подножку.
Милиционер с путейцем уже почти вынесли ноги безбилетницы на улицу, когда слишком свободные в талии, протертые почти до дыр джинсы соскользнули с ног девицы. Мужчины не удержали равновесия и вывалились на дощатый настил почти в обнимку, к ногам особиста.
Девица, на которой под джинсами были только бабские серые труселя, змеей вывернулась из захвата другого путейца и сама спрыгнула на перрон.
– Уроды! Какие же вы уроды, а! – сквозь слезы бормотала она, вырывая штаны из рук своих гонителей. Увидев Спиридонова, она снова взвизгнула и, завладев, наконец, штанами, торопливо прикрыла себя с фронта.
– Это что за стриптиз вы здесь устроили с утра пораньше? – с иронией спросил Спиридонов. – Хорошо еще, что народу никого. Хотя…
Он посмотрел Таське за спину. Таська обернулась и увидела, как из здания вокзала, на ходу натягивая кители и фуражки, бегут три милиционера.
– Блин! – путаясь в штанинах, она стала надевать джинсы.
Поверженные мужчины уже встали. Проводник Гусельников поднял упавшую на ступеньки Таськину переметную суму, всю расшитую бисером, кожаными шнурками и люрексом, с бахромой из мулине, и отдал владелице с виноватым видом. Таська на проводника даже не смотрела – стыдно было, что у такого хорошего дядьки неприятности теперь из-за нее. Так и расстались, не сказав ни слова.
– Гусельников, Федоров, и так задерживаемся! – крикнул начальник поезда, выглядывая из вагона.
Локомотив действительно свистнул, состав дернулся – один раз, другой – и начал набирать скорость. Сержант вскочил в вагон, за ним впрыгнул проводник Гусельников, и на перроне остались только путейцы и Таська.
– Что за шум? – спросил лейтенант из местных стражей порядка, застегнув последнюю пуговицу на кителе.
– Так мы это… – вразнобой начали путейцы.
– А, это у нас Туханин и Людочкин, – усмехнулся милиционер. – Опять жареные.
– Толян, ну ты че, мы же не на работе! – сказал тот путеец, что недавно держал Таську за ногу.
– А чего хулиганите?
– Мы хулиганим? Мы вот эту с поезда снимали, она без билета. – И путеец ткнул пальцем в девушку. – Начальник поезда просил сдать ее в отделение.
– Документы есть? – спросил лейтенант у Таськи, которая беспокойно озиралась. Два других милиционера на всякий случай отрезали ей путь к бегству.
Впрочем, вертела головой Таська не потому что искала, куда бежать. Интересно ей было, куда испарился тот тип в костюме. Еще несколько мгновений назад он был рядом, а сейчас – фьють! – исчез.
– Чего? – переспросила она.
– Документы, говорю, есть? – терпеливо переспросил милиционер.
– Полная сумка.
– Идем в отделение, протокол составлять будем. Туханин, Людочкин, вы куда?
– Так, Толян, у нас же выходной!
– В отделение, я сказал. Свидетелями будете.
– Ну Толян…
– Единственный раз попросил вас проявить гражданскую сознательность, а вы в кусты?
– Ну выходной же…
– Напишу докладную.
Туханин и Людочкин понуро двинули на вокзал. Следом пошли лейтенант Толян и, в сопровождении двух милиционеров, Таська.
Спиридонов, стоя в тени сирени, проводил процессию взглядом, после чего обошел вокзал по едва заметной в разбушевавшейся весенней зелени тропке и вышел на привокзальную площадь.
Окно в кабинете председателя дануевского горисполкома было распахнуто. Во-первых, весна, за окном цвели яблони – и красиво, и дух хороший. Во-вторых, окно выходило прямо на улицу, а слух у председателя был прекрасный, и все, о чем говорили на улице, он слышал, будь то бытовая сплетня, политический анекдот или критика в адрес администрации. А в-третьих, отопление до сих пор работало, и в кабинете было нестерпимо жарко. По плану должны были выключить после майских праздников, но весна выдалась ранней, с середины апреля уже припекало, а сейчас был просто ад адский. Можно было бы решить вопрос – позвонить на ТЭЦ, распорядиться, чтобы прекращали топить, но была небольшая тонкость: аккурат Первого мая должна прибыть культурная делегация из-за рубежа, и если вдруг ударит дубак – можно и оскандалиться. Так что нехай кочегарят дальше.
В девять утра пиликнул селектор.
– Иван Иванович, к вам посетитель. Из Москвы.
Посетитель – это было их кодовое слово. Обычно Тамара спрашивала визитеров, как их представить и по какому они делу. Абстрактный «посетитель» обозначал товарищей из органов. А товарищи из органов означали лишние хлопоты.
Иван Иванович накинул на шею извлеченный из ящика стола галстук, застегнул пару пуговиц на рубашке и официальным голосом разрешил:
– Запускайте.
Посетитель был хорош собой – богатырских статей красавец, молодой, почти юный, безупречно одетый, с открытым добродушным лицом. Лейтенант КГБ, отличник боевой и политической подготовки, к бабушке не ходи.
– Здравствуйте, Иван Иванович, – поздоровался красавец, без стеснения прошел к столу, отодвинул стул и сел в свободной открытой позе, положив на стол черную кожаную папку, довольно тощую.
Председателя, однако, такие кунштюки не смущали. Он видел войну, фашистов, прошел довольно долгий путь от простого глиномеса до директора керамического завода, и ввести его в замешательство было трудно.
– Здравствуйте, – он привстал с места и протянул руку особисту.
Тому ничего не оставалось, как тоже привстать и ответить на предложенное рукопожатие.
– Чем могу быть полезен? – спросил Иван Иванович, садясь обратно в кресло. – Кстати, не расслышал, как вас зовут.
– Меня зовут Спиридонов Степан Борисович, я представляю здесь интересы государства.
– Как же, как же, – кивнул председатель: мол, разве ж я сомневаюсь? – Мы все их здесь представляем. Удостоверение можно ваше?
Гость достал из внутреннего кармана красное удостоверение и дал хозяину кабинета тщательнейшим образом изучить документ. Иван Иванович довольно улыбнулся – с лейтенантом он попал в точку – и уже менее официально спросил:
– Полагаю, вы к нам в связи с Миленьким приехали? Так у нас все под контролем, не переживайте, ваши коллеги вполне…
Спиридонов будто ожидал этого вопроса.
– Не совсем. Я к вам приехал в связи с визитом американской делегации.
– А что делегация? – удивился председатель. – Облисполком контролирует, Политбюро контролирует, ваши товарищи тоже контролируют. Мы вписываемся в сроки. Американцы как раз попадут на майские праздники! Вы же видели – на улицах полным ходом субботник идет!
– Вы меня не дослушали. Тут есть тонкий нюанс. Вы знаете, что ваш Миленький сейчас чрезвычайно популярен на Западе?
– Что? Миленький? На Западе? – искренне удивился Иван Иванович. – Чем это, извините, он популярен? И как умудрился?
Спиридонов развернул папку и расстегнул на ней молнию.
– Вот, полюбопытствуйте. Это вырезки из западногерманской, американской, французской и английской прессы. – И Спиридонов подвинул извлеченные из папки полоски газетной бумаги председателю.
Иван Иванович надел очки и долго рассматривал настоящие иностранные газеты.
– Вы меня извините, я, кроме «хенде хох», на иностранном ничего не знаю. Что там написано?
– Написано там, Иван Иванович, что русский фотохудожник Святослав Миленький весьма самобытен и его работы пользуются высоким спросом у художественных галерей и частных коллекционеров современного искусства.
– Чего? Это то, что он своей самоделкой щелкает? – Иван Иванович продолжал дивиться. – Это же тихий ужас, похабень.