Блюз для винчестера

— А Штерн? — спросил Степан. — На кого работает Штерн?

Профессор не ответил, полностью сосредоточившись на работе с веслом.

— Фредерик был переводчиком, — печально, как о покойном, сказала Оливия Фарбер. — Мы познакомились в нашей первой африканской экспедиции. С тех пор он был с нами везде. Много раз его мужество и решительность спасали нас в безвыходных ситуациях. К тому же он был прекрасным переводчиком. Любой язык Фредерик мог освоить за пару недель. Незаменимый помощник.

— Скажите, мэм, он как-то связан с Рейнольдсом?

— В каком-то смысле. Как сотрудник Леопольда.

— Ставлю вопрос иначе. Штерн и Рейнольде — они знакомы?

— Да. Но какое это имеет значение?

— Сейчас — уже никакого, — сказал Степан Гончар.

— Я понимаю, на что вы намекаете, Питерс, — повернулся к Степану профессор. — Неужели вы подозреваете Фредерика в том, что он шпионил за мной?

— Да какая разница, шпионил он или нет, — равнодушно ответил Гончар. — Я просто хочу знать, где мне его искать, вот и всё. Кстати, он не шпионил. За вами следили совсем другие люди, и они едва не убили Штерна. Так что в этом смысле он чист.

«А ведь те, кто стрелял, могли и не знать, в кого стреляют, — вдруг понял Степан. — Они следили за двумя всадниками, а потом напали на двух всадников. Могли и не знать, что стреляют не в тех, за кем следили. Черт, зря я тогда вмешался!»

— Фредерик никогда не давал повода усомниться в его порядочности, — сказал профессор.

— Но он убежал, прихватив то, что мы нашли. Вот я и думаю: куда он побежит с этими алмазами? К вашему Рейнольдсу или к кому-то еще? Может быть, он направится в Денвер, чтобы отдать находки Кларенсу Кингу?

Степан пошутил, но Фарбер воспринял его слова всерьез.

— Это было бы прекрасно, — заявил профессор. — Как только Кинг узнает правду о фальшивой россыпи, он оповестит всех. Слово Кинга слишком авторитетно, чтобы его не услышать. Тем более если это слово может спасти миллионы долларов.

— Прекрасно? Я не ослышался? Вы сказали «прекрасно»? — Степан от злости чуть не выронил весло.

— Возможно, Фредерик рассчитал, что в одиночку он легче оторвется от преследователей. И возможно, он прав. Он оторвется. Он достигнет Денвера. Поставленная задача будет решена, — твердо сказал Фарбер. — А это — самое главное.

«Бесполезно спорить, — подумал Гончар. — Интересно, как бы запел профессор, если бы Штерн убил кого-нибудь другого, а не беднягу Харви?»

— Но вы, док, так и не ответили на мой вопрос, — вспомнил Степан. — Вы-то что будете делать, когда вернетесь в Филадельфию? Вы будете по-прежнему дружить с Рейнольдсом? И по-дружески выполнять его маленькие просьбы? Ведь ему, наверно, не очень-то понравится, когда об афере с россыпью узнают вкладчики. Вряд ли он простит разоблачение даже самому близкому другу.

— Почему вас так беспокоят мои отношения с друзьями?

— Потому что ваши друзья убивают моих друзей.

Профессор надолго замолчал, и брызги из-под лопасти его весла стали вылетать с удвоенной силой. Вместо него в разговор вступила Оливия Фарбер:

— Но Рейнольде вовсе не такой близкий друг, как вам кажется, Стивен. Когда-то мы были близки. Но теперь он отгородился от всех своими сейфами и маклерами. К тому же мы намерены перебраться из Филадельфии на Запад. Например, Мейер Гуггенхайм, наш друг и земляк, собирается вкладывать деньги в медь Колорадо. А это обеспечит нас работой на долгие годы. Еще один друг, Горацио Табор, надеется с нашей помощью отыскать новые залежи серебра. Мы останемся в Денвере, Стивен. А Рейнольде пусть и дальше проворачивает свои темные делишки в Филадельфии.

— Навряд ли ты найдешь в денверских гостиницах номер с водопроводом, — сказал Фарбер.

— Не страшно. Зато мы не найдем там ни одного биржевика.

— Как видно, ты уже все решила? — сердито спросил профессор у жены.

— Это жизнь все решила за нас.

— Ну, знаешь...

— Смотрите! — перебила их Росита. — Сэр, там лошади!

Берега по обеим сторонам реки были покрыты зарослями ивы, но справа, выше по склону, на ровной зеленой лужайке виднелось пестрое пятно небольшого табуна. Под солнцем блестели рыжие, черные, пегие лошади, и несколько мулов с навьюченными мешками щипали траву поодаль.

Степан положил весло на дно каноэ и взялся за винтовку. Профессор греб, разворачивая лодку к другому берегу. Все напряженно оглядывали склон, на котором не было видно никаких следов человека — ни костра, ни шалаша. Но табун не мог гулять тут сам по себе. К тому же в бинокль Степан разглядел, что некоторые из лошадей были оседланы.

— В кустах, — тихо сказал профессор. — Они могут сидеть в кустах у самой воды. Милли, возьми весло! Гребите быстрее, милые леди.

Но ничего нельзя было разглядеть за сплетением ивовых веток и дрожащих листьев. В бинокле снова промелькнули лошади, потом показались кудрявые макушки низкорослого кустарника выше по склону, а дальше, между черных узких елей, Степан увидел песок, изрытый множеством копыт.

Лошади спустились с этих гор, понял он. Возможно, это и есть тот самый перевал, о котором говорил Бен Смоки. Так, может быть, это наши лошади? Но где же тогда сам Бен?

— Поворачивайте к берегу, — сказал Степан. — Там никого, кроме лошадей. И это наши лошади.

— Не будем рисковать, Питерс! Спустимся до порогов. В этих кустах может быть засада.

— Это легко проверить.

Степан Гончар стянул сапоги и переложил кольт в наплечную кобуру. Он перемахнул через борт лодки и поплыл к берегу. Уже через пару гребков его ноги коснулись илистого дна, и он проплыл еще немного, пока пальцы не зачерпнули прибрежный песок. Здесь он встал и, пригнувшись, побежал по воде к нависающим ивам.

Он не верил, что на берегу может быть засада. Но и шагать, как на параде, почему-то не хотелось.

Упав за низко склонившуюся толстую иву, Степан оглянулся на каноэ. Лодка уже пристала к другому берегу. Все, кто в ней был, пригнулись, спрятавшись за бортами. И только чья-то голова виднелась над кормой рядом с тонким стволом винчестера.

«Если здесь засада, то они успеют уйти по реке. Или хотя бы скроются в горах, — подумал он. — А вдруг Фарбер захочет избавиться от меня?»

Никакой засады. Заржала лошадь, и Степан узнал свою Тучку. Он свистнул, и она потрусила к нему, радостно взбрыкивая.

Поймав босой ногой стремя, Гончар забрался в седло и поехал к табуну. Он уже узнал пятнистую кобылу Бена Смоки. Подъехав ближе, увидел в ее соломенной гриве слипшиеся красные волосы. Белая холка тоже была залита кровью. Свежей, красной и блестящей кровью.

— А где Бен? — спросил Степан у кобылы, но она только встряхнула ушами, продолжая выщипывать травинки под ногами.

Он повернулся к реке и увидел, что каноэ пересекает ее под углом, приближаясь к берегу.

Ему пришлось еще долго кружить по склону, разглядывая следы. Он нашел тропу, по которой табун пришел сюда из-за гор. Где-то вдалеке, в сплошной стене отрога, скрывался невидимый отсюда проход, и Бен Смоки воспользовался им, чтобы оторваться от погони. Но там, где прошел табун, всегда останутся следы, как бы ты ни пытался их скрыть. Значит, преследователи рано или поздно придут сюда.

Нашел Степан и две латунные гильзы пятидесятого калибра. Они валялись в песке под низкорослой и широкой елью. «Отсюда из своего „шарпса“ стрелял Штерн, — подумал Гончар. — Но куда? Где мог быть Бен в этот момент? И как же Смоки прозевал выстрел? Так-так. Кровь на гриве... Штерн стрелял в спину».

Он вспомнил старину Эрни, который ненавидел оружие. Как он говорил? Какой-нибудь мозгляк с револьвером может лишить жизни мужчину, который в сто раз сильнее. Да, а тут был не револьвер, а «шарпс». И его пуля не оставляет шансов.

Он пошел к берегу, чтобы помочь женщинам выбраться из лодки, и на песке увидел параллельные полосы — такие обычно остаются от веток, которыми заметают следы. Кто-то очень хотел скрыть свои следы на песке, но, наверно, слишком спешил. Степан присел, чтобы лучше видеть эти полоски, — и заметил, что они ведут к реке. У самой воды он увидел кровь на траве и все понял.