Страница 15 из 18
Гам, стенание павианов, всхлипы выпи и вопли павлина, уханье шимпанзе, мускусный звериный запах и аромат ячьего помета, иканье лам и чей-то рык много лет сопровождали меня во время прогулок, пока обезьян не поместили в новые закрытые вольеры, и наступила тревожная тишина, которая, впрочем, недавно стала нарушаться волчьим воем.
Я проходил мимо «Фазотрона» двенадцать лет, совершенно не обращая на него внимания, но вот однажды поинтересовался его историей – и был потрясен не меньше Гейзенберга, узнавшего о предании Кронборга.
С архитектурной точки зрения завод этот не представляет никакого интереса. Он состоит из нескольких зданий, большая часть которых скрывается за трехметровой оградой. Создан был в 1917 году для производства альтиметров, измерителей скорости и другой авионики, необходимой для управления самолетом. Изначально назывался «Авиаприбор» и был одним из флагманов отечественного авиаприборостроения, шесть десятилетий выпускал радиолокационное оборудование для военной авиации.
Теперь внимание!.. Вся суть в том, кто этот завод создавал. В революционные годы первым директором его стал выпускник Петербургского университета, математик, физик и метеоролог, летчик-наблюдатель Первой мировой войны, кавалер двух Георгиевских крестов, воздухоплаватель-рекордсмен, создатель динамической метеорологии.
Директор «Авиаприбора» был незаурядным и достаточно известным человеком. Однако нас будет интересовать другая сторона его личности, малоизвестная, но уникальная настолько, что позволяет нам повторить эксперимент Бора.
Что знала о директоре «Авиаприбора» общественность? Он был петербуржцем, профессором университета, летчиком-асом, во время боевого вылета которого немецкая фронтовая радиостанция оповещала о приближении его самолета к Северо-Западному фронту. Родился в 1888 году в Петербурге, окончил физико-математический факультет, где стал читать лекции по высшей математике и работать в аэрологической обсерватории. С началом Первой мировой войны наш герой ведет занятия в авиационной школе и возглавляет аэронавигационную и аэрологическую службу фронта.
Представьте себе, что мы стоим неподалеку от Белорусского вокзала и видим обыкновенный, довольно унылый столичный пейзаж, криволинейный, загроможденный кирпичными приземистыми зданиями завода авиаприборов, и вдруг узнаём, что директором и создателем завода, заложившего фундамент в отечественное самолетостроение, был не только летчик-наблюдатель и метеоролог, а автор статьи «О кривизне пространства мира», адресованной самому Альберту Эйнштейну.
Способность владеть научным мировоззрением в масштабах Вселенной давно уже оставила науку. Современная наука страдает узостью. Чрезмерная сложность текущих научных моделей принуждает к строгой специализации. Но это не относилось к нашему герою, увы, рано скончавшемуся – 16 сентября 1925 года, тридцати семи лет от роду, от брюшного тифа.
Его звали Александр Фридман. Он был основоположником современной космологии, автором библейского масштаба модели расширяющейся Вселенной, которая легла в основу теории Большого взрыва. Благодаря Фридману мы впервые получили достоверное представление о развитии и происхождении Вселенной. В 1920‑х годах еще было совершенно немыслимо представить себе динамическое устройство пространства-времени. Воображение не могло вместить догадку Фридмана о том, что мы живем на поверхности трехмерной сферы, которая раздувается в четырехмерном пространстве. Только полученные впоследствии Эдвином Хабблом данные при наблюдении галактик стали доказательством идеи Фридмана.
На примере Фридмана остается лишь поразиться силе воображения и ума, позволяющих в сотрудничестве достичь такой вдохновляющей мировоззренческой широты – от воздухоплавания до творения Вселенной.
Про время. Прощальный взмах
В детстве я только и делал, что вместе с друзьями дивился НЛО. В самом непосредственном смысле этой аббревиатуры: слишком уж многие объекты, пролетавшие над нашими головами, в то время по-ка мы стремились на лыжах через заснеженную, потрескивающую от мороза лесную глухомань к Коломне, или летом – на опушке и в оврагах, собирая грибы-ягоды, – оказывались не поддающимися определению. Сначала дивились, а потом почти привыкли, иногда взахлеб рассказывая о настоящих полярных сияниях над нашими почти уже Мещерскими лесами (интенсивная работа ракетных двигателей хорошенько ионизирует атмосферу, что расцвечивает привычный спектр в основном зеленоватыми разводами вроде тюля). Частично, как я сейчас понимаю, эти летающие штуковины объяснялись непосредственной близостью 3‑го округа ПВО Москвы, или разнообразием типов шаровых молний, но по преимуществу UFO относились к летно-испытательному комплексу в Жуковском, где была построена самая большая в Европе взлетно-посадочная полоса – больше пяти километров, как раз для приема из космоса летящих с огромной посадочной скоростью объектов. Кроме шуток, году так в 1983‑м над моей головой бесшумно промчался знаменитый челнок «Буран» – совершенно невиданный дельтообразный летающий объект, прямехонько сошедший со страниц романов фантастов. Только спустя несколько лет после официального испытания, закончившегося первой в мире успешной посадкой в автоматическом режиме, я понял, что за кашалот прошелестел тогда над головой, которой невдомек было, что это чудо и есть прощальный взмах эпохи.
Про героев. Простые профессии
Оказывается, Сергей Курехин в 1970‑х работал концертмейстером художественной гимнастики.
Так вот откуда «Поп-механика»! Вот откуда шагающие бодро на сцене музыканты.
Это дает ключ к упражнению: берем простые профессии и представляем себе их применение в авангарде.
Есть такие, где воображение почти не справляется: например, сталевар.
Про город. Колокол
Подумал, что Церетели очень идет Москве. Словно он и его монстры – ее, столицы, мысли. Ее мысли и наши видения. Всё жду, когда они все оживут. Петр I заскрежещет и шагнет с Сумасшедшего корабля. Огромный Туркманчайский железный хрен на Тишинке взовьется юлой и полетит булавой. Из двора на Грузинской площади выкатят на колесах его клоуны-гиганты, носороги, слоны, зашагает бронзовый Высоцкий и поскачет конный царь Александр, и огромное металлическое воинство двинется к Кремлю. Дальше Петр поднимает Царь-колокол и бьет по нему кулаком. Колокол воздушной волны накрывает город, и стекла дрожат. И становится, наконец, хорошо на душе – от близости момента устанавливаемой могучими чучелами справедливости.
Про главное. Место встречи
Звезда VY созвездия Большого Пса светит с расстояния пяти световых тысячелетий.
Тот свет, что мы видим, принадлежал еще фараонам.
Два миллиарда километров разделяет ее полюса, что в четыре раза превосходит расстояние от Юпитера до Египта.
Наше Солнце – жук-скарабей в сравнении с VY.
Но скарабей силен, и сильно наше Солнце.
Кусочек термоядерного вещества его ядра, размером с человеческую голову, способен тысячелетия питать энергией все устройства, созданные человеческой цивилизацией, включая ракеты, авианосцы и подводные лодки.
Если бы у фараонов была эта голова, им бы не понадобились ни Манхэттен, ни пирамиды, чтобы до нас добраться.
К тому же расстояние до некоторых звезд ужасает более бесконечности, ибо бесконечность абстрактна.
И тем страшней думать о нейтронной звезде, плотной как атом, думать о черных дырах.
Но всё равно, как бы ни были ошеломительны чудеса Вселенной – все они ничтожны по сравнению с человеком.
Понимаете?
Сириус – алмаз фараонов, огненная гора, чей огонь способен испепелить сонмы ангелов, – абсолютное ничто, горстка теплого праха по сравнению со смертным, самым слабым простым человеком.
Про литературу. Анима
Все-таки лошадь – хтоническое животное, и кошмар – nightmare – недаром словно бы «ночная кобыла»: всадник без головы и всадники апокалипсиса скачут где-то в тех юнговских полях. С тех пор, как в детстве ночью меня перепугала лошадь, ударившая мордой в распахнувшееся затем окно, и показала зубы, и хрустнула удилами, дыша клубами пара (дело было поздней осенью), – с тех пор только силуэт лошадки в яблоках, стоящей в предрассветном саду по колено в тумане и хрупающей паданками, может внушить мне мирное отношение к этому анималистическому образу.