Страница 118 из 128
Наверное, я вымотался. Третий портрет я построить не смог. Мужчина не получался, выходил какой-то пластилиновый слепок. Я махнул Зойке: закрывай, – и снял полушлем.
Отец стоял рядом, сияя.
– Ну, ребята, – сказал он и обнял всех нас троих сразу, – теперь им не уйти!
Я уже знал: он получил какие-то важные материалы от службы безопасности немецкого консульства. Там служил его друг еще по Москве девяносто первого, Мартин. Он, кстати, и спас отца тогда – «соскреб с тротуара», смеялся отец, но шутки шутками, а вот – спас. Отец выжил только благодаря тому, что сразу оказался в госпитале, на операционном столе, минуя всяческие этапы, – да еще благодаря атомному сердцу, которому глубоко плевать на всяческие там шоки. Но двенадцать операций после своего падения с высоты он все же перенес и полгода в сознание не приходил, а потом еще год не мог встать на ноги – его выхаживала и выходила-таки Вероника... честь ей и хвала. Отец на полном серьезе рассказывал, что побывал в царстве мертвых, узнал много нового и интересного, однако – вернулся вот...
– Теперь пустите меня... – он жестом велел нам выметаться с операторского места.
– Да, Мишка... прочитал я работу твоего друга. Серьезно он к делу отнесся. Жаль, такого человека потеряли... много мог сделать. Ты хоть сам-то врубился, о чем там речь?
– Наверное, нет, – честно сказал я. – То есть я прочитал и вроде бы все понял, но... как-то не сплавилось.
– Ладно, потом обсудим. Полчаса меня ни для кого нет. Паша, понял? На связи вместо меня.
– Понял, – сказал Паша. Он чистил пистолет. У него был элитный вальтер – прецизионный, с удлиненным стволом. Я только читал про такие машины. По цене они превосходили средний автомобиль, а по кучности и точности боя – иной карабин.
Я тоже достал свой пистолет, разобрал и стал чистить. Паша покосился на меня, но не сказал ничего.
Год 2002. Игорь 29.04. 04 час. Константинополь, квартал Харбие
Я не стал обращаться в полицейское управление по официальным каналам. Слишком массивной была утечка информации, чтобы доверять кому-либо наши маленькие находки. Просто с помощью обособленного канала и кода, данных мне стариной Мартином, я подключился к внутренней сети полиции. То, что эта сеть отнюдь не только внутренняя, я начал догадываться еще в разговоре с покойным Габдрашидовым. К ней присосалась – почти легально, я думаю – контрразведка; а вот то, что и служба охраны немецкого консульства шарилась там, как в собственном чулане, стало для меня приятной неожиданностью.
Записи с городских обзорных видеокамер хранились четырнадцать суток – на большее пока не хватало памяти. Через полчаса я знал два района, в которых наши отпортретированные фигуранты появлялись чаще всего: Харбие – и так называемый «Девятый полк», бывший военный городок, наспех построенный в шестидесятые годы в треугольнике между городской стеной, железной дорогой и Западным шоссе. Каждое правительство пыталось (или делало вид, что пытается) его снести, и всем что-то мешало. «Девятый полк» постепенно стал вынесенным за пределы города городским дном. Наверное, это многим казалось удобным.
На одну из нарисованных Мумине женщин – худую – месяц назад было выдано временное удостоверение личности. На фотографии она была почти красива. Сорокина Валентина Павловна, шестьдесят шестого года рождения, уроженка и жительница Адлера... и из анкеты: не замужем, Второй Московский медицинский институт, Бременская медицинская академия, настоящее место службы: частное бюро медицинской экспертизы «Парацельс»... Могло, конечно, оказаться, что сведения эти ложные: во времена перекроек границ кое-кто догадался пошарить в архивах паспортных управлений. Но скажем так: далеко не все, кто хотел, смогли это сделать. А потом и с этой проблемой в основном справились, позаимствовав у немцев их поражающую воображение систему перекрестного учета населения. Так что, если эта мадам Сорокина не была десять лет назад закоренелой преступницей или революционеркой, то сообщенные в анкете сведения должны быть правдивыми с вероятностью девяносто девять процентов.
В Константинополе она снимала квартиру в Харбие, в доходном доме купца Гильметдинова...
Конечно, ни один уважающий себя полицейский не рискнул бы арестовывать человека при таком вопиющем отсутствии улик. И ни один нормальный каэровец не стал бы брать фигуранта, не выявив связей, не установив наблюдения...
На все про все я отвел себе полчаса.
Квартирка мадемуазель Сорокиной была угловая, на шестом этаже. Некогда было возиться, устанавливать релихт-датчики... Я просто пальнул микрофоном с «бородкой» в переплет одного из окон. Послушал. Тишина в комнате, прерываемая обычными звуками старого многоквартирного дома: вода в трубах, всяческие поскрипывания, покряхтывания... Близко к микрофону – ничего, кроме размеренного шумного похрапывания. И я уже совсем собрался было отключаться, как вдруг услышал долгий зевок и сонное цоканье когтей по полу. И это будто послужило сигналом: тут же мягко, но шумно заворочались, зазевали, заворчали псы. Их там было не меньше пяти. «Тихо, тихо,» – сказал кто-то сонно по-турецки, и голос был явно не женский... но и не мужской... ломающийся подростковый! «Разбудили, слоны», – сказал другой голос, потоньше. – «Сколько там натикало?» -«Рано еще... четыре...» – «А-а...» – междометие перешло в зевок. Собаки шумно лакали воду.
Я связался с нашим вторым фургоном. Что хорошо в ребятах из «Н», так это умение не задавать вопросов. Дом... квартира... минимум два человека и пять-шесть собак... Какие это собаки, ребята сегодня видели. Я не решился им запретить, и они бросились на помощь людям и почти час выдерживали атаки псов на здание зимнего рынка, где сумели укрыться прохожие, посетители всяческих открытых кафе, кофеен и ресторанчиков, уличные торговцы... У меня их вообще пытались забрать – и забрали бы, но псы исчезли так же внезапно, как и появились.
Медики, оказывающие помощь на улицах, начали давать сводки, и от этих сводок шевелились волосы.
На взятие квартиры я отрядил шестерых и пошел с ними сам. Полицейские были в противопульных нагрудниках и шлемах, с короткоствольными «барышевыми» в руках.