Страница 31 из 82
И действительно, разговор у Захарова был нелегкий. Он исчерпал почти все доводы, но положительного результата не предвиделось.
Всегда спокойный, декан начинал раздражаться.
- Не могу, не могу, - разводил он руками. - Аттестата нет, а на слово верить не могу.
- Я представитель государственной власти и прошу мне верить. Не верите словам, так верьте документам. Вот письменное подтверждение об ограблении. Вот телеграмма Хворостянского РОНО. Наконец, если и этого мало, я могу пригласить в кабинет самого потерпевшего, - напирал Захаров. - Правда, выглядит он неважно, весь в бинтах, но в порядке вещественного доказательства можете поинтересоваться.
- Нет, нет, пожалуйста, не беспокойте товарища. Я верю вам, уважаемый, но до тех пор, пока не будет подлинников необходимых документов, ничего не могу сделать. Таковы правила. Они не мной придуманы.
- Да, но во всяком правиле есть исключение. Я об этом слышал на ваших лекциях, профессор.
- Исключение может санкционировать только ректор. Это его компетенция.
- Хорошо. Я буду обращаться в ректорат. А если потребуется - и в Московский Комитет партии. Пожалуйста, напишите свою резолюцию об отказе.
Декан еще раз пробежал глазами заявление, медленно обмакнул перо в чернильнице, но, не написав ни слова, положил ручку и молча отошел к окну.
- Право, в моей практике это первый случай. Беспрецедентный случай.
- Нет, случай не беспрецедентный. О таких случаях и о таком отношении к людям говорил в свое время Ленин.
- Что вы имеете в виду?
- Формально правильно, а по существу - издевательство. Прошу вас, профессор, напишите ваш отказ.
- Да, но ведь я не отказал категорически. Я только довел до вашего сведения, что подобных случаев в своей практике не встречал. Я готов помочь товарищу Северцеву. Простите, ваша фамилия? - с трогательной и слегка заискивающей улыбкой спросил декан.
- Захаров.
- Пройдемте, товарищ Захаров, вместе к ректору и там решим этот вопрос.
К ректору шли все трое: декан, Захаров и Северцев. Шли цепочкой, один за другим. Впереди - декан, за ним, несколько приотстав, - Захаров. Когда проходили университетский дворик, на котором была разбита пышная клумба, Алексей окинул взглядом желтый корпус с лепными львами над окнами, и в душе его вспыхнул проблеск надежды. "А что, если придется здесь учиться? Что если примут?"
Приемная ректора была полна посетителей. Отцы и матери, детям которых было отказано в приеме, сидели с озабоченными лицами и, очевидно, в десятый раз повторяли про себя те убедительные мотивы, с которыми они обратятся к ректору. Юноши и девушки с грустными лицами стояли здесь же, рядом с родителями, и молчаливо переминались с ноги на ногу. Худенькая секретарша по привычке не обращала внимания на посетителей к продолжала стучать на машинке.
Декан и Захаров сразу же прошли к ректору. Северцеву было приказано ждать в приемной.
Несмотря на то, что окна и дверь приемной были открыты настежь, в комнате стояла духота. Очень полная дама в полосатом платье, не переставая, махала перед собой газетой. Рядом понуро стояла ее дочь. Она была точно в таком же полосатом платье и очень походила на мать.
- Ваша на чем провалилась? - обратился к даме в полосатом платье сухонький старичок с козлиной бородкой.
Этот вопрос даме не понравился.
- Что значит провалилась? Почему провалилась? Просто к моей дочери отнеслись безобразно. - И она подчеркнуто неприязненно отвернулась от старичка.
Как и все здесь присутствовавшие, Алексей переживал тяжелые минуты в ожидании решения его судьбы.
Когда машинистка переставала стучать по клавиатуре, в приемной наступала такая тишина, что становилось слышно, как прыгала минутная стрелка электрических часов над входной дверью. Время от времени ожидающие с тревогой посматривали на обитую черным дерматином массивную дверь с табличкой: "Ректор Московского Государственного университета академик И. Г. Воеводин". Было что-то внушительное в этих серебряных буквах на черном фоне.
- О боже, уже двадцать минут, а они никак не наговорятся. Может быть, он уже закончил прием? - нервничая, обратилась дама в полосатом к секретарше, но ответа не дождалась: ректор вызвал секретаршу к себе.
А вскоре к Воеводину вызвали и Северцева. В просторном кабинете ректора Алексей сразу почувствовал приятный освежающий холодок. Из-за длинного Т-образного стола привстал лысый человек с добрым и немолодым лицом, на котором особенно выделялись печальные и умные глаза. Алексей понял, что это академик Воеводин.
Первые секунды Северцез растерялся. Не таким он представлял себе ректора, да еще академика с такой громкой фамилией. В самом слове "ректор" звучало для него что-то строгое, солидное и суровое.
Забинтованная голова Алексея произвела на Воеводина удручающее впечатление. Он сочувственно произнес:
- О, разбойники, как они вас!
Декан глубоко сидел в мягком кресле и рассматривал Северцева через пенсне в золотой оправе.
Пододвинув к себе заявление, к которому была подколота телеграмма Хворостянского РОНО, ректор размашистым почерком написал на левом верхнем углу резолюцию и нажал на кнопку звонка.
Вошла секретарша.
- Включите в приказ.
Мельком Алексей увидел: "Зачислить со стипендией..."
Вряд ли когда-либо чувствовал он такой прилив радости, какой охватил его в эту минуту. Ему даже душно стало и не верилось.
Ректор встал из-за стола. Потирая руки, он улыбнулся доброй улыбкой.
- Ну вот, все и утряслось. Считайте себя, товарищ Северцев, студентом-юристом. В выборе друзей будьте осмотрительны. Не ищите их на вокзалах.
- Спасибо, - тихо ответил Алексей.
- Спасибо не мне, а товарищу Захарову. Вам повезло, молодой человек, что у вас такой опекун. А сейчас идите к председателю профкома, расскажите свою историю, там вам помогут материально. Будьте здоровы.
Когда Захаров и Северцев вышли, ректор поднял телефонную трубку и набрал номер.
- Николай Петрович? Здравствуйте. Воеводин. К вам сейчас придет абитуриент Северцев. Собственно, уже не абитуриент, а студент первого курса юридического факультета. У него стряслось несчастье. Об этом он вам сам расскажет. Сейчас он без копейки денег. Нужно помочь. Располагаете? Ну и прекрасно.