Страница 1 из 82
ЛАЗУТИН ИВАН ГЕОРГИЕВИЧ
СЕРЖАНТ МИЛИЦИИ
Повесть
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1
В узких коридорах Московского университета на Моховой было прохладно. Николай Захаров, студент-заочник третьего курса юридического факультета, ждал вызова к декану. Собственно, дело могло обойтись и без вызова: в заявлении с просьбой направить его на производственную практику он не только указал место, где хотел практиковаться, но и достаточно обоснованно, как ему казалось, изложил мотивы своей просьбы. Прошло больше получаса, как секретарша положила заявление будущего практиканта на стол декана, но ответа еще не было, и эта затяжка заставляла думать, что декану что-то неясно и он непременно позовет Захарова. В ожидании, чтобы не нервничать, он принялся медленно ходить по коридору.
Природа не обидела Захарова ни ростом, ни телосложением, ни лицом. Она щедро отпустила ему на все. Статный, широкий в плечах, с хорошо развитой мускулатурой, он выглядел несколько старше своих двадцати пяти лет. Густые русые волосы, ниспадая крупными волнами на виски, еще сильнее подчеркивали плавность линий его высокого ясного лба, на котором, как два длинных пшеничных колоса, изгибались выгоревшие на солнце брови. Щеки Захарова были худые, впалые и при ярком электрическом освещении - дневной свет в коридор не проникал - казались серыми, отчего лицо его выглядело утомленным.
Проходя в третий или четвертый раз мимо двери кабинета декана, Захаров заметил, что ее чуть-чуть приоткрыли, вероятно для того, чтобы устроить легкий сквознячок. Большие окна кабинета выходили на солнце, а оно в этот час пекло неимоверно. Остановившись у двери, он прислушался. Из кабинета доносился разговор. Один голос был старческий, надтреснутый и переходил временами на фальцет: конечно, это декан. Другой голос - бархатный, сочный и по-волжски окающий - был незнакомым: как заочник Захаров сталкивался лишь с теми из профессоров и преподавателей, кому приходилось сдавать экзамены, да с персоналом, оформлявшим документацию заочников.
- Он кто - рядовой милиционер? - послышался старческий голос декана.
- Да, сержант. Работает в вокзальной милиции, - с расстановкой ответил волжанин, очевидно, затягиваясь папиросой.
- Как успевает?
- Молодцом. Круглый отличник.
- Ну что ж. Направьте в железнодорожную прокуратуру, раз просится.
Захаров, боясь, что его могут застать за таким несолидным делом, как подслушивание, отошел от двери.
Вскоре из кабинета вышел небольшого роста пожилой мужчина на протезе и с палочкой. Как оказалось, это был новый заместитель декана. Он и являлся обладателем незнакомого Николаю сочного голоса.
- Товарищ Захаров?
- Да, я.
- Ваша просьба удовлетворена. - Заместитель декана протянул предписание. Желаю вам хорошо провести практику.
Николай поблагодарил, аккуратно вложил документ в блокнот и вышел с факультета.
На улице было душно. Пахло перегретым асфальтом, пылью обитой штукатурки, - ремонтировали соседний дом, - бензинным дымком от машин. Чтобы не терять времени, Захаров решил сразу же ехать в прокуратуру. В Охотном ряду спустился в метро. После уличной жары в подземном вестибюле особенно приятно ощущалась прохлада. Сворачивая к поездам, он увидел веселую толпу с гармонистом впереди. Под заливистые голоса гармошки тонкий, пронзительный девичий голосок взлетал на самые высокие ноты:
Дружка в солдаты провожу,
В сундук придано положу,
Пускай одежа полежит,
Пока мой миленький служит.
"Призывники", - смекнул Николай и как-то сразу позабыл все: предстоящий разговор с прокурором, наказ матери не опаздывать к обеду, обещание позвонить Наташе. Гармошка действовала на него завораживающе.
Толпа остановилась на краю платформы, образовала круг. Тот же девичий голос продолжал выводить:
Вытку пояс из кручонки,
Маменьке не покажу,
Придет милый на беседу
Наряжу да погляжу.
Николай не раз видел, как девушки подмосковных деревень с песнями под гармошку провожали в армию своих парней. Эти картины всегда тревожили и волновали его душу. "Вот он, спор железного грохота с человеческой песнью. Кто победит? - подумал Николай, жадно улавливая сквозь гул подходящего электропоезда звонкий, как до предела натянутая струна, девичий голос. - Не сдается... Вынырнул... Живет!.."
Меня милый не целует,
Вот какие новости,
А мне его целовать
Не хватает совестя.
Николай подошел к толпе.
- А ну, сынки, шире круг! Чего там стесняться? И в Москве бывало плясывали, да как еще плясывали! - Это говорил маленький ершистый старичок в начищенных яловых сапогах и в белой льняной рубашке, подпоясанной красным поясом. - А ну, кому каблуков не жалко? Розовощекая озорная девушка, подняв над головой огненную косынку, плавно пошла по кругу. Ее голос задорно звенел, вызывал:
Ай гулять ли мне,
Ай плясать ли мне?
Скажет милый. "Поцелуй"
Целовать ли мне?
В ответ на этот девичий вызов откликнулся ломающимся баритоном стриженый парень:
Ты играй, моя тальянка,
С колокольчиками,
Ты пляши, моя милая,
С приговорчиками!
Ершистый старичок с красным поясом не стоял на месте. Отмахиваясь от своей старухи - ей было сказано, что "некрута гуляют", - он притопывал каблуком приговаривая:
- Молодцы! Молодцы, ечмит-твою двадцать! По-нашему, по-россейски! Гулять, так гулять!
Когда девушка пошла в пляс, Николай почувствовал, как и у него трясутся колени...
Так он пропустил несколько поездов, прежде чем вспомнил, зачем оказался в метро и куда ему надо было ехать.
А через два часа, оформив в железнодорожной прокуратуре предписание, Захаров без стука - майор не любил, когда к нему стучались - открыл дверь в кабинет Григорьева, начальника уголовного розыска линейного отдела милиции.
- Разрешите?
Не глядя на вошедшего, майор кивнул головой. Он рылся в бумагах, что-то бормоча себе под нос. С хмуро сдвинутыми бровями, от чего две глубокие складки, сходящиеся веером у переносицы, стали еще глубже, он показался Захарову сердитым.
- Что скажешь, старина?
"Стариками" Григорьев звал тех из молодых, которых уважал и с которыми был близок.