Страница 30 из 32
Даже когда, по воле все того же Торстейна, я был выставлен на невольничий рынок как скот, — и тогда, несмотря на все унижение, жившая во мне вера, что впереди у меня славное бессмертие, поддерживала меня.
А ныне (об этом наверняка никто не подозревает), когда мне случается задуматься о смерти, я начинаю чувствовать страх. Страх не ухода из этого мира и даже не вечных мучений. Страх того, что я исчезну, перестану существовать, обращусь в ничто.
Впрочем, мысли эти посещают меня редко.
Гораздо неприятнее в моем нынешнем положении то, что я должен служить колдунам, воображающим, что они подобны несуществующим богам, и торговцам, у которых даже нет мужества самим отправиться в путешествие за богатством. Именно это тяготит меня больше всего.
Но, возможно, скоро перестанет.
Василий
Мы втроем сидели в кунге грузовика и молча пили чай.
Весь вчерашний и позавчерашний день мы, вместе с двумя десятками подчиненных, потратили на заготовку мяса.
На старом «мицубиси», выпуска 2002 года, Дмитрий, Ингольф, Хитти и я гонялись за бизонами, потом с помощью грузовой стрелы затаскивали туши в кузов и отвозили в лагерь, где остальные под началом Мидары свежевали их, укладывая мясо в два огромных рефрижератора.
Охота была удачной — около полусотни разделанных бизоньих туш лежало сейчас в холодильниках. Этого должно было хватить на пару месяцев как минимум.
Завтра утром мы возвращались на базу.
Несмотря на заметную усталость, спать почти не хотелось.
Мы заканчивали ужин, состоявший из сельдей в винном соусе, тушеных грибов и фазаньего филе в маринаде. На десерт были персики в сиропе. Не то чтобы мы так уж любили консервы, но от бизоньего жаркого нас уже мутило.
На импровизированном столике стояли две непочатых бутыли вина, но никто пока не выражал желания взяться за них.
Было слышно, как за стенкой трейлера негромко тянула свою бесконечную заунывную песню без слов Хитти, а Ингольф пытался ей подпевать.
«Оттащить, что ли, вино Ингольфу?» — лениво мелькнуло в голове.
Взяв одну бутылку, я вышел из трейлера, направившись к костру.
Оба певца сидели обнявшись, причем голова охотницы, не отличавшейся низким ростом, только немного возвышалась над плечом скандинава.
Их было только двое — вся остальная экспедиция уже благополучно спала.
Хитти выглядела довольно странно даже по меркам базы. Высокие мужские сапоги красного сафьяна на высоких, красных же каблуках — по моде восемнадцатого века. Синие джинсы, усаженные начищенными медными заклепками. И безрукавка из рысьей шкуры на голое тело. Короткую для ее метра восьмидесяти, крепкую накачанную шею обвивало ожерелье из искусственных гранатов и аметистов, а из-за голенища сапога торчала рукоять тесака.
Мышцы под загорелой кожей рук не так уж сильно уступали моим, но все равно рядом с Ингольфом она смотрелась тоненькой девочкой. Выглядела она лет на двадцать пять, если не на тридцать, хотя было ей двадцать с небольшим — тяжелое детство и трудная молодость успели наложить свой отпечаток.
Поблагодарив меня за выпивку, Ингольф вновь принялся подпевать замолкшей было Хитти, и я быстро ушел, подумав, что мое присутствие им мешает.
История появления Хитти на базе была весьма своеобразной и в какой-то мере поучительной.
Одна из наших флотилий сделала промежуточную остановку в мире, обозначенном на картах как безлюдный.
В действительности это оказалось не так — какие-то дикари там обитали.
И вот один из матросов — бывший сержант Иностранного легиона, — отправившись на прогулку, совсем недалеко от стоянки случайно наткнулся на купающуюся в ручье юную дикарку. Тупоумный легионер не удивился, обнаружив человеческое существо в якобы безлюдном мире, да и вообще, наверное, не стал терзать себя мыслями, откуда она тут. (А заодно — что рядом могут быть ее куда менее симпатичные соплеменники с каменными топорами.)
Он просто вознамерился сделать то, что привык делать с женщинами на тех войнах, в которых участвовал.
Он не учел того, что перед ним — первобытная девушка верхнего палеолита, способная пройти с тяжелым грузом десятки километров и голыми руками справиться с волком.
Прибежавшие на истошные крики бедолаги обнаружили его бессильно распростертым на песке без сознания, в то время как Хитти уже направлялась к нему со свежевыломанной суковатой дубиной, явно собираясь раскроить череп поверженной жертве.
Увидев новых врагов, она поступила весьма разумно, а именно — не пытаясь принимать неравный бой, кинулась бежать со скоростью, способной привести в восторг любого тренера по легкой атлетике. Никогда бы ей не попасть в плен, если бы случайно не подвернулась нога, запнувшаяся о корень. Воспользовавшись моментом, ее запутали в весьма кстати находившуюся неподалеку рыболовную сеть и в таком виде оттащили на корабль.
Насильник-неудачник, кроме сотрясения мозга, отделался тремя сломанными ребрами и открытым переломом запястья на левой руке. А также повреждением, называвшимся на языке медицины «гематома тестикул». Кроме того, он получил взыскание за самовольство и был понижен в должности за действия, которые могли навлечь на экспедицию нападение местных жителей.
С пленницей было сложнее.
Что с ней делать, не знал никто.
Ни один капитан не соглашался взять к себе в команду столь необычного матроса, да и учить ее пришлось бы слишком многому.
Определить в веселый дом — отпадало по многим причинам.
Взять ее в жены тоже никто особенно не рвался — по этому поводу ходила шутка, что как бы прекрасная дикарка в один прекрасный день не слопала супруга.
(Тем не менее мужским вниманием она не была обойдена, доказательством чему были двое детей.)
В конце концов, когда она малость пообвыклась на базе, ее определили во вспомогательную службу, где Хитти довольно быстро стала кем-то вроде старшего охотника.
Огнестрельное оружие после периода некоторого страха она освоила весьма неплохо, а по выносливости и знанию повадок разной живности ей и без того не было равных.
Когда я вернулся в фургон, Мидара и Дмитрий о чем-то тихо беседовали, но мое появление заставило их замолчать и вновь приняться за трапезу.