Страница 4 из 5
Оказывается, кладка успела израсходовать весь кислород, содержавшийся в воде внутри банки. Это было прекрасное доказательство того, что икринки живы, растут, но что с ними станется, если им не давать свежей воды?! Пришлось отменить прогулку и заниматься водоснабжением, хотя это и нелепо на морском дне. Бычок втиснулся в проход и, взмахивая плавниками, как веслами, стал загонять воду в банку. Голову он высунул наружу: надеялся, не отрываясь от работы, сцапать какого-нибудь съедобного ротозея. Но зря прождал: рыбья мелкота отогревалась возле самого берега, что же до червяков, то их всех словно слизнуло после того, как мимо, поиграв в "зайчики" сотней серебряных зеркалец, проплыл юношеский косячок таранок.
Что ж, нету пищи - придется терпеть, всем своим видом показывал бычок и больше не пробовал оставлять банку.
Так миновали целые сутки, и зачастили дни и ночи, торопливо уступая друг другу власть над миром. И чем дольше длилась беспримерная вахта, тем упорнее бычок не хотел трогаться с места. Он все шевелил и шевелил плавниками - шевелил даже ночью, когда задремывал!
Зато икринки заметно набирали силу. Каждый прошедший день приближал их к жизни, и они, казалось, начали светиться в полутьме под жестяной кровлей.
Увы, изнурительный труд и голод столь же быстро влекли самоотверженного родителя, наоборот, к смерти: к концу второй недели кости совершенно явственно обозначились на его боках.
Впрочем, однажды он, возможно понимая, что обязан дожить до появления мальков, предпринял небольшую охотничью экспедицию, которая едва не оказалась роковой.
Чтобы по возможности уберечь оставленную без надзора банку от посторонних взглядов, он выбрал для вылазки ночь потемней, когда только дальняя световая сила звезд призрачно пронизывала море.
Он отплыл довольно далеко - до самого родимого камня - и даже рискнул приблизиться к нему вплотную, словно понимая, что хозяину сейчас не до вражды. И точно: услышал, как отец тяжко машет плавниками, обмывая икринки. Он, видимо, был настолько занят, что до сей поры даже не добрался до слизняков, преспокойно развивавшихся у него под боком, прямо на камне. Ночной посетитель нащупал губами лакомство и на радостях поднял порядочную возню.
Но в ту минуту, когда он наслаждался, пережевывая пищу, поблизости появился здоровенный судак - полосатый, словно в подражание тигру, и столь же хищный.
Между прочим, это была та самая рыбина, о которой, выезжая из Москвы, мечтал подводный охотник. Он даже купил в аптеке специальные мази лечить руки, исколотые о плавники морского разбойника, и не исколол их лишь потому, что искал судака днем, не зная, что тот выбирается из убежища ночью. Глаза у него видят, как у кошки, ему поэтому есть смысл охотиться в темноте.
Хищник регулярно навещал камень, надеясь не упустить момента, когда старый бычок, прискучив сидеть под камнем, вылезает поразмяться. Это место, таким образом, было как бы смертельным, и нашего героя, как назло, приняли за старика. Судак бросился в атаку; черная тень стремительно навалилась на бычка, не подозревавшего об опасности.
К счастью, бычок в этот момент стоял несколько боком к судаку, и ему удалось, отчаянно напрягшись, прыснуть в сторону. Страшные зубы клацнули позади и аккуратно, как резаком, отхватили кусок хвостового плавника. Бычок ринулся в бегство; разгневанный разбойник погнался за ним.
Но тяжеленный хищник, развернувшись весьма ловко, не смог сразу набрать полную скорость. Это дало преимущество беглецу, достаточное, чтобы посрамить пирата. Однако бычок обмишулился: он, оказывается, мчался не к спасительной банке, а к тому месту, где она лежала сначала.
Запамятовал он, что ли, о своих штормовых приключениях или из упрямства продолжал считать свой дом надежной недвижимостью? Так или иначе, он прилетел и опустился точно на площадку, которая еще сохраняла едва заметные следы расчистки. Он рыпнулся туда-сюда - нет банки!
Вид у него стал просто ошарашенный. Он замер на месте, будто крепко задумавшись, и уж, верно, начисто забыл, что сама смерть приближается к нему сзади. Эта неподвижность его и спасла. Судак прорезал воду над бычком, совершенно не заинтересовавшись продолговатым предметом, лежавшим на дне. Он, правда, далеко не уплыл. Видя, что преследовать некого, повернул назад.
И сейчас же вновь увидел бычка, который как раз, вспомнив про опасность, сорвался с места! Снова открылась погоня. И на этот раз она определенно окончилась бы трагически, не выбери беглец случайно направление точно на банку. Наткнувшись на нее, он, не веря своим глазам, замедлился на мгновение и нырнул вниз.
Хищник приблизился, с потешным недоумением осмотрел банку и, так как не отличался сообразительностью, не догадался толкнуть ее. Он побродил вокруг - кажется, шумно вздыхая и печалясь о странно исчезнувшей добыче, и уплыл прочь, явно смущенный.
А бычок, вновь почувствовав себя на своем месте, проверил состояние икринок - они были целехоньки! - и поспешил заступить на свой пост: вода за время его отсутствия заметно застоялась, следовало ее срочно сменить.
Еще два дня прошло спокойно, но на третий день утром, когда бычок подремывал, не интересуясь больше никакими внешними событиями, к банке подплыла небольшая стайка знакомых поклонниц. Впрочем, знакомые они или незнакомые, ему было все равно, он даже не посмотрел на них. Однако они, ничуть не обиженные невниманием, не спешили плыть своей дорогой и вели себя так, будто возле банки их удерживает какой-то жгучий интерес. Ну мало ли чем они увлеклись! Бычок помахивал себя да помахивал плавниками, совершенно равнодушный к их чаяниям и чарам.
То одна, то другая из этих легкомысленных гуляк подплывали почти вплотную к голове бычка и как бы умоляли его о гостеприимстве. Бычок, разумеется, был далек от сочувствия бесприютным и усталым путницам, да, собственно, никакой усталости в их движениях и не чувствовалось: они лезли весьма назойливо, бычку вскоре пришлось применить все известные ему угрозы, чтобы оттеснять их. Он их пихал и стращал как мог, пока какая-то шустрая не изловчилась все-таки протиснуться в проход, который к тому времени от постоянного тока воды открывал почти половину банки. Она так быстро юркнула в полутьму, что до бычка не сразу даже дошло, что совершено нарушение. Он остался на своем месте, и вдруг неожиданная тревога поразила его. Да и не только его. Все остальные, мгновенно возбудившись, толкаясь, сгрудились у входа. Он не выдержал их напора, отступил в банку и увидел, что там нахальная посетительница хватает икринки и жадно их ест!
Вне себя от возмущения бычок кинулся на воровку, и сколько тут она получила укусов и ударов - не счесть! Полуоглушенная, она вывалилась наружу, в толпу своих приятельниц.
Икринки! Сколько их она успела уничтожить? Ведь они уже совсем большие, живые существа! За последнее время они растянули свои оболочки, стали словно заостренные маленькие ракеты, готовые взлететь. Как она могла посягнуть на них!
Между тем выгнанная воровка подняла бурю восторга - довольна была своим подвигом! Она взволновала товарок; через мгновение о ее грабительской победе услышали даже те, кто держался на дальних краях отмели. Разные бездельницы, обуреваемые завистью и болезненной надеждой получить легкую добычу, со всех сторон мчались к жестяному дому. Минута и двадцать, тридцать, шестьдесят мародерок собрались вокруг банки. Бычок приготовился к обороне.
А они настойчиво колотились о стенки, будто отряд разбойников, ломящийся в дом. Те, кто оказался у входа, лезли прямо на защитника, который, придя в неописуемую ярость, беспрерывно лязгал зубами, оставляя раны на телах нападающих.
Плохо бы все это кончилось, если бы не судак, который в то утро почему-то пристроился на дневку среди каких-то обломков, довольно близко от места происшествия. Разбуженный страшным шумом, он не выдержал, рискнул высунуться и, увидев скопление обезумевших, воспылал. Он, правда, не очень надеялся на удачу, потому что трудно выхватить добычу из компании, но суматоха позволила ему подобраться на подходящее расстояние. Бросок был удачен: судак сцапал как раз ту преступницу, которая побывала в банке.