Страница 20 из 22
– Черт побери! – выругалась я, швыряя связку ключей на пол.
Я пнула шкаф, отошла от него, а потом вернулась повторить, на этот раз ниже.
Припадая на одну ногу, я подобрала ключи, закинула их в ящик стола. Все. С меня хватит.
Я прошла по холлу, все еще прижимая руку к зудевшему бедру, и остановилась на верхней площадке лестницы. Синтия устало говорила по телефону. Задержавшись на секунду, прежде чем сделать первый шаг, я услышала, как она произнесла мое имя.
– С Ниной все в порядке. Она наверху, отдыхает. А чего ты ждешь от меня? Запретить ей?.. Честно говоря, ты слишком волнуешься! Она просто не хочет оставаться одна сегодня. Я слышала какой-то шум и решила, что она что-то опрокинула. Не может быть, чтобы все было так плохо… – Синтия вздохнула. – Я проверю, как она. Спокойной ночи.
Мама обернулась и увидела меня. Я невинно помахала ей, проклиная себя за то, что попалась на подслушивании.
– С тобой все в порядке, дорогая? – обратилась ко мне она.
– Отлично. Врезалась в стол; ударилась бедром. Кто это был?
Синтия пожала плечами:
– Неужели обязательно было так громко ругаться, когда я говорю по телефону? Мои друзья считали, что я вырастила настоящую леди.
– Извини. Я не подумала, что все так слышно.
Синтия пренебрежительно кивнула:
– У меня в духовке запекается отличная ветчина. Ты останешься на ужин?
– Э-э-э… да. Я собиралась заглянуть в больницу, но это может и подождать.
Синтия поднялась по лестнице. Я пошла за ней в студию, где она бросила на стол несколько нераспечатанных конвертов.
– Как чувствует себя твой друг? – спросила она из вежливости, как я поняла.
– Точно не знаю. Я не была там с утра, но мне никто не звонил. Значит, все в порядке и он идет на поправку.
– Прекрасная новость, дорогая, – сказала Синтия, занятая своими мыслями, сняла жемчужные сережки и положила их на серебряный поднос, который стоял на туалетном столике у стены.
Мое внимание привлек ларец, сочетавшийся по стилю и с письменным столом, и с туалетным столиком. На нем стоял горшок с каким-то похожим на пальму растением, листья закрывали почти всю крышку, но я сумела разглядеть маленький серебряный кружок в правом верхнем углу.
– Пошли, Нина? – спросила Синтия, останавливаясь в дверях.
– Я спущусь через минуту. Хочу быстренько проверить почту, если ты не против.
– Конечно нет, – улыбнулась она. – Не опоздай к ужину.
Я проследила, как мама спускается по лестнице. Когда ее голова скрылась, я метнулась по холлу в кабинет отца и, выдвинув ящик рабочего стола, схватила маленькое серебристое колечко с ключами.
Чувствуя сильное возбуждение, я быстро вернулась в студию и переставила горшок с растением на пол. Он оказался тяжелее, чем выглядел; я запыхалась от натуги и боязни, как бы не опрокинуть зеленого друга Синтии.
Первые пять ключей к замку не подошли. Осталось всего два. Я сдула со лба челку. Пфф. Шестой ключ проскользнул в замочную скважину, я начала поворачивать его, и головка ключа из вертикального положения переместилась в горизонтальное. Я беззвучно ахнула.
Откинув крышку ларца, я быстро оглянулась: что бы сказала мама, увидев меня роющейся в ее вещах? В сундучке лежало несколько папок, я вынула их все и разложила на полу. Стоя на коленях, я пролистывала контракты, судовые документы, чеки, среди них – чек на подаренное отцом кольцо, страховые требования и полисы, случайно затесавшийся счет из банка…
Я отодвинула одну папку в сторону, и из-под нее выглянула другая – с надписью, сделанной уверенной рукой Джека:
Я откинула клапан папки, и у меня задрожали руки. Хочу ли я это знать? Чувство было такое, будто я открываю ящик Пандоры.
Сверху лежал толстый конверт из сморщенной от времени манильской бумаги. Я извлекла его из папки и открыла. В нем находилась пачка черно-белых фотографий. Одно за другим передо мной промелькнули лица десяти – двенадцати мужчин; они повторялись то поодиночке, то на групповых портретах. Один мужчина, который чаще других появлялся на фотографиях, был снят рядом с губернатором Род-Айленда. Другого запечатлели в обычной одежде и в какой-то униформе. Похоже, это была голубая форма офицера полиции.
Я посмотрела достаточно фильмов, чтобы понять: эти снимки были сделаны скрытой камерой. Каждую фотографию я переворачивала – на оборотной стороне не было никаких отметок. Насколько я помнила, этих мужчин я никогда прежде не видела и никак не могла понять, зачем отцу понадобилось фотографировать их. Я посмотрела на лежащую у моих ног папку, понимая, что очень скоро найду ответ на этот вопрос.
На глаза попался листок бумаги с рукописным текстом. Я склонилась над ним, перевернула страницу, затем следующую. Сердце отдавалось стуком в груди, каждое прочитанное слово будто огнем жгло мне глаза. Это неправда. Этого не могло быть.
– Нина! Ужин!
Я бросилась собирать бумаги и быстро запихнула их в сундучок Синтии. Потом опустила крышку, заперла ее на ключ и поставила сверху горшок с цветком. Положив ключи в ящик отцовского стола, я присоединилась к Синтии в столовой – села на свое обычное место напротив матери. Передо мной на столе дымилась фарфоровая тарелка с ужином. Аппетитный запах вызывал слюноотделение и щекотал ноздри. Я поморщилась.
– Ты не хочешь есть, дорогая?
Я сдвинула брови и наколола на вилку кусочек моркови. Скоро от натянутой вежливости Синтии и следа не останется, а любезность как рукой снимет.
– Не очень.
– Почему же? – Я ждала, когда на ум придут подходящие слова, а Синтия от нетерпения выкатила глаза. – Правда, Нина. Ты ведь знаешь, что я не люблю, когда…
– Папа всегда был преступником или стал им незадолго до смерти? – выпалила я, не думая о последствиях.
Вилка выпала из руки Синтии и со звоном стукнулась о тарелку. Мама долго ничего не говорила. Мы обе задержали дыхание, дожидаясь, чтобы следующую фразу произнес кто-нибудь другой.
– Что… ты сказала? – наконец прошептала Синтия.
– Ты слышала меня.
– Нет. Я не могу в это поверить. Ты не это хотела сказать. – К концу фразы у нее задрожали веки.
– Порт Провиденса.
Я немного подалась вперед, наблюдая, как меняется выражение лица Синтии – от изумления к состоянию шока.
– Что? Где ты услышала… – Она остановилась на середине фразы и покачала головой.
Синтия была выбита из колеи, а такое состояние ей нечасто приходилось испытывать.
– Я видела папку, мама. Это была организованная преступная группа или он просто снимал сливки в доках? Ты сама знаешь, у него в платежных ведомостях полно грязных копов, ведь так?
– Нина Элизабет Грей! Закрой рот! Немедленно!!!
Я так и видела, как у Синтии в голове закрутились колесики, а потом она встала, обошла стол и села рядом со мной:
– Ты видела бумаги. Какие бумаги?
Могу сказать, что она подавила ярость, но позже припомнит мне это проявление неуважения.
– Документы, которые закрыты на замок в ларчике у тебя в студии, мама. Перестань разыгрывать дурочку.
В глазах Синтии застыло напряжение; моя грубость пересилила ее любопытство.
– Я никогда в жизни не разыгрывала из себя дурочку, Нина. С чего ты вообще…
– Мне нужно знать правду. – Я не сводила с нее глаз.
– Я никогда не вникала в дела твоего отца, – сказала мама и отвернулась.
– Но тебе известно, о чем я говорю, когда произношу слова «Порт Провиденса», не так ли? – Я впилась в нее обвиняющим взглядом.
Синтия едва заметно кивнула.
– Нина, это то, о чем тебе лучше говорить, что ничего не знаешь. Забудь все, что ты видела, – прошептала она.
– Забыть… – Я была в шоке. – Мой отец был… преступником? Вором? – Я скривилась от омерзения. – Он обкрадывал партнеров, товары которых перевозил на судах, он продавал вещи на черном рынке, занимался контрабандой и использовал копов… офицеров полиции, чтобы те покрывали его грязные делишки, мама! И он собирал на них компромат, чтобы они не смогли свидетельствовать против него! – Ярость кипела не только в моих словах, но и в глазах. – Все, что у нас есть, куплено на кровавые деньги. Джек приказывал избивать людей… и даже убивать.