Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 30 из 36



- Всё нормально, девочка. Успокойся. Просто...м-м-м, вспомнилось всякое...

Глава десятая

Ретроспектива 004. Палыч, нежданный спаситель

Как заслуженный профессор Лазаренко стал фанатичным и упёртым уфологом? Почему увлёкся исследованиями аномальных природных зон и многочисленных странных явлений, сопутствующих этим зонам? Может, воздавая дань изменчивой моде на всякие экзотические хобби? Или же из желания прослыть в капризной студенческой среде неисправимым оригиналом и законченным романтиком? То есть, своим в доску рубахой-парнем?

Ничего подобного. Ни до лукавой моды, ни до дешёвых понтов Палычу не было абсолютно никакого дела. И, вообще, тягу к изучению всего необычного Иван Лазаренко почувствовал ещё в те стародавние времена, когда и само слово - "уфология" было ещё не придумано. Зато хорошо были известны такие многогранные и ёмкие слова-понятия, как - "развитой социализм", "классовое мировоззрение" и "комсомольско-молодёжные стройки".

Вторая половина шестидесятых годов двадцатого века - удивительное и славное Время. Уже, вроде, закончилась знаменитая "хрущёвская оттепель", но послевкусие, как говорится, осталось. Активно и целенаправленно осваивался ближний космос. Целина была поднята ещё не до конца. В суровой Сибири гремели - на весь Мир - легендарные комсомольские стройки. Романтики вокруг было, образно выражаясь, хоть отбавляй. Всё вокруг было пропитано ею. Мол: - "Под крылом самолёта о чём-то поёт зелёное море тайги...".

Да и советская геология находилась в самом расцвете - геологоразведочные партии активно работали по всей стране: на Чукотке и на Камчатке, на Алтае и в Казахстане, в Карелии и в Якутии, в Тюмени и на Ямале. Уже было открыто знаменитое Самотлорское нефтяное месторождения. Буровые вышки - неуклонно и поступательно - подбирались к Тюменскому...

Лазаренко окончил ЛГИ имени Г.В. Плеханова с "красным" дипломом и, естественно, получил приглашение - поступить в аспирантуру. Приглашение было, безусловно, заманчивым, но.... Романтика же сплошная вокруг! Как можно было её проигнорировать? Никак, ясен пень.

"Не готов я пока стать кабинетным учёным", - рассуждал про себя Иван. - "Почему? Потому, что одной теоретической подготовки мало. Пусть крепкой и насыщенной. Необходимо подкрепить её, родимую, серьёзным практическим опытом. Для чего? Хотя бы для того, чтобы видеть основные проблемы и перспективы советской геологической отрасли, что называется, изнутри. Фундаментальная наука - вещь замечательная, солидная и заманчивая. Кто бы спорил. Но почему бы ей не взаимодействовать - самым тесным и эффективным образом - с наукой прикладной?".

Порассуждал хорошенько, подумал, покумекал, да и распределился - вместо комфортной ленинградской аспирантуры - на суровый Кольский полуостров, в заполярный город Мончегорск, который был образован в 1935-1937-ом годах на берегах живописных озёр Имандра и Лумболка, рядом с крупным (относительно крупным), медно-никелевым месторождением, открытым академиком Ферсманом.

Вот, из-за знаменитого академика, если рассуждать в глобальном ключе, всё и произошло. Казалось бы, какое отношение Александр Евгеньевич Ферсман, умерший в славном 1945-ом, имеет к событиям, произошедшим в 1969-ом году? Нонсенс, однако. Имеет-имеет, причём, самое непосредственное. Впрочем, начнём по порядку...



Геологоразведочная партия, в которую был распределён молодой специалист Лазаренко, была приписана к Мончегорскому горно-металлургическому комбинату. То есть, занималась комплексной доразведкой упомянутого выше медно-никелевого месторождения: уточнением границ залежи рудного тела, поиском новых перспективных выходов руды на земную поверхность, проектированием различных горных выработок - штреков, штолен и локальных карьеров.

И всё бы ничего, но постепенно, в процессе обработки рабочих полевых материалов, стала проявляться печально-негативная картинка. Строгие расчёты чётко и однозначно говорили о том, что заслуженный академик Ферсман слегка ошибался в своих смелых прогнозах. То бишь, открытое им месторождение, конечно, являлось достаточно крупным, но, всё же, не настолько, чтобы строить-возводить при нём такой гигантский горно-металлургический комбинат.

- Намечается досадная нестыковка, - грустил Пётр Исаевич Ворон, главный инженер ГРП. - Не густо у нас с промышленными запасами руды. Откровенно не густо. Лет на десять-пятнадцать, без сомнений, хватит. А что дальше? Комбинат-то строили на века, с советским размахом. Дороги, электрические сети, прочая инфраструктура. Даже целый город - со школами и детскими садами - умудрились построить.... И что теперь? Всё было напрасно? Кто будет отвечать за бездарно истраченные народные финансы? Кто, я вас спрашиваю? Многострадальный Пушкин? Не, я понимаю, что жёсткие и кровавые сталинские Времена остались в Прошлом. Мол, расстреливать - целыми семьями - уже никого не будут. Но, честно говоря, не хотелось бы распрощаться с партбилетом. Неуютно как-то без него.... Так что, друг Ваня, посиди-ка ты в комбинатских геологических архивах, которые начали формироваться ещё при покойном Александре Евгеньевиче. Вдруг, и отыщется чего интересного?

Молодой специалист по-честному, за три недели, полностью перелопатил архивы и нашёл-таки интересную бумаженцию - рабочий отчёт геологического отряда, возглавляемого инженером Синицыным, по итогам полевого сезона далёкого 1935-го года. В отчёте сообщалось, что при тщательном осмотре-изучении объекта - "Облямбино" были обнаружены выходы медно-никелевой руды. Причём, как следовало из текста, речь шла об очень богатых рудах, аналогичных мончегорским.

- Очень хорошо! Просто замечательно! - обрадовался Ворон. - Молодцом, вчерашний студент! Появился реальный шанс укрупнить местные промышленные запасы. Не из Норильска же, на самом деле, завозить сюда руду? Вот, Лазаренко, и займись данным перспективным делом. Тем более что весна на дворе. Если повезёт, то получишь почётное звание - "первооткрывателя". А это, братец мой, о-го-го. Денежные премии, квартира вне очереди, кандидатская диссертация на автомате. Дерзай, юноша! И удача тебя не оставит...

- А как дерзать-то? - непонимающе нахмурился Иван. - Облямбино - это что? Где оно, собственно, находится?

- Не знаю, - легкомысленно пожал плечами главный инженер. - Но точно известно, что полевой отряд инженера Синицына в тот период работал в ловозёрской тундре. Так что, выезжай, геолог, в саамское село Ловозеро и разбирайся уже на месте, мол, где, что и сколько. Прямо сейчас иди в бухгалтерию, оформляй командировку, получай суточные и полевые. А завтра к вечеру, собрав рюкзак, выдвигайся...

Лазаренко пошёл, оформился, получил, собрал рюкзак и выдвинулся: на электричке добрался до города Оленегорска, там пересел в скорый поезд "Мурманск-Ленинград" и через несколько часов сошёл на железнодорожной станции со звучным названием - "Кандалакша".

Откуда взялось такое гордое и поэтичное наименование? На этот счёт существует одна любопытная и элегантная версия. Мол, в дремучие царские времена, когда Сибирь-матушку ещё плотно не освоили и дорог до неё, хоть и плохоньких, не проложили, многих злодеев-каторжан ссылали сюда, в Северную Карелию да на Кольский полуостров. А когда казённый обоз доходил до местного острога, то с эпатируемых каторжников снимали кандалы. Типа - куда они, болезные, убегут отсюда? Глухомань, ведь, полная кругом. Мать её глухоманистую.... Легенда даже родилась такая: когда добредали усталые каторжане до этого места и от кандалов освобождались, то вздыхали облегчённо: "Всё, кандалам - ша!". Вот, и "Кандалакша" отсюда - со временем - получилась...

Сам населённый пункт? Обыкновенный припортовый городок-посёлок, каких много на русском севере - бараки, панельные многоэтажки, обшарпанные халупы, железнодорожные и строительные вагончики, приспособленные под временное жильё. Обычное дело, в общем-то. Местами на городских улицах ещё лежал серый снег, но уже отчётливо пахло долгожданной весной, ручьи текли повсеместно, журча светло и звонко.