Страница 19 из 21
— Конечно, они проиграли, — авторитетно сказал Олег. — Если только моя мама сейчас не выпустит когти, не разрежет твой живот пополам, не съест твою печень, не расчленит тебя на мелкие кусочки, а потом не зажарит!
Я — сухая и холодная женщина, но, представив себе подобную перспективу, я едва не упала в обморок. Тиэллин и его отряд с ужасом посмотрели на меня, и я обнаружила, что вокруг моей скромной персоны мгновенно образовалось пустое пространство.
Аврелий, кажется, тоже, потому что он задрожал.
— Но она ведь не сможет этого сделать? — просительно проговорил он.
— Ну я не знааааю… — протянул отвратительный маленький монстр. — Может, сможет… может, нет… не знаю, короче! Мам, ты как? — обратился он ко мне.
— У меня от сырой печени изжога, — сказала я коротко. — Как-нибудь в другой раз.
— Окей, договорились, — пожал плечами Олег. Я мысленно сделала себе пометку, что надо будет отшлепать его за употребление этого слова: сколько раз говорила не засорять речь! — Тогда ты выиграл, Аврелий.
Аврелий приосанился, грудь его расправилась; он набрал уже было в грудь воздуха, чтобы что-то приказать, но тут Олег продолжил:
— …стало быть, ты хороший.
— Что?! — Аврелий как-то вдруг обмяк.
— Ну то есть ты хороший, — пояснил Олег. — Добрый. Папа всегда говорит, что те, кто побеждают — те и хорошие. А мы, значит, плохие, раз мы проиграли.
Ну что ж: он отождествляет себя с нами, а не с Аврелием — видимо, это является в каком-то смысле победой семейного воспитания…
Меня даже уже не хватало, чтобы внутренне стонать перед педагогическими талантами моего дражайшего супруга. Наверное, что-то неправильное было в том, что я пользовалась — и до сих пор пользуюсь — любым моментом, чтобы оставить их с дитем наедине (отправить на прогулку, посадить Макса читать ребенку книжку), а самой либо заняться делами в тишине и одиночестве, либо просто передохнуть. Слишком уж я радовалась возможности спихнуть с плеч ненавистные родительские обязанности и хоть на время ощутить себя нормальным, свободным человеком…
Между тем, Аврелий испустил тот самый внутренний вопль, которого я не могла добиться от себя — как-никак, я сухая и холодная женщина, если вы не забыли. Он принялся кататься по мраморному полу, выдирая на себе волосы. И мрамор как-то вдруг начал менять свой цвет: по непроницаемой черноте словно потекли белые лужицы. Одеяние самого Аврелия тоже внезапно стало белым. Белизна захлестнула стены, превратила огненный фонтан в водяной (уродливые горгульи, изрыгающие пламя, стали белыми лебедями), в стенах внезапно появились высокие стрельчатые окна окна — и в них стало видно, что уже светает. Еще пол внезапно загрохотал, с потолка что-то посыпалось.
— Что это? — крикнул Тиэллин.
Юнгес, который уже успел каким-то макаром подобраться к вновь возникшему окну, открыть его и высунуться чуть ли не по пояс, заорал:
— Замок преображается!
— Какого хрена?! — поразилась я.
Мой внутренний архитектор немедленно захватил контроль над моим телом: забыв об Олеге — уже стало очевидно ясно, что это чудовище способно само о себе позаботиться — я тоже кинулась к окну и высунулась наружу.
Огромное фаллическое здание стандартной многоэтажки расползалось, как детский трансформер. Несколько лет назад я видела американский сериал, где официантка с собакой и своим идиотом-папочкой через зеркала попала в волшебное королевство вроде нашего. Там в титрах знакомый нам до 11 сентября 2003 года силуэт Нью-Йорка очень красиво прорастал в этакий фэнтезийный ландшафт. Очень похоже. Только там еще из окон небоскребов начинали бить водопады, откуда ни возьмись брались феи и великаны, а здесь ничего подобного не происходило. Здание опускалось ниже, расползалось, плавилось, рассыпалось на кирпичи и блоки, как в детском конструкторе, и из этих кирпичей и блоков складывалось нечто новое: изящные башенки, крытые переходы, галереи, окруженные стенами внутренние дворики, и так далее, и тому подобное.
— Но типовые многоэтажки — железобетонные! — простонала я, глядя, как прямо передо мною вырастает белоснежная башенка, явно возведенная из известняка. — Как так?!
— Не знаю, что такое железобетон, — заметил Мадрагор, который высунулся рядом со мной и заинтересованно придерживал остроконечную шляпу: бушующий снаружи ветер грозил унести ее. — Но, по-моему, мы имеем дело с обыкновенной трансмутацией… Удивительно! Сила вашего сына, по всей видимости, растет.
— То есть? — у меня нашлись еще силы попросить пояснений.
— Сперва только настоящее изменялось ему в угоду, — пояснил Мадрагор. — Теперь и прошлое… Ведь если Аврелий с самого начала был хорошим, то как у него мог оказаться замок, который в наших широтах ассоциируется только со злодеями?
Я хотела было сказать, что в «их широтах» шестнадцатиэтажки вообще ни с кем не ассоциируются, как тут чья-то сильная рука схватила меня поперек талии и оттащила от окна — заодно украв шанс досмотреть до конца занимательное зрелище (кроме всего прочего, реконструкция замка очень напоминала хороший голливудовский спецэффект, а все знают, до чего хороши голливудовские спецэффекты).
— Моя госпожа, — проговорил мне на ухо Тиэллин — у меня аж волосы встали дыбом от этого дурацкого бархатного шепота. — Нам пора отступать, пока еще есть шанс. Не забывайте, мы теперь официально проигравшие!
— Не волнуйтесь, — заметил Мадрагор, которого Тиэллин сграбастал второй рукой, — мы ведь теперь еще и злодеи. А злодеям обычно удается смыться…
Тиэллин опустил меня на пол, а я метнулась разыскивать Олега — не пришлось. Паршивец сам схватил меня за руку.
— Ой мам, классно, правда?! — воскликнул паршивец. — А чего Аврелий так переживает, ты не поняла? Он же победил?
— Не всегда победить — главное, — мрачно сказал Тиэллин, созерцая мальца. — Иногда при победе можно потерять то, что тебе дороже всего. Ну ладно, уходим.
— Куда? — спросила я, когда мы выскочили из тронного зала через какую-то дверь. По всей видимости, это был один из входов, через которые забегали орки. Из-за широких стен сопровождения мне мало что удавалось рассмотреть. Может быть, оно и к лучшему. Сами орки бродили в полной растерянности, потому что они все вдруг начали обрастать мехом. Белым — ну, в основном, светло-бежевым — и пушистым. Только на выходе из зала мы проскочили одного такого, который в растерянности рассматривал шерстяные с тыльной стороны ладони, пока предательская поросль ударными темпами покрывала его уродливую физиономию. Воистине, наличие меха очень сильно преображает живых существ в наших глазах…
Мы пробежали коридор — штурм-команда Тиэллина умудрялась даже на бегу щетиниться острыми лезвиями мечей — и оказались у чего-то, что раньше было лифтовой шахтой. Сейчас она видоизменялась на глазах, створки лифта сдвигались и раздвигались, и за ними маячило что-то вроде розовой изнутри пасти.
— Ну и светлый замок! — пробормотал Тиэллин, легко, будто соломинку, отламывая бывшую трубу отопления со стены (сейчас она внезапно покрылась зелеными листочками) и вставляя ее между азартно хлопающими челюстями. «Лифт» перекосило.
— Нет, туда мы не полезем… — с сомнением сказал наш предводитель. — Леди Светлиана, на вашем плане эти шахты идут до самого низа?
— Да, — сказала я, — удивленная, что Тиэллин запомнил про лифты, да еще и смог их идентифицировать в такой обстановке. — Но есть еще и…
— Мусоропровод! — заявил Олег, показывая на люк упомянутого девайса. Мусоропровод тоже значительно изменился: труба стала гораздо шире, превратилась в мраморную и покрылась бороздками, как античная колонна. Однако люк оставался люком, только расширился. И особыми ароматами оттуда не несло: либо войско Аврелия не умело им пользоваться, либо еще не успело нагадить.
— А если мы застрянем? — пробормотал Мадрагор, удерживая шляпу уже обеими руками. — Что тогда?!
— Не бойся, не застрянем, — покровительственно проговорил Олег. — Герои всегда сбегали через мусоропровод и ничего с ними не было.