Симарглы

— Стас… как жаль… — с трудом произнес он, и больше ничего сказать не мог, Улшан… а главное — Артем!

— Но они спасли девочку, — тихо произнес Стас. — И малыша. Две человеческие жизни.

— Они могли выжить и так… — глухо ответила его напарник. — Могли бы…

— Мы ведь не знали точно…

…Наверху мужчина спокойно увел беременную из кухни, уложил в постель, принес воды, пообещал позвонить мужу, чтобы приходил скорее. Постоял немного в коридоре, прислонившись лбом к косяку двери. Набрал на домашнем телефоне номер сотового, подождал, пока трубку не взяли, и оборвал связь.

Потом вернулся на кухню и забрался на подоконник. Бросил короткий взгляд вниз. Там, как и следовало ожидать, никого уже не было. Потом он посмотрел перед собой. На крыше соседнего дома он увидел три темные на фоне рассветного неба фигуры: две из них принадлежали людям, а одна, определенно, нет.

— Простите меня, — сказал он, шагая вперед.

Они сидели в кафе на первом этаже Торгового Центра. Карина прихватила Лену туда с собой не столько для очередного урока, сколько для ремонта Лениных нервов. После пребывания в гостях у членов «шабаша», строящих свои темные козни по завоеванию душ людских, Лена проспала целый день. И ей снилась всякая муть. То есть не муть, а простая жизненная история.

Жил-был парень по имени Валаев Артем Александрович, пятидесятого года рождения. И был он кадровым офицером Советской Армии. И послали его в Афган в семьдесят девятом году. И убили. А у него была девушка Женя, на которой он не успел жениться — потому что не хотел, честно говоря. Девушка была хорошая, да только он ее не очень любил. Но когда славный парень Артем стал симарглом, он все-таки счел своим долгом проверить, все ли у девушки в порядке. И обнаружил, что она беременна.

Женя была очень болезненной, ей рожать запрещали: говорили, и себя погубит, и ребенка. Но она не послушалась… глупо, конечно. Артем пошел на преступление и помог ей. Девочка родилась здоровенькой, а вот мать он спасти не смог. Маленькую Тамару стали воспитывать родители Артема. А сам Артем крепко призадумался.

Девочка не должна была родиться. Она жила — но мир словно бы не замечал ее. Кошки и собаки ее игнорировали. Дождь ее не мочил. Людям требовалось огромное усилие, чтобы запомнить ее имя. Если бы не помощь Артема, который всегда старался быть где-то поблизости, кто его знает, что случилось бы с ней.

«Например, пару дней назад один нервный симаргл чуть было ее не прикончил», — подумала Лена еще когда рассказывал Вик. Не то чтобы она могла или хотела прикончить женщину, но, напугай ее Тамара чуть побольше, и Лена сама не знала, как все повернулось бы… в конце концов, она просто не была уверена, какие силы города в ее распоряжении.

Так или иначе, но Тёма выросла, закончила училище, устроилась работать учительницей начальных классов, и вышла замуж. В свою очередь захотела ребенка. Она удалась в отца: высокая, крепкая. Никаких проблем не предвиделось.

Кроме как у Артёма и Улшан — женщины, что любила его.

Два опытных симаргла даже представить не могли, что же будет с сыном Тамары — нежданным вдвойне.

И тогда они решились. Что они придумали, Стас и Вик, которых под большим секретом посвятили в эту историю, сразу не поняли — не так были талантливы в магии, как эта парочка, и не в той магии: и Улшан, и Артем были городскими магами. Потом уже догадались. Артем попытался смухлевать — передать часть своей жизни, уже прожитой, своей дочери и внуку, с тем, чтобы все у них стало в порядке. А такое могут только темные силы. Вот он и призвал Хозяев. А чтобы не попасть в их власть — обратился к силам города. И в итоге отдал город Хозяевам. Улшан поняла, что происходит, попыталась остановить… и погибла.

«А самое непонятное, — звучал в голове Лены усталый голос Вика, — самое странное… У него получилось, все-таки получилось, девочки. Не до конца… Тамара так и осталась отверженной, Лена это видела. Но с ее сыном все в порядке. Правда… я видел глаза Артема, когда он шагнул из окна, потому что не мог больше жить. Представляете, он умер, упав с пятого этажа. Умер человеком. И где теперь его душа — Бог весть. Или не Бог».

И холодная рука сжимала Ленино сердце.

«И что теперь будет? — гневно, зло спросила Карина. — Вы что, сукины дети, потакатели хреновы, отдали город на растерзание не за понюх табаку?!»

«Не совсем, — глаза у Вика были как у побитой собаки, Станислав Ольгердтович молчал. — мы… не сразу поняли. Мы сначала просто старались. А потом появилась Лена. Она ведь тоже городской маг. Очень сильный. И местный Она… может что-то сделать. Может починить плотину. Она может изгнать из города… этих. Слуг».

Лена не стала об этом думать, вернулась домой и заснула. А когда проснулась, ее почти сразу нашла Карина и вытащила на прогулку.

Карина была непривычно добра, сердечна и демократична. Конец Света, что ли, приближается?

Она даже купила две вазочки с мороженым. На вопрос о деньгах махнула рукой: «С банкомата сниму… с техникой дружить надо. Ничего, еще научу тебя».

Мороженое было вкусным, но приторным.

— Я представляла шабаш чем-то совсем другим, — сказала Лена. — Знаешь, гора, ведьмы голые пляшут…

— И это тоже бывает. Иногда, — кивнула Карина. — Но зло — оно на то и зло, что всегда современно. Оно любые формы принимает.

— Карина… а кто такие эти «темные»? Вампиры? Зомби?… Черные маги? Кто?

— Ну, оборотни низший эшелон, почти что домашние животные, а вампиры не из наших широт. И тоже так… шушера. Черные маги… Начать с того, что любая магия по своей природе — черная, ибо она запретна. С очень немногими исключениями. Вот ясновидение — это не магия, это дар. Потом магия природы и магия города — это и дар, и талант, и чувство. Нам она разрешена. Даже среди живых встречаются ее адепты. А если ты занимаешься чем-то другим… короче, в аду заранее местечко забивают.

— Почему запрещена?

Карина вскинула на нее глаза.

— Власть.

Потом добавила:

— Власть — это все, к чему они стремятся. Потому и Омск пытаются захватить.

Лена оглянулась. Суета как суета. Торговый центр как торговый центр. Центр. Сердце. Покупки, эксклюзивные товары. Только у нас и только для вас. Налетай. Лучший подарок. Покупай. И это и вон то. Будь счастлив.

Живи, короче.

Нормальная жизнь вокруг.

— Но я их не вижу.

— Их очень трудно заметить. Особенно сейчас.

Некоторое время Лена молчала, не решаясь спросить. Потом спросила, потому что излюбленные паузы Карины бесконечно ее бесили.

— Так все-таки, кто они такие?

— Ты знаешь, — начала Карина, не дослушав даже вопроса, — когда я была жива, я была правоверной коммунисткой. Пионеркой. В комсомол вступить не успела. Перефразируя мусульман, «правовернее Ленина». Мы тогда жили в Ленинграде. И вот как-то со мной был случай… до сих пор его себе простить не могу. Кажется, ничего хуже со мной не случалось, — она снова сделала до невозможности длинную паузу, и, когда Лена уже готова была попросить продолжить, продолжила. — Была зима пятьдесят второго года, и мне как раз купили новое пальто с меховым воротником. Неслыханная роскошь, особенно для девочки таких лет, но это был бабушкин подарок. Я хотела было его не взять — мещанство! — но мама уговорила не обижать старушку. В общем, я его одевала. Ругала себя ужасно за то, что мне нравилось его носить, но носила. Я выглядела в нем почти взрослой… и не такой худой. Это сейчас худоба — достоинство, а тогда девчонки мечтали располнеть. В общем, как-то ночью я шла по набережной… знаешь, та, со львами, знаменитая. То есть какая ночь… часов десять, не больше. Не помню уже, что я там делала так поздно. А тучи небо обложили, темно было, фонари еле горят. А рядом со мной и чуть позади шел мальчик. Маленький, лет пяти-шести. В валенках, в буденовке, шарфом перепоясанный, хотя, в общем, не холодно было. Я еще удивилась, чего он как на северный полюс. В общем, он шел за мной очень долго, целеустремленно так. Потом начал отставать. Собрал все силенки, сколько было, нагнал, и попросил: «Тетенька, дайте хлебушка!» Я смотрела на него, как на пришельца с другой планеты. Пятьдесят второй год, война далеко позади, с беспризорниками мы покончили, у всех есть работа, жилье… ты можешь себе представить? А тут этот ребенок. И еще повторяет: «Тетенька, дайте хлебушка, мы с мамой два дня не ели!» И знаешь, что я сделала?