Бумажная Деревня

А вот жить, было не то, что особенно тяжело, а просто скучно. Если ты не подросток, разумеется. Сначала просто всего не хватало. И маленького Харуки подкармливали по ночам печеньем, на который мазали сливочное масло. А потом установилось хмурое, зудящее время, где на рынках, в набитых автобусах и в спешно обустроенных офисах копошился небогатый народ, одетый в дешёвые китайские костюмы.

А скука была оттого, что все они говорили и думали исключительно о деньгах.

Деньги, деньги и ещё раз деньги.

Ну как тут не заскучать или не уйти в ультралевый протест?

"Поэтому разумный безмолвствует в это время, ибо злое это время"

Так что когда братья заявили, что сегодня в вечерних новостях будет какой-то "цирк про наш цирк", родители не удивились и решили посмотреть всей семьёй. Даже дедушке Хиро позвонили в его бункер (старый Хиро поворчал, но согласился, пригрозив, что если в первой половине цирка не будет, он переключит на Фудзи, где показывают его любимый "Солнечный сезон").

Перед новостями они успели поймать охвостье бессмысленного ток-шоу. Председатель красноярского Института Независимого Коммунизма рассказывал, насколько их подпольный Институт обогнал капиталистическую футурологию. Оказывается, у Института уже есть куча мощнейших взаимосвязанных проектов: подземные автоматические комбинаты, циклонный город, океанический конвейер, лавочерпалка и орбитальные солнечные электростанции. Единственный нерешённый вопрос: кто даст денег?

Потом начались новости. Уже с самого начала было ясно: с новостями что-то не то.

Первыми пустили почему-то литературные известия. А их на канале отродясь не бывало. Изумлённая не меньше зрителей дикторша зачитала, что живой классик японской литературы Садао Абэ опубликовал новый роман "Таракан, застигнутый всемирным потопом". Будет ли перевод на русский - пока неизвестно.

- Культура пошла в массы,- заметил Сайто,- Надеюсь, она никого не убьёт.

К книгам, несмотря на забитые полки, отец относился придирчиво. Образцовых писателей он не признавал, а образцовым читателем почитал того легендарного желтошапочного ламу из Бурятии, который читал читал и перечитывал исключительно "Ламрим" Дже Цонкапы, каждый раз отыскивая в пяти томах что-то новое.

"Видима, книга великих достоинств,- замечал отец по этому поводу,- Нынче книги куда экономичней. Даже если читаешь в первый раз, всё равно ничего нового не найдёшь".

А потом телевизор показал знакомый бетонный кирпич на МОПРа и сообщил о трагедии в Китайском Посёлке.

За несколько минут до визита губернатора неизвестный снайпер застрелил главного городского коммуниста Эйтаро Мураками. Впрочем, как едко заметил ведущий, по отдельности эти события никого не удивят.

На картинке ошарашенный Айсингёро стоял возле подъезда и давал какие-то комментарии. Очень может быть, что по теме, но они всё равно оставались за кадром. Вместо губернатора говорил ехидный диктор. О том, что снайперов на крыше мы видели много где - и в Вильнюсе, и в Москве, и в криминальной хронике. И что ни разу эти снайперы не были пойманы, хотя, казалось бы, выходов с крыши немного.

И что смерть старого Мураками буквально под носом у губернатора - не просто так. Совсем не просто так.

Известный городской предприниматель и меценат Зенковский уже вылетел в Москву, опасаясь за свою жизнь.

- А он-то здесь причём?- не понял Рю.

- Он владелец канала,- ответила мама.

Отец поднялся и на негнущихся ногах пошаркал в прихожую.

У Рю внутри разверзся ледяной ад. Если он забыл переключить телефон, то отец будет в ярости. А не забыл ли он... Вдруг забыл?

Рю сжал кулаки под коленями и поклялся перед всеми боддисаттвами, буддами или кого это там касается, что сделает что угодно, чтобы телефон работал.

И небо пришло на помощь. Телефон работал и потрясённый Сайто смог дозвониться в милицию, скорую, железнодорожную больницу и куда угодно ещё, чтобы выяснить, выспросить, узнать, что старый Эйтаро в реанимации, что положение критическое, но может быть что-то ещё будет - и в изнеможении повесить трубку.

А из телевизора текли международные новости. Про какой-нибудь тайфун или авиакатастрофу с точным числом погибших, чтобы зрители не забывали, на какой планете живут.

Рю казалось, что его пальцы покрыла изморозь. Он посмотрел на брата - тот сидел, мрачный и словно каменный, уперев взгляд куда-то вбок от телевизора.

Пошла реклама перед новостями спорта. Всё, конец. Про китайский цирк новостей не будет. Ни сегодня, ни завтра.

На другом конце вселенной, в прихожей, Сайто положил трубку.

- Ну вот и всё, дети,- произнёс он,- Мне отец, вам дедушка. Вот и всё.

Сел за стол, взял плату и включил паяльник.

- Что-нибудь ещё скажешь?- спросила мать.

- Я только сейчас понял,- заметил Сайто,- что всегда считал отца бессмертным.

Рю закрыл глаза и попытался представить деда. Но память словно не хотела царапать душу. Эйтаро предстал чёрно-бело-сепиевым, словно в какой-нибудь старой хронике. Вот он стоит на фоне условно-степного пейзажа в своей белой кепке и что-то объясняет в микрофон корреспондента. А звука нет.

Но Рю не верил. Не может такого быть, что старый Эйтаро превратился в ещё одну фотографию в забытой старой газете, в ещё одно имя в телефонной книге между Мураком Шаманом Александровичем и Муракиной Валентиной Ивановной. И вокруг столько всего происходит. Он мог пройти в Думу, наладить контакты с японской Компартией или какой-то из этих безумных группировок, которых перечислял Столбовой-Бельский. А может, он получил бы поддержку мексиканских троцкистов-уфологов и добился приёма в партию эпохальных космических коммунистов из Волгограда.

Телевизор заговорил про новости спорта.

- Выключи, пожалуйста,- попросил отец,- Не хочу про смерть слушать.

И телевизор погас.

Дым от канифоли клубился, как поминальные благовония.

- Надо ему имя посмертное придумать,- заметила Кацуко.

- Не надо. Он жив пока.

- Когда я умру, - тело в крематорий,- потребовала Кацуко,- Я не хочу занимать место.

- Не надо этого говорить.

- Надо. Я тоже когда-то умру.

- А вы с отцом нитирэновцы?

- Нет. Дзен традиции Сото. Но мне всё равно, а отцу тем более.

- Странно, что не нитирэновцы. Боевая школа, как раз для него. Когда на диспуте заканчивались аргументы, нитирэновцы применяли лёгкую артиллерию.

- Ты его не понимаешь,- мать уже вытирала пыль,- Он не за идею воюет. Ему просто нравится воевать, он так устроен. И с традицией у него всё просто. Какой храм ближе, туда и ходил. Раз в жизни. Перед вступительными экзаменами.

- А если бы рядом была католическая миссия - пошёл бы?

- Никогда.

- Почему?

- Там могли быть шпионы.

6. Понятие сансары в свете теории прибавочной стоимости

Вот что случилось на улице МОПРа.

В Китайский посёлок привезли слона. Старый Эйтаро увидел его на соседней улице, где автобусная остановка. Вон он, вдалеке. Большой и чёрный, с аккуратными белыми бивнями, он похож на бесформенную грозовую тучу.

И от этого слона почему-то не по себе.

Эйтаро смотрит по сторонам. Когда страшно, хочется, чтобы поблизости был кто-то адекватный. В этом смысл коллектива... Рядом неожиданно обнаруживается внук Рю, он в расшитом золотом синем придворном наряде и с волосами, выстриженными на лбу и завязанными на макушке в пучок, как у самурая.

Но внуку надо ехать. Эйтаро сажает его на девятку, смотрит, как Рю надевает ковбойскую шляпу и возвращается по гаснущей дороге домой.

Навстречу движется нечто среднее между крестным ходом и первомайской демонстрацией. Несут, среди прочего, наколотую на копьё голову Карла Маркса из папье-маше. Впереди идут обычные люди, потом целая куча синих одежд в медных масках советских вождей и передовиков производства, а за ними толпа, переодетая в насекомых. Эйтаро пытается посторониться, но они бросаются на него все, разом, щёлкая щетинками и желваками.