Бумажная Деревня

И когда угроза рядом, эти воспоминания режут, как бритва. Ты видишь каштан, пыльные окна с решётками и понимаешь, что может быть - в последний раз.

Харуки поискал глазами нехороший чёрный джип, не обнаружил и окончательно успокоился. Значит, искали кого-то другого.

Мало ли чьих-то детей в первой гимназии.

Надо сказать, что успокоился он рано. Потому что зловещий джип попросту стоял в соседнем дворе.

Дом пятиэтажный, лифта нет. Кодовых замков тоже нет - их тогда ставили в дорогих новостройках, вроде той, где жила Люксембург.

Уже на пролёте второго этажа до него донеслась перебранка. Кто-то что-то требовал, очень громко и нецензурно.

Осторожно, как лазутчик во вражеской крепости, Харуки поднялся на этаж выше.

Перебранка затихла. Шорох, ещё шорох.

И вдруг - выстрел. А потом тяжёлый, долгий стон, как будто ветер заныл в трубе дымохода.

Что-то чёрное мотнулось в проёме между этажами. Потом - короткий удар и всхлип.

Капля крови упала сверху и шлёпнулась на перила большой алой кляксой.

- Ой-ой-ох ты ж,- успел сказать второй голос. А потом и он утонул в хрипе.

Что-то тяжёлое и больше не управляемое спускалось вниз под хрип с площадки четвёртого этажа. Шаг, другой, третий...

Харуки отступил на шаг.

Чавкнуло, сломалось и покатилось, как огромный мешок с картошкой. Шмяк - и вот на лестничной клетке лежит, раскинув руки, обмякшее тело. Скошенное болью лицо завалилось на бок и смотрит Харуки прямо в глаза.

Лицо ему знакомо. Это Афган.

Горло ещё поднимается, пальцы скребут пол. Но это агония.

В лестничном проёме - любопытный, сверкающий глаз.

- Хару-тян! Поднимайся. Чего встал?

Харуки бездумно, как робот, кивает и поднимается по лестнице, осторожно переступая красные пятна. На стене лестничного пролёта - длинный кровавый след, словно кто-то мазанул кистью.

Васятка лежит перед дверью. Обрез в руке, а лицо удивлённое. Дедушка, помогая ногой, вытаскивает застрявший клинок катаны.

- Хару-тян, носовой платок есть?

Харуки подаёт. Дедушка принимает с полупоклоном и насухо вытирает лезвие.

- Надо вытирать, чтобы не заржавела,- поучает он,- В хороший меч можно смотреться, как в зеркало. Как там у классика? "На душе было спокойно, как после хорошо выполненной работы",- процитировал он, весело коверкая фразу на хиросимский манер.

- Что... это?

- Табельное оружие. Варвары думают, что это катана. Но на самом деле это сингунто, тип 94. Изготовлено на Тоёкава Кайгун Косё в десятый год эпохи Сёва. Надо же, полвека прошло! А ведь когда-то это был простой старый рельс... Как сейчас помню - возвращаюсь из Сингапура...

- Что ты с ними сделал?

- Зарубил.

- Как?..

- Сингунтой. Вот таким ударом,- дедушка показал.

- Зачем?

- Потому что на таком расстоянии холодное оружие более эффективно.

- Но они же...

- Умерли. Или умрут.

- Но как же теперь?..

- А что?

- Ну... милиция.

- А что в этом такого? Ну пойдёшь в твою милицию, дашь показания. Это лучше, чем если пойдут родственники и для опознания.

- Проблемы же...

- Разбойники в доме - вот это проблема. "Если в дом ворвались разбойники, надо их зарубить" и так далее. Нас этому даже в школу учили.

- И что делать?

- Рубить. Тебе бы, внучек, в монахи записаться или в университетские преподаватели. Это они постоянно спрашивают - "а надо ли?", "а зачем?", "а почему?". Самураи этими вопросами не занимаются.

- Так арестуют же...

- Тебя? За что?

- Ну, не знаю. На всякий случай.

- Делать им нечего, школьников подозревать. Я им всё расскажу, как есть. А ты иди, чай ставь. Что-то мне пить от всего этого хочется.

- Они не поверят. Тебе семьдесят лет, они скажут, что это невозможно.

- А тебе семнадцать,- дедушка стащил Васятку вниз и прислонил возле Афгана так, чтобы они не мешали проходу,- И ты хотя бы кендо занимался? Вот именно. К слову, фехтовать можно в любом возрасте. Это навык, он не гнётся. Хотя, бывает, ржавеет...

Хиро запер за собой дверь и потопал мыть руки.

- И что ты им расскажешь? У нас же нельзя убивать для самозащиты.

- Я пришёл в гости к моим дорогим родственникам. А потом пришли разбойники. Выхватили огнестрельное оружие и начали палить почём зря. Я испугался и больше ничего не помню... Слушай, ты что - боишься, что меня в тюрьму посадят? Ну пусть попробуют. Для начала меня надо меня будет поймать. А это не так-то просто. Ты ж не забывай, я - потомственный самурай, пускай и по женской линии. В самом жутком смысле этого слова. Да и время в моём возрасте очень быстрое. Пять лет - только так улетают. Кстати, Хару-тян, ты же умный, газеты читаешь. Скажи, на Колыму сейчас посылают?

- Нет, дедушка. Если поймают - будешь сидеть здесь. Ну или в Приморье этапируют.

- У меня командир там отбывал,- сообщил дедушка,- там целый лагерь был для квантунских. Так себе местечко, даже лошади дохнут. Мы успели поговорить, когда он домой возвращался, он порассказывал малость. Говорит, еда ещё была, а вот по женской части большие проблемы. Ну да, отвечаю, это тебе не удивительный Сикотан. Он ведь до Манжчурии два года на Сикотане служил. Там жить, разумеется, нельзя, но побывать интересно. Например, когда путина, то там рыбу ловят. А выловленную рыбу надо разделать. И женщины со всего севера Хоккайдо туда вербовались. Маяк светит, дельфинчики плавают - и женщины, женщины, женщины. Может, Сикотан - это и есть тот самый Остров Женщин, про которую у Сайкаку-сенсея написано? Тогда понятно, почему русские его назад возвращать не хотят.

Зазвонил телефон. Женский голос просил дедушку на сложной смеси китайского, русского и японского. Хиро взял и тут же попал под шквал критики:

- Где ты шляешься, крыса старая!- ревело из трубки,- Совсем уже про родной дом забыл, ревизионист недобитый!

- Будешь скандалить,- с достоинством ответил Хиро,- отправлю на историческую родину перевоспитываться. Будешь там капусту сажать.

- Ну а я что? А я как? Ну пожалей старую женщину, агент колонимального режима! Тут твой Ямато взбутовался, на холодильник меня загнал. Хозяина требует, хунвейбин хвастатый.

- Он не хозяина, он еды требует. Открой холодильник и дай ему ливерки. А я занят. Мне ещё надо сегодняшний Сейлормун посмотреть и показания дать в милицию.

- А когда вернёшься?

- К вечеру вернусь. Если совсем не арестуют. Всё, конец связи. Ямато за меня, его слушайся.

Похоже, беда с женщинами передавалась в их роду из поколения в поколение.

Хиро сбросил звонок, набрал милицию, максимально кратко изложил произошедшее и сообщил, в какую квартиру звонить. Потом включил телевизор, сел на пол и погрузился в Сейлормун.

Харуки побрёл в комнату. Заметил, что в двери теперь дырка. Вошёл внутрь, посмотрел на знакомый стол, перегруженную книжную полку и вдруг заметил, что с бас-гитарой Рю что-то не так.

Он поднял её и осмотрел.

Пуля вошла в гриф и перебила головку с колками. Гриф треснул, головка скосилась в бок и теперь просто болталась на четырёх струнах и остатке крепления.

Это был конец. В таком состоянии гриф годился только на растопку.

11. Обезьяны больны по-настоящему

Появился Рю. Два трупа на лестнице впечатлили его весьма. В рекламную паузу дедушка с удовольствием описал произошедшее.

- Твоя Ямаха - наповал,- сообщил ему Харуки.

- Сволочи,- отозвался Рю.

Старший брат сидел у окна, окутанный ужасом.

Ему вдруг представилось, что всё вокруг - и П-образный дом напротив, и гаражи во дворе, зелёный забор, и каштан, и машины под окнами - не больше, чем бумажная декорация. И если поднести спичку, то она загорится вся целиком, огромным ажурно-алым дворцом огня, где языки рвутся в небо, а фундамент сворачивается в тёмную труху.

- И что же теперь делать?- спросил в пространство Рю.