Бумажная Деревня

Это тоже достаточно просто. Со времён итальянского Возрождения и японского Сэнгоку быть крутым - значит примерно одно и то же.

Лёгкое высокомерие. Говорить ясно и по делу. Уверенно себя держать. И что бы не случилось - не терять головы. Умный, прямой, немного насмешливый взгляд. Словно спрашиваешь: "

Не любезить, как шестёрка в колонии для малолетних. Не извергать наукоподобный бред в духе журналистов, - ты всё равно не Арий Гипербореевич. Не беситься по любому поводу, как русский правозащик или японский левый активист. Всё это - не круто.

Круто быть спокойным и прохладным - cool. Девушки это чувствуют. Посмотрите, кого из анимешных персонажей они клеют себе на тетрадки. Мужественных, насмешливых и со светлыми волосами. Красноволосые скандалисты - не их выбор.

Такой был идеал Рю - он его не понимал, но чувствовал. И, в очередной раз опомнившись, он даже пытался ему следовать.

Не всегда получалось, конечно...

Но он очень, очень старался!

5. Рю становится анонимным

Почти все великие пранки анонимны. По понятное причине - это та разновидность постановки, когда режиссёру лучше не сталкиваться с примадонной.

Но анонимность - не повод, чтобы произведение искусства не стало шедевром. Она обычна нужна просто для авторской безопасности. Вольтер не просто так печатал свои самые ядовитые книги под псевдонимом, но ещё и не забывал потом всех заверить, что выпускать в свет "эти ужасные страницы" он совсем не хотел, на какой-то коварный тип ухитрился стянуть его рукопись.

Иногда анонимность принимает странные формы. Есть известный азербайджанский роман, на авторство которого претендуют три человека - и для каждого из трёх возможных вариантов есть веские доказательства.

Или вот портреты с гравюр Тосюсая Сяраку. Не надо говорить, что вы их не видели. Если вы видели портрет актёра театра Кабуки в манере укиё-э, то скорее всего это был его "Отани Онидзи III" или "Итика Эбидзо IV". Можете поискать и убедиться.

А помимо своих гравюр Тосюсай Сяраку известен тем, что про него толком ничего неизвестно. И очень похоже, что и его современники знали о нём не больше. Разве что есть книжка о хайку, которую напечатал в 1776 какой-то Сяраку из Нары - и большинство учёных считает, что это не тот Сяраку. То есть, помимо успехов в гравировке и портерной живописи, у Тосюсая Сяраку получилось ещё одно удивительное достижение: он оставил о себе отрицательное количество информации.

Вот и Рю не стал говорить, что это его запись. По многовековой традиции юных поэтов, он решил выпустить первую работу анонимно. В случае чего, сознаться будет никогда не поздно.

В воскресенье он снова был у библиотеки. Там уже собралась все, кроме Люксембург.

Похоже, услышать "Рюшечка у нас молодец" ему и правда уже не судьба. Она, наверное, только из-за этого Антона сюда и приходит...

- Мне тут друзья кое-что записали,- сообщил Рю,- По-моему, очень милый розыгрыш. Не бойтесь, не на японском. Всё по-русски, всё понятно. Можно слушать прямо тут.

Он вытащил из портфеля замотаный изолентой кассетный плеер и годовой запас пальчиковых батареек.

- Надеюсь,- Вилк-Берестейский косится на высокие пыльные витражи библиотечных окон,- библиотечная полиция нас не арестует.

Сейчас такие файл путешествуют с телефона на телефон, а на сайтах "анафемов проклятых" можно скачать целые подборки. А тогда были кассеты, чуть позже диски с приколами. Особенно странное, просто сюрреалистическое впечатление оставалось от розыгрышей, когда жертве ставят запись его собственного голоса. Увидительно, что жертвы не просто не узнавали себя самого - но даже не помнили, что и кому говорили пару дней назад. Встревоженные обыватели долго и бестолково переругивались с самими собой недельной давности, словно играли в пинг-понг с зеркалом, и даже не обращали внимания, что реплики никак не связаны с ходом разговора. Жертва, как и в обычной жизни, реагировала не на смысл, а на угрозы и использовали их как шанс для немыслимых матерщинных импровизаций.

Левый наушник взял Вилк-Берестейский, правый достался лисе.

Рю пришлось стоять и напряжённо ловить эмоции на лицах аудитории.

- Ну?- спросил он, когда плеер вручили обратно.

- Знаешь, мне понравилось,- признала Лиса,- Получилась такая хорошая радиопьеса. Политика, приключения, в конце даже эротика есть.

- А это когда записано?- осведомился Вилк-Берестейский.

- Недавно, наверное.

- А кто этот учитель?

- Какой-то из нашего города.

- Просто интересно, где у нас такие весёлые учителя учат.

- Я думаю, везде,- предположил Рю.

- Да уж... Жестоко! Слушай, можно эту кассету у тебя переписать? Уж очень хорошая, надо бы много кому показать.

- Ну, мне её друзья дали...

- Хм... Во! Лирохвостову знаешь? Ну, певицу нашу оперную.

- Знаю. Афишу видел.

- Хочешь её телефон?

- Зачем он мне?

- Ну, другу дашь.

- Кому из друзей.

- Тому, кто это записал. Может, и с ней что весёлое получится. Она, насколько я знаю, в таких операх пока арий не пела.

- Ну ладно, бери,- сердце колотилось так сильно, что Рю с трудом смог протянуть руку,- только с возвратом. Мне тоже переслушать хочется.

Вилк-Берестейский протянул в ответ свёрнутую бумажку.

- Конечно, у Антона по сравнению с этой драмой - дрянь кромешная,- констатировала лиса,- Какие-то бабки сумасшедшие ругаются... Никогда не понимала. Такое в любом автобусе наслушаешься, если на ногу наступить. А тут - вся подноготная вылезла. Человек, как на экране. Настоящая пьеса.

- Но это не постановка,- предупредил Рю,- он бы мне сказал. Он не из тех, кто подделки клепает.

- Я понимаю. Очень, знаешь, художественно получилось. Действительно, как пьеса. Хотя второй актёр и был не в курсе.

- Ну, это просто свой театр,- заметил Вилк-Берестейский,- Театр телефонного хулиганства. Канона пока нет, но уже есть свои примадонны.

- Это кто?- осведомился Рю.

- Бабка АТС.- сказала лиса,- Дед ИВЦ. Рак. Их тиражам даже наша попса может позавидовать. И куча других живых телефонных легенд, от которых, как от великих певцов прошлого, нам остаются лишь записи и иногда номера.

- Я вот слышал, что у индейцев майя был свой театр,- заметил Вилк-Берестейский,- Но сохранилась только одна пьеса. Называется "Рабиналь-ачи", и, как водится у древних, она про войну. И когда устраивали настоящие, доиспанские постановки то актёра одной из ролей по ходу пьесы всерьёз убивали на жертвеннике. Вот уж не знаю, как у них было с репетицией и сдачей пьесы - но на представлении жертва должна быть. Ну и правильно - что они за майя без человеческих жертвоприношений? Нельзя, чтобы публика заскучала. Вот такая была добрая театральная традиция. А потом пришли испанцы и этот славный сценический приём запретили. Растоптали, так сказать, нетолерантные конкистадоры важный элемент национальной культуры. Так вот, я думаю, что телефонный театр тоже что-то породит. Что один из участников пьесы про пьесу не в курсе - так это нормально, в жизни тоже никто не знает, в какую сказку попал. Ну вы же знаете - по телевизору хорошие парни побеждают плохих во всех программах кроме выпуска новостей. Но телефонный театр будет развиваться, пока есть телефон. А может быть, даже исправит чьи-то нравы. Всё, пора мне. Дела тут наметились срочные.

Поднял на прощание руку и пошёл прочь по Психонавтов.

- Донесёт,- заметила сквозь зубы лиса,- точно донесёт.

- Докуда?

- Не докуда, а куда.

- И куда?

- Куда следует... Ладно, пойдём-ка мы отсюда по домам. Ветрено что-то слишком. Осень в зените...

6. Харуки и магическая библиотека

-- Любимым сном Харуки был сон про магическую библиотеку.

-- Счастлив тот книгочтей, кто, навещая дом, где прошло его детство, может сесть на диван, обвести взглядом знакомые книжные полки и удостовериться, что всё, что надо, он отсюда уже прочитал.