Страница 13 из 14
Однако теперь Теи прекрасно обо мне заботилась. Как бы далеко ни ушли от нас нанья, их женщины сохранили остатки материнского инстинкта и способность к сочувствию. Ведь Теи вовсе не обязательно было искать платье для лулу, которая скоро должна умереть. Выдала бы какую-нибудь простыню, и сойдет на несколько часов. А она слетала на землю, в поселок работников-лулу, и велела сшить одежду.
В бреду я все порывалась встать и почистить зубы. Мозг отчего-то зацепился за этот пунктик и рождал безумные образы, которые мучили и мучили меня: то я обнаруживала у себя бивни мамонта, то с ужасом ощущала, как из верхней челюсти со скрипом вырастают клыки саблезубого тигра. Снизойдя к моим стенаниям, Теи еще раз спустилась в поселок лулу и привезла оттуда набор тонких расщепленных палочек, которыми местные люди выковыривают остатки еды из зубов. Сами нанья давным-давно избавились от всех стоматологических проблем. Они вообще, кажется, ничем не болеют. И моются они раз в месяц, и едят раз в несколько суток. Зато сколько едят! Фрукты и овощи поглощают за обедом сотнями штук (впрочем, учитывая размеры плодов местных культурных растений, это неудивительно), жареную и вареную рыбу, моллюсков - килограммами и запивают все это кувшинами кислого вина, подслащенного медом. Несколько племен лулу живут в лесах только для того, чтобы собирать орехи к столу нанья. Зато мяса на столе почти не встретишь. Специально для меня запекают какую-нибудь лесную птицу или поросенка, да и то не чаще раза в месяц. Первое время Теи пыталась приучить меня есть насекомых (нанья их очень любят), но в конце концов смирилась с тем, что для меня это неприемлемо.
Четыре дня я провела в забытьи и еще неделю потом пролежала в огромной кровати. Сражение со стрессом окончилось моей победой: мозг адаптировался, не только ничего не потерял, но и приобрел новые качества, о которых прежде я не могла и мечтать. Отныне все, что я видела и слышала, запоминалось с первого раза, укладывалось на специальные полочки в голове и извлекалось по первому требованию. Книги нанья, впрочем, так и остались для меня загадкой. Мне позволялось читать все что захочу, вот только разобраться в них я чаще всего не могла. У нанья столько понятий, о которых мы не имеем представления! Платон вряд ли понял бы что-нибудь в аэродинамике или там, не знаю, в теории струн; местным лулу никогда не объяснишь, что такое гуманизм; как ни увеличивай емкость мозга, мне не понять философию нанья. Для этого надо прожить среди них хотя бы десяток лет, да и то многое останется тайной за семью печатями. Вместе с тем у меня часто возникает ощущение, что и боги не способны разобраться в истории, которую я им рассказываю. Они хорошо знакомы с физиологией лулу, а психология до сего дня, кажется, мало их интересовала. Тем более что я веду речь о том, что только будет, - и в их больших головах это будущее укладывается с трудом.
Но все это было еще впереди, а пока наступил день, когда я сползла с кровати, набросила на плечи накидку из коричневых шкурок зверька, наверняка вымершего задолго до моего рождения, и вышла на палубу. Буду называть эти открытые площадки палубами, раз уж Высокий дом в каком-то смысле корабль. Их тут девять, самая широкая - на восьмом уровне, где, как объяснила Теи, живут она, Бьоле и кто-то еще. Верхний, девятый уровень - покои великого Анту. Никому не разрешено подниматься туда без предупреждения.
Не знаю, из чего построено это чудо инопланетной мысли и какая энергия вот уже пятьдесят тысяч лет позволяет ему жить. Высокий дом с самого начала не пришелся мне по душе. Приятно ли карлику оказаться в жилище великана? Все очень большое, громоздкое, любое бытовое действие становится испытанием, и постоянно опасаешься, что кто-нибудь между делом придавит тебя как букашку. Не нравится мне и любовь нанья к цветным металлам. Все, что можно, у них сделано из золота, серебра или меди: посуда, сантехника, даже их супернавороченные гаджеты. Мебель и стены тоже позолочены или инкрустированы золотом. В общем, все блестит и сверкает, и все очень тяжелое и неудобное для маленькой Ксеньи.
Но ходить босиком по полу Высокого дома приятно. Он теплый и мягкий, как линолеум. Двери открываются бесшумно - первые дни меня это смущало, ведь в голове накрепко засела созданная фантастическими фильмами убежденность, что технологии будущего немыслимы без звуковых эффектов. Я подсознательно ожидала, чтобы двери будут отодвигаться передо мною с шипением, при включении света раздастся звон, а бортовой компьютер заговорит женским голосом. Ничего этого нет, и никакого бортового компьютера не видно. Здесь очень тихо, спокойно. При этом нанья не бывает скучно. Судя по рассказам Теи, они постоянно чем-то заняты, две трети года бодрствуют, а потом на несколько месяцев ложатся спать.
Я вышла на палубу, приблизилась к парапету. Было раннее утро, солнце только показалось из-за моря, прочертило в нем короткую красную линию. Я положила руки на перила, осторожно заглянула вниз. На земле была еще ночь, и была эта земля очень-очень далеко. Как на карте, лежало подо мной юго-восточное побережье Индостана, дугой уходящее за горизонт. Светились узкие полоски пляжей между серым океаном и черными многоугольниками лесов. Извивистые реки прятались в ночи, и выдавали их лишь светлые пятна песчаных отмелей. Под кораблем плыло серебристое облако, на несколько минут закрыло землю дымкой. На какой же мы высоте? Километров семь-восемь, наверно, из иллюминатора самолета я видела точно такую же картину. То-то опять не хватает воздуха! Хозяева совсем обо мне не думают! Что было толку адаптировать меня к небольшой высоте, если при очередном подъеме низкое атмосферное давление меня прикончит?
Я побежала к двери. С каждым шагом дышать становилось все труднее. Корабль будто бы постепенно сбрасывал с себя защитную оболочку, позволяя проникать на палубу ледяному разреженному воздуху многокилометровой высоты, которого человеку долго не выдержать. Задыхаясь, дрожа в потоке жестокого ветра, я преодолела большую часть пространства, отделяющего парапет от закрытых помещений, как вдруг тусклый оранжево-розовый блеск привлек мое внимание. Справа, у сияющей в лучах рассвета желтой стены стояло несколько каменных саркофагов, украшенных узорами из золотых пластин. Никогда не видела, как рассвет играет на золоте, - это было настолько красиво, что я сбилась с курса и подошла к ближайшему саркофагу, приподнялась на цыпочки, положила руки на холодный борт, а подбородок на руки и заглянула внутрь. В темном отполированном камне лежал великан. Лежал уверенно, как фараон, вытянув руки вдоль могучего тела. Крупный нос с царственным высокомерием смотрел в небо. Шевелились глаза под синими веками, мощная грудь едва заметно поднималась и опускалась. Великан спал, с наслаждением вдыхая пустой воздух. Кислородное голодание ему явно не грозило.
В несколько отчаянных прыжков я добралась до двери и влетела внутрь. Легкие сжались в комок, волосы на всем теле встали дыбом. Согнувшись пополам, я захлебывалась густым теплым воздухом и цеплялась за стену. Откуда-то выбежала Теи, налетела как наседка, запутав меня в подоле платья. Присела на корточки, схватила за плечи.
- Ксенья! Ты ушла не спросив! Тебе нельзя наружу, там спит Льесте!
Я прохрипела:
- Знаю уже, видела!
Ее глаза обшарили мое лицо и не нашли опасности для здоровья.
- Долго ты там пробыла?
- Минут семь.
- Именно сейчас, когда Высокий дом поднялся и упало давление!
- Не переживай так, со мной все в порядке. И я не разбудила его.
Она фыркнула.
- Конечно, нет. Нелегко разбудить заснувшего нанья.
Когда мы шли в ее комнаты, я спросила:
- А почему на палубе давление ниже, чем в помещениях?
- На палубе сейчас идеальное давление для сна. Оно было идеальным и для бодрствования наших родителей. Но Великий Анту считает, что нам полезнее жить в естественных условиях этой планеты.
В языке нанья как минимум пять слов, обозначающих сон, и сейчас Теи употребила то из них, что не имеет прямого отношения к состоянию, которое называем сном мы. Оно означает "истинная жизнь" или "с той стороны от черты реальности"... Ну, очень мало у них понятий, которые можно перевести одним словом!