Страница 3 из 21
– Да.
Лицо Дизеля просветлело, и улыбка вернулась на место.
– И ты заезжала вчера к нему домой?
– Да.
– А ты в своем деле как? Хороша? То есть в выслеживании народа?
– Нет. Но мне везет.
– Еще лучше, – сказал он.
– Ты словно сделал открытие.
– В точку. Кусочки начинают складываться.
– И?
– Прости. Это профессиональное.
Сэнди Клоус с сестрой жили в северном Трентоне в районе небольших домиков, больших телевизоров и сделанных в Америке машин. Тут вовсю витал дух Рождества. Крылечки увешаны разноцветными фонариками. В окнах светили электрические свечи. В крошечных, размером с почтовую марку, двориках толклись северные олени, снеговики и Санты. Дом Сэнди Клоуса был украшен лучше всех – или хуже всех, это как посмотреть. Он утопал в красных, зеленых, желтых и синих рождественских гирляндах и был усеян водопадами крохотных мигающих огоньков. На крыше мерцала светящаяся надпись «Мир на Земле». Огромный пластиковый Санта и его сани втиснулись в миниатюрный передний двор. На крыльце группкой стояли три пластиковых колядовщика времен Диккенса высотой в полтора метра.
– Вот это я понимаю, дух, – заявил Дизель. – Отличная мысль с этими мигающими огоньками на крыше.
– Рискну прослыть циником, но наверно, он их украл.
– Это меня не касается, – сказал Дизель, открывая дверцу машины.
– Погоди. Закрой дверь, – приказала я. – Ты останешься здесь, пока я буду говорить с Элейн.
– И пропустить всю развлекуху? Да ни за что.
Согнувшись, он вылез из «Си Ар-Ви» и встал на тротуаре, сунув руки в карманы и ожидая меня.
– Ладно. Отлично. Только не открывай рот. Просто держись позади меня и старайся выглядеть прилично.
– Думаешь, я не выгляжу прилично?
– У тебя рубашка в пятнах от соуса.
Он посмотрел на себя.
– Это моя любимая рубашка. Очень удобная. И пятна вовсе не от соуса, а от масла. Я в этой рубашке вожусь с байком.
– А что за байк у тебя?
– «Харлей», изготовленный по заказу. Большой старый круизер с пайтоновскими трубами. – Он улыбнулся, ударившись в воспоминания. – Чудо, как был хорош.
– Что с ним случилось?
– Разбился.
– И вот так ты очутился в теперешнем виде? Умер или что-то такое?
– Нет. Умер только байк.
Утро было в разгаре, и солнце пряталось за облаками цвета и вида тофу. На мне были шерстяные носки, толстые ботинки «Кэт», черные джинсы, красная клетчатая рубашка из фланели поверх футболки и черная байкерская куртка. Выглядела я, черт возьми, решительно, такая крутая… и уже отморозила задницу. Дизель же расстегнул куртку и, похоже, ему ничуточки не было холодно.
Я пересекла улицу и позвонила в колокольчик. Элейн широко распахнула передо мной дверь и улыбнулась. Она на пару дюймов ниже меня и поперек себя шире. Ей лет, возможно, семьдесят. Волосы снежно-белые, коротко подстриженные и завитые. Круглые, как яблочки, щечки и ярко-голубые глаза. И пахла она имбирным печеньем.
– Здравствуй, дорогая, – поприветствовала она, – рада тебя видеть снова. – Она посмотрела туда, где, притаившись, глазел Дизель. – О боже! – воскликнула она, краска залила ее от шеи до щек. – Вы меня испугали. Я вас сразу не заметила.
– Я с мисс Плам, – пояснил Дизель. – Ее… помощник.
– Бог мой.
– Сэнди дома? – спросила я.
– Увы, нет. В это время года он очень занят. Иногда я не вижу его целыми днями. Вам же известно, у него магазин игрушек. В Рождество от покупателей отбою нет.
Я знала этот магазинчик. Захудалая лавчонка в торговых рядах в Гамильтон Тауншип.
– Я вчера заезжала в магазин, – заявила я. – Он закрыт.
– Сэнди, должно быть, бегает по делам. Иногда он закрывает магазин.
– Элейн, вы же заложили дом, чтобы внести залог за брата. Если Сэнди не появится в суде, мой работодатель наложит арест на дом.
Элейн продолжала улыбаться.
– Уверена, что ваш работодатель ничего такого не имеет в виду. Мы с Сэнди только что переехали, но уже любим этот дом, как родной. На прошлой неделе поклеили в ванной обои. Чудесно выглядят.
О черт. Все летит в тартарары. Если я не притащу Клоуса, мне не заплатят, и я буду в большой луже. Если я буду угрожать и запугаю Элейн, чтобы она настучала на брата, то буду чувствовать себя сволочью. Лучше уж преследовать какого-нибудь убийцу, которого все ненавидят, включая его матушку. Разумеется, сумасшедшие убийцы имеют склонность стрелять в охотников за головами, а схлопотать пулю не стоит во главе списка моих любимых занятий.
– Пахнет имбирем, – обратился Дизель к Элейн. – Готов поспорить, вы печете печенье.
– Я пеку печенье каждый день, – сообщила она ему. – Вчера сахарное печенье с цветной крошкой, сегодня имбирные пряники.
– Люблю имбирные пряники, – заявил Дизель. Он проскользнул мимо хозяйки и пошел искать дорогу к кухне. Там выбрал на подносе с горой печенья одно, откусил и улыбнулся: – Бьюсь об заклад, вы кладете в тесто винный уксус.
– Этой мой секретный ингредиент, – подтвердила Элейн.
– Так где же наш старина? – спросил Дизель. – Где Сэнди?
– Наверно, в мастерской. Видите ли, он делает много игрушек своими руками.
Дизель подошел к задней двери и выглянул наружу.
– И где мастерская?
– Позади магазина маленькая мастерская. И еще есть главная мастерская. Я точно не знаю, где она. Никогда там не была. Я всегда занята выпечкой печенья.
– В Трентоне мастерская? – не отступал Дизель.
Элейн задумалась.
– Ну не странно ли? – сказала она. – Я не знаю. Сэнди рассказывает об игрушках, о проблемах на работе, но не могу вспомнить, говорил ли он о мастерской.
Дизель стащил еще печенье с подноса, поблагодарил Элейн, и мы вышли.
– Хочешь откусить? – предложил Дизель, зажав печенье в идеальных белых зубах и пристегивая ремень безопасности.
– Ну уж нет.
У него был красивый голос. Слегка хрипловатый, с ноткой юмора. И глаза под стать. Мне очень не по душе, что мне нравились и голос, и глаза. Мою жизнь и так осложняли двое парней. Один – мой наставник и мучитель, кубино-американский охотник за головамибизнесмен по кличке Рейнджер. Сейчас его не было в городе. Никто не в курсе, где он и когда вернется. Обычное дело. Другой мужчина в моей жизни – трентонский коп Джо Морелли. В детстве Морелли заманил меня в отцовский гараж и научил играть в паровозик. Я была туннелем, а Морелли поездом, можете представить себе картинку. Потом, уже старшеклассницей, я работала во «Вкусной Выпечке», и Морелли за считанные часы сладкоречиво уговорил позволить ему преподать мне более взрослую версию игры в паровозики на полу за полками с эклерами. С тех пор мы выросли. А притяжение все еще осталось. И сменилось подлинным притяжением… может, даже любовью. Но полностью доверие и способность связать себя обязательствами нами не владело. И мне в самом деле не нужен еще и третий какой-то потенциально нечеловеческий парень в жизни.
– Готов спорить, ты беспокоишься, как влезть в эти джинсы, – предположил Дизель. – Боишься прибавить печеньевых калорий?
– Неправда! Джинсы сидят на мне идеально. – Мне не хотелось печенья, которое обслюнявил Дизель. Я имею в виду, что мне о нем известно вообще? Ну ладно, джинсы тоже были чуток тесноваты. Эх.
Он откусил имбирному человечку голову.
– Что дальше? У Клоуса есть дети, которых мы можем допросить? Думаю, я уже набиваю руку.
– Никаких детей. Я проверяла, у него нет в городе родственников. Как и у Элейн. Она бездетная вдова.
– Должно быть, ей трудно. Женщина же должна иметь стимулы.
Я сузила глаза.
– Стимулы?
– Дети. Инстинкт размножения. Материнские стимулы.
– Ты кто?
– Хороший вопрос, – заметил Дизель. – Не уверен насчет ответа. Знает ли кто из нас, кто мы есть?
Великолепно. Теперь еще и философ.
– А у тебя нет материнских инстинктов? – продолжал он. – Ты не слышишь, как тикают биологические часы? Тик-так, тик-так, – забавляясь, изобразил он.