Страница 8 из 23
– Так вот оно что! – восклицает водитель. – Вот почему я сейчас таксист, а не певец! Я ведь
столько наслушался всего, да и сейчас слушаю… Кстати, так, а чего в этом случае ждать от
России?! Если мы всё это слушаем, то как нам жить хорошо и не фальшивя?
«Выпьем за…»
Помните радиопередачу, которая называлась «Почему мы так говорим»? Обычно там
объяснялся смысл и история устойчивых выражений. А если взять такое выражение, как «выпьем
за…»? То есть за дружбу, любовь, здоровье своё и чужое, родину, удачу и прочее, прочее. Ведь за
что мы только не пьём! Только как это можно пить ЗА что-то? Как это понять? Есть ли какая-то
синонимическая замена этому выражению? Может быть, это означает «выпьём для того, чтобы…»
или «выпьем во славу того, чтобы…». То есть, например: «выпьём для того, чтобы любовь после
выпитого стала крепче», «выпьем для того, чтобы не болеть»; «выпьем для того, чтобы счастье,
семейное и прочее, увеличилось».
Какой смысловой абсурд кроется за этим оборотом! И мы его не только без устали повторяем,
но уже и поём: «Выпьем за любовь! Вижу, как блестят твои глаза!» (или что-то в этом роде). Как
нам хочется сделать этот абсурд ещё и романтичным.
Так почему же мы всё-таки так говорим? Почему это уродливое выражение существует? Да
потому, что уродливая, по своей сути, зависимость от спиртного (у кого большая, у кого меньшая),
умного обоснования иметь не может.
Мастера
В моей старенькой «Хонде» возникла неисправность. Систему отопления замкнуло на одной
цифре, и все многочисленные кнопки оказались бесполезны. Поехал к знакомому механику Диме.
– Ой, – говорит он, – тут надо всю панель менять. Это дорого.
Я не поверил, что менять надо всю панель, но поверил, что это дорого. Полтора года, включая и
холодную зиму, я обходился лишь тем, что предоставляла мне замкнувшая панель. Но вот мне
посоветовали обратиться к профессиональным мастерам на СТО по улице К.
– Оставьте машину, – сказали мне там, – сделаем, позвоним.
Позвонили через три часа. Приезжаю, вижу: всё работает.
– Сколько за работу?
– Триста рублей.
Всего-то?! А я мучался полтора года! Как жаль, что раньше не знал о таких замечательных
мастерах! Как я потом рассказывал всем об этом хорошем, а главное дешёвом СТО и о его
высоких профессионалах! Сколько своих знакомых направил туда!
Наступает зима, и тут мою панель клинит снова. Сижу в салоне, думаю: что же делать? Ехать
снова на улицу К.? Размышляя, автоматически давлю «мёртвые» кнопки. Так было и в прошлый
раз. И снова одна из них – как залипшая. А если её ковырнуть? Раскрываю перочинный ножик,
едва прикасаюсь остриём, и вся панель включается. Вот это да! И этот ковырок стоит триста
рублей? Как же не догадался я тогда, уже почти два года назад, слегка поддеть кнопку?
Теперь я уже никому не рассказывал о замечательных мастерах СТО по улице К. Грустно как-то
и стыдно. Ну, пусть я в технике чайник, а они кто? Профессионалы?
Мясо
Сегодня в бане очередь. Сижу на скамейке, жду. Подсаживается мужичок жалкого, квёлого
телосложения. Без всякого предисловия, как будто я просто обязан его слушать, исповедуется о
своих болезнях. Он инвалид второй группы, недавно его облучали, что-то там с желудком, но,
кажется, от опухоли избавили. Мужичок жалуется на всё, даже на свою уже пятилетнюю мужскую
несостоятельность.
– А сколько вам лет? – интересуюсь я.
Оказывается – пятьдесят восемь. А по виду и на все семьдесят тянет.
– Родители у меня умерли, – продолжает мужичок. – Отец хороший был, а мать такая скотина,
такая скотина… Если я к отцу приезжал, так он мне всегда кусок мяса от стегна отрезал. А вот мать
ни за что. Жадная была. Я ей всё время говорил: «Будешь умирать – даже на похороны не
приеду».
Я вынужден слушать его, пересесть некуда. Он ругает и ругает свою мать, причём такими
словами, какими и злых врагов не поминают. И всё как-то вокруг этого мяса, которое она ему не
давала.
Благо, что скоро подходит моя очередь, я с облегчением ухожу. Сказать ему мне нечего. А что
тут скажешь? Как при такой памяти о матери не маяться желудком? Это у него то самое, не
съеденное мясо икается, которым его почему-то всю жизнь должны были кормить родители.
Неверное решение
Борис и Светлана организовали вечеринку, посвящённую помолвке своих молодых приятелей.
Спор зашёл об одной красивой подруге Светланы.
– Не будем её приглашать, – решил Борис, – она совсем не соответствует сегодняшней
компании. Да они и незнакомы друг с другом.
– Ничего, познакомятся. Ольга просто украсит наш вечер, – возразила Светлана.
Взяв всё на себя, она сама позвонила подруге.
Результат приглашения был таков, что гостья просто разбила помолвку, завладев вниманием
жениха, а вскоре стала его любовницей и очень сильно привязала к себе. Но однажды, придя к
ней, он был едва не спущен с лестницы её новым любовником. И тогда тут же, на лестничной
площадке, Игорёк повесился.
И началось всё это с одного неверного решения.
Ошибка
Просыпаюсь в тесноте. Чувствую сочный, приятный запах свежего дерева. Тьма полная. Мои
руки сложены на груди. Чуть поднимаю их и вдруг обнаруживаю – я в гробу! Меня похоронили
живым… Жаркий ужас врывается в голову, в мозги. Ужасом рвёт всё тело! Как люди, мои близкие,
родные люди, которые так любят меня, не разобрались, что я живой! Как они могли!? Как они,
наверное, плакали на моих похоронах! Плакали, хороня живого! Они страдают и сейчас, когда я
здесь, хотя мог бы находиться среди них! Как могли они так ошибиться?! Как!? «О, какие же вы
дураки! – вопит всё моё существо. – Как я ненавижу вас, как проклинаю вас за вашу глупость!».
…Просыпаюсь в холодном поту. Лежу, остывая от жуткого сна. Почему-то больше всего я
потрясён не ощущением своей безысходности, а глупостью, неосмотрительностью близких.
Как страшна ошибка! Говорят: нет дружбы большой или маленькой, а есть просто дружба. Так и
с ошибкой. Нет ошибки большой или маленькой, а есть просто ошибка. И даже если мы
ошибаемся по мелочам, то всегда кто-то или что-то ещё способное существовать оказывается
обречённым.
Пока…
Я жил в Омске. Работал в многотиражной газете. Однажды после работы, когда было очень
тоскливо, накрутил случайное сочетание цифр на телефонном диске и познакомился с девушкой.
Её звали Наташа Охотникова. Мы проговорили с ней около часа. Просто рассказали друг другу о
себе. Ей было девятнадцать, мне двадцать три. Через две недели встретились. Всего на
пятнадцать минут. Наташа оказалась выше меня почти на целую голову. Мы не стали обсуждать
это и, оставшись только телефонными друзьями, могли спокойно говорить о чём угодно. Первым
всегда звонил я, она же ни разу не спросила номер моего телефона. Я чувствовал, когда и через
какое время нужно звонить. Всякий раз, прощаясь, я говорил ей «пока…», как бы откладывая
следующий звонок до нашего нового желания общаться, которое у нас почему-то обычно
совпадало.
А потом в моей жизни всё изменилось. Я уехал из Омска. А появился там только через десять
лет, уже как гость. Объехав и навестив всех родственников, я, листая странички старой записной
книжки, обнаружил и телефон девушки, которой звонил, когда мне хотелось с кем-нибудь
поговорить. Я позвонил, сказав то же, что и раньше:
– Привет, это я.
– Привет, – ответила она.
– Ты узнала меня?
– Конечно, – видимо, недоуменно улыбнувшись, ответила она и для доказательности добавила:
– Ты – Саша из многотиражки.
И голос её, и тон были такими обычными, словно в последний раз я звонил ей дня три назад. И
трубку она подняла так же, после второго гудка. От этой узнаваемости ситуации в голове будто