Простые истины

счёта, подбирают ногу, пользуются какими-то короткими словами, вроде «нам», «вам», «тут» «аж».

По этому «подбору ноги» сразу видно, что идут новобранцы, а значит, и командир их тоже

новобранец. Что ж, каков автор – такова и армия его строк.

Образ: нашим и вашим

Чудо, магия, коварство и «беспринципность» образа состоят в том, что он делает истинным

любое утверждение, одинаково убедительно работая и на правду и на ложь. Сравнив семейную

ссору с тенью от солнца, можно доказать, что ссоры для брачного союза – это благо, ведь отдыхать

нужно даже от солнца. Сравнив брак с глиняным горшком, а ссоры с ударами палкой по горшку,

легко доказать разрушительность ссор, ведь после какого-то очередного удара горшок расколется.

Образ имеет свойство всегда выглядеть правдивым. Сказать «неправдивый образ» – всё равно,

что сказать «квадратный шар». В этой-то мнимой правдивости и состоит опасность образа, как

оружия, требующего умелого обращения. И Художник и Мыслитель знают, что образ может быть

лишь оболочкой верной или неверной мысли, но не доказательством её истинности.

Звери в перьях

Придумать можно всё что угодно. Фантазии легко создаются простым смещением свойств

различных явлений и предметов. Как будет выглядеть мир, если, например, у птиц окажутся шкуры,

а у зверей перья; если птицы перестанут летать, а звери научатся; если железо станет золотом;

если вся вода превратится в камень, а камень в воду?

Подобные фантазии могли бы существовать, как лёгкие развлекательные головоломки, а они

всерьёз создаются на уровне книг, диссертаций, картин и фильмов, сложных наукообразных

рассуждений с пропастью специально изобретённых терминов. Всё красиво и умно, да только

смысла никакого!

Реальный мир невероятно устойчив в своих параметрах. Ведь если бы, например, льду было

свойственно не плавать, а опускаться вниз, то жизнь на Земле просто бы не возникла. И так с

любой деталью нашего мира, существующей в том виде, в каком она существует. Всякий раз,

прежде чем взяться за какое-либо учение, не мешает задуматься: а не из серии ли оно «звери в

перьях»?

Литература и жизнь

Почти всем литературным шедеврам присущ минимум категорий, участвующих в

драматургической реакции. Например, в повести Хемингуэя «Старик и море» таких категорий лишь

две: «старик» (человек) и «море» (стихия). Но именно этот драматургический лаконизм,

обеспечивая ясность всех чувств и мыслей произведения, высекает такой мощный духовный

заряд.

Жизнь любого человека – это тоже произведение, которое можно превратить в лаконичный

шедевр. Главное – определить основные жизненные, «реагирующие» категории, исключив всё не

главное, боковое. Исключёнными могут быть и какие-то занятия, и увлечения, и должности, и

развлечения, и люди.

Очевидно, это-то и называется осмыслением жизни.

Требовательность

В творчестве всех писателей есть работы главные и второстепенные. Напечатай их

второстепенные вещи под другим именем, и это имя никогда не станет известно. Вероятно, эти

работы не стоило бы и создавать, если бы для авторов они не являлись мостками к главным

работам. Но стоит ли их издавать? Может быть, печатать нужно лишь «избранное»?

Два читателя

В поезде едут читатель и писатель. Читатель – токарь с завода, забыв все свои заботы,

отдыхает, читая книгу. Писатель смотрит на этого попутчика, на других пассажиров в вагоне, на

виды, пробегающие за окном, читая жизнь.

Жизнь – черновик

Ветеран носил свои мемуары по издательствам и всюду получал отказ. Всюду ему говорили, что

его рукопись требует доработки. Потрясённый человек никак не мог понять, какой доработки может

требовать прожитая жизнь? Ведь никакой другой жизни, кроме описанной им, у него нет. Ему было

страшно и одиноко: почему-то его жизнь оказалась ненужной никому.

Персонаж

«Калины красной»

Станция Приисковая. На вокзале странный человек. Одет как-то «неровно»: новые ботинки,

вещмешок, под телогрейкой новый костюм. Более часа перекладывает вещи из мешка в портфель

и обратно, как бы сортируя всё на прошлое и настоящее, но не ясно понимая, что к чему отнести.

Потом переодевает рубашку, ботинки меняет на туфли, несмотря на то, что на улице под сорок

градусов мороз. В портфель переложены какие-то фотографии, пачка писем, конфеты, бутылка

вина и бутылка водки. Туда же он натаскивает охапками яблоки из буфета. Он – с морщинками, с

чёрными от наколок руками. Разобравшись с вещами, ходит по всему вокзалу, осматривает углы.

Всё ясно, человек освободился – Нерчинск рядом, а там тюрьма.

Народу на вокзале немного. Недалеко от мужика две женщины и мальчик лет четырёх в чёрной

шубке. Женщины постоянно кричат мальчику, чтобы он не делал того или другого. Пацанёнок

подбегает к мужику. Тот, обрадованно присев перед ним, начинает разговаривать. Вполне

возможно, что ребёнок – это первый человек на воле, который обратил на него внимание. Потом

манит ребёнка к портфелю, к яблокам. Мать хватает пацана за руку и утаскивает. Мальчишка

плачет. Его выводят на улицу, что-то объясняют и успокаивают. Но он снова бежит к мужику и тот

выбирает ему большое яблоко. Мать снова рядом.

– Сказал «спасибо»?

– Сказал, – очень виновато отвечает мальчишка.

Мужик ходит кругами вокруг них и заговорчески кивает мальчишке в сторону, а потом

решительно просит:

– Сашка! Пошли… Пошли в буфет. Сашка…

Пацанёнок идёт за ним. Мать догоняет их.

– Да пусть погуляет с ним, – понимающе говорит кто-то из пассажиров, тоже наблюдающий за

всей этой сценой.

Но мать снова вытаскивает орущего мальчишку на улицу.

– Первостатейная змея! – с огорчением говорит мужик, играя желваками на скулах, и начинает

нервно расхаживать по залу, демонстративно пересыпая звонкую мелочь в кармане.

Ах, Василий Макарович, Василий Макарович, да разве ж Вас забудешь?

Жизнь, как она есть.

Умение стричь баранов

Случилось так, что один провинциал женился на москвичке-библиотекарше. Однажды жена

призналась, что в библиотеке на неё заглядывается некий научный сотрудник. Муж подробно

расспросил жену о своём неожиданном сопернике. Тот был что надо: и умный, и образованный, и

симпатичный, и с «Жигулём».

– Но лучше меня он быть не может, – тем не менее, равнодушно заключил муж.

– Почему? – удивилась библиотекарша, которая как раз и нуждалась в поддержке своего

пошатнувшегося чувства.

– Он не умеет того, что умею я. Он, наверняка, не умеет стричь баранов. А я в один год был

даже чемпионом колхоза по стрижке.

– Чемпионом?! – восхитилась она.

– Само собой, – снисходительно подтвердил муж.

После этого разговора жена стала равнодушной к проискам библиотечного казановы. Тот был

огорчён сменой её настроения и, конечно же, спросил об этом.

– Дело в том, – ответила она, – что вам до моего мужа ой, как далеко…

– Правда? – изумился тот.

– Вне всяких сомнений. Вот скажите, вы умеете, хотя бы в принципе, стричь баранов?

– То есть, как? Вы это о чём?! Что за намёки?!

– Ну, а я что говорю?! Вы даже представления об этом не имеете. А мой муж, между прочим,

был однажды чемпионом колхоза по стрижке!

– Какого колхоза?

– Того, который в деревне!

Несолоно хлебавши интеллигенту оставалось лишь голову склонить перед таким недосягаемым

титулом. Он как-то и не подумал, что каждый в этой жизни стрижёт своих баранов. И в этом

преимущество каждого.

Детское открытие

Дочка грустно, чуть не со слезами на глазах, сказала:

– А ты знаешь, папа, что кошки видят только чёрное и белое? Наш Васька даже не знает, что он

рыжий…

Чем её утешить? Мне оставалось лишь прижать дочку к себе, погладить по головке и вместе с