Сапуниха

Это означало: выстояв всенощную, обойдя трижды церковь с процессией, что возглавлял батюшка, люд возвращался домой. Отец Григорий освятил многочисленные "паски" (куличи), что красовались на расстелённой парусине, и старцы отрезали от праздничных сдоб по кусочку для настоятеля и служителей прихода. Казаки подошли к кресту с иконами, целовали их, оставив для пожертвования кто алтын, кто пятачок, а кто пасхальную яичечку. И потянулась пёстрая и яркая толпа по домам - издалека видать нарядные платки и юбки, алые околышки фуражек да лампасы того же цвета.

Стол, уставленный всякой всячиной, заботливо укрыт полотенцами. Кликнув мелюзгу, все - и те, кто оставался, и те, кто вернулся с богославия - степенно переступали порог. Сняв обувь, первоначально входили старшие. Войдя в горницу, широко, истово крестились на большие красивые иконы под лампадой в переднем углу, обращённом к востоку, творили молитву. Малышня, отвешивая поклоны, косилась на сокрытое: что там наготовили бабушка с мамой. Хотя некоторые помогали на кухне, всё равно знали: их ждёт какой-либо вкусненький подарок. Семейство размещалось за столом, и дедушка, обращаясь к сидящим, произносил: "Мать и дети, благословитя разговеться". Хором отвечали: "Бог благословит". Потом поочерёдно испрашивали друг у друга разрешения, получая тот же ответ. Вновь звучала молитва, после которой можно и отведать наготовленное. Вначале потянулись к мискам, где в молоке с творогом покрошены и перемешаны освящённые батюшкой яйца. Чего только не было на скатерти... Щи с молодой свининкой, вытомленные в печи, домашняя лапша с утятиной, кокурки*, присыпанные сверху мукой, коныши*, кислая лапшичка, пышки со сметаной (каймаком*)... Посередине яств - многоярусная "паска", облитая сырым яйцом, на вершине выведен крест. Уплеталось за обе щеки наваренное и напаренное, нажаренное и тушёное, запивалось взваром, квасом или молоком... Кому что по нраву. От усердия и постепенно возникающей от собравшегося народа духоты, испарина выступала у многих на лбу, снимали её и ладошкой, и утиркой*. После трапезы вываливали на улицу, но кто оставался во дворе, а кто шёл на поляну. Праздник длился неделю... Были неспешные посиделки на завалинках и на лавочках, что возле калиток мостятся. Старики, поругивая настоящее, вспоминали: "Вот бывалыча...", старухи шулкали* семечки, и после оставались горы шелухи. Молодёжь, собираясь у кого-либо на подворье или за околицей, устраивала игрища, водила хороводы, а к вечеру разбредалась по укромным улочкам или же в заросли хвороста, которые заботливо укрывают речушку. Детвора на зелёной, залитой солнцем лужайке топтала траву с цветами, что сочно и смело тянутся к небосклону, и катала крашенные яйца. К ней присоединялись взрослые, окунаясь в босоногое прошлое. Хохот, возгласы, выкрики. Это уже играли в "Расколыши" - ведущий пытался догнать кого-то из улепётывающей пары... Когда надоедали подвижные игры и хотелось передохнуть - хороводили, пели, и плыли над прилегающей местностью слова:

Как ты, утушка,

Как ты, серая,

С моря прилетела -

На яблонь взлетела,

Гнездо совивала,

Яиц наносила -

Детей выводила...

И так до поздней ночи, пока медленно, вялыми вспышками не затухали отзвуки очередного праздничного дня, как тлеющие головешки недавнего жаркого кострища...

...Скоро взойдёт солнышко, облив теплом со светом придонские степи, где там-сям притулились к водоёмам хутора со станицами, а пока разгорается заря - предвестник восхода. Мама будит её: "Вставай, чадушка, вставай... сбегай к речке, приняси рыбу - дядя, небось, уж наловил". Поднимается с полушубка, что брошен в коридоре, стараясь не разбудить сопящих братьёв и сестёр. Выходит на ступеньки, увенчанные резной аркой, которая позолочена отсветом заряницы, и вприпрыжку мчится через леваду* к речному извороту. Седая от росы трава холодит ноги, томный её дух плывёт под ветвями грушин, вишен, тёрна... Миновав сад, бежит по клетке*, где красуется пышнокустая картошка, наливается капуста, в хитром узоре переплетений тянутся арбузы с дынями, где днём ярко зажелтеет цвет тыквы... Вот и дядюшка Николай показался, зорко следящий за поплавками удочек из-под надвинутой на глаза фуражки. Обернувшись, широко улыбается: "Здорово ночевала, Стёпушка!" "Слава Богу",- отвечает.

- За рыбкой пришла?

- Ага. Маманя послала.

Неся улов, вспоминает, как прошлым вечером дядья, сев за базами, затянули казачьи песни. Миша заводит, Николай подхватывает, а Савелий - дишканит*. "Фу-у! - восторгается мысленно.- Как играли, как играли!"

Вскоре рыба зашкварчала на сковородке и проснувшееся семейство предвкушало застолье.

После завтрака всяк займётся своим делом. Еремей понесёт обед в поле, где работает отец с дедом да дядьками, а пока что-то стругает у сарая, сосредоточенно нахмурив брови и закусив нижнюю губу. Ей ноне довелось приглядывать за двойняшками - Ганей и Мишуткой. Те, несмышлёныши, что-то лопочут по-своему, понимая друг друга, смеются, машут ручонками, взвизгивают радостно, увидев присевшую около бабочку. Папаня соорудил им коляску-коробочку на колёсиках, где они сидят сейчас. Возок с детишками можно тянуть за бечёвочку, можно и просто толкать сзади или спереди, что и делает нянька, пускаясь по стёжке левады. Выйдя к причудливой кайме берега, оставила притихших брата с сестрой под сенью раскидистой вербы, села и сама в тени дерева. Шумел камыш, бегали солнечные зайчики по гребешкам волн, слепя глаза, что-то шептала листва на упруго изгибающихся ветках. Трещали шумно большие разноцветные стрекозы; перелетали с места на место кузнечики и неторопливо переползали с былинки на былинку. По морщинистому стволу, схожему с взбороздённым полем, деловито сновал пёстрый дятел в ярко-красном берете, клювом выбивал боевую дробь. В небе накручивал восходящую спираль коршун, наблюдая за широким, мирно дышавшим перекатами трав, простором... Источала тонкий и терпкий запах полынь, вздымаясь метёлками или расстилаясь многолапчатыми листочками, кивали головками ромашки, фиолетово мерцали петушки, кучками желтела пижма...

По противоположному берегу шагали с удочками казачата, и жилка*, сплетённая из конского волоса, заговорчески подмигивала переливами бликов.

Над водным шёлком разносится радостный вопль, звонкий смех, гулкое уханье от прыгающих в речку тел... Стеня вскакивает с травяного покрывала и, уперевшись в коробочку с колёсиками, поспешает к купающейся ребятне. Оставив детей в тенёчке корявой яблоньки, невесть как залетевшей сюда, присоединяется к компании. Нырки-догонялки, соревнования на скорость, пробежки по мелкоте, когда из-под пяток с чваканьем выплёскивается водица... Накупавшись до посинения, вместе с девчонками возводит из песка с илом замысловатые строения и улочки, где ходят-бродят коровы, телята и лошади, сделанные из пруточков. Гусей, уток, кур и иную живность обозначает репейник... Солнышко покатилось к другой стороне горизонта, передвинув тень деревца. Оставленные без присмотра Мишутка с Ганюшкой прижукли* от зноя и от собственных "гостинцев". Кто знает, сколько играла бы в песочке и купалась, сколько ещё пеклись детишки, если бы не появилась с тонкой хворостинкой мама...

Обиды в детстве забываются скоро, быстро высыхают слёзы. В гости к наказанной прибежали подружки и, сидя в тенёчке куреня, азартно играют в "чинки". Собранные в Сурковой балке камушки-голыши разбежались по подстилке, и кто-то из девчушек пытается собрать их как можно больше, подкинув вверх улаух. Кому-то удаётся загрести в ладошку богатый урожай, кто-то вообще ничего не успевает взять, а кто-то не может поймать подброшенный камень ...

Солнечный диск скатился за холмы, акварельно расцветив небесный свод охристо-золотистыми тонами. Пора загонять телят и коров с выпаса ...

С коровами придётся часто иметь дело: и в домашнем хозяйстве, и на работе. Уж подоила их... Не одну сотню. Как же не будут гудеть, не ломить в непогоду ручушки - сколько бурёнок раздаивала ими, сердешными... Кто знает, что это такое, - поймёт, а кто не знает - объясняй, не объясняй - не дойдёт.