Страница 31 из 37
– А ты – вперед! Заводи мотор, включай прожектор. Будем лодку искать.
– А ты ведь, Георгий, кажись попал?! Пробил черепуху зверине! – сказал Пауткин. – Пропадет зверь ни за что…
– Нас пожалей, – хмыкнул, смеясь, бригадир.
Зрелище было: как курицы мокрые, все поскидали с себя мужики. Одеяла, холстинки, одежки Адольфа и Вани – все, что нашли сухого – все на себя. Тельняшки и свитера, – в роли брюк – на ногах. Пауткин скатертью закрепил на спине подушку – фуфайка, без рукавов…
Плотно друг к другу сидела компания – так теплее.
– Не дергайтесь, мужики! Тепло берегите, не дай бог, пневмония!
– Медведь, говорят, от испуга дохнет – болезнь медвежья»…
– Выйди, да посмотри. А вдруг?
– А чего? Моторку возьму завтра утром, собак, да приеду. Не утонет же, и далеко не уйдет. В голову ранен, кровь потерял. Догоним!
Ваня завел мотор, катер лег на курс. Ваня должен был, после запуска сбегать вниз, к мотору – сделать контроль. А он сказал:
– Да что я, мотора не знаю?! – пришел к мужикам и поставил кружку.
– С пульта завел, не с пускача. Сжатым воздухом…
– Значит, добрый ты моторист! Другие веревкой пускают. А ты – молодец! Ну, быть добру!
– Быть добру! – согласился Ваня.
И все в этот миг убедились, что под счастливой звездой моторист родился!
В ужасе, пулей в кубрик влетел капитан Адольф. Прогремела, захлопнулась следом крышка люка.
Рев, хруст и скрежет, метались вверху, в капитанской рубке. «Вот те, на! – доходило до мужиков, – Да не может быть!»
Но было!
– В моторах сидел, скотина! – сказал Адольф, – Я водку вам разливал, да укутывал вас, а он, курва, поднялся на борт. Прогнул на моторах решетку, и провалился вниз. А тут я…
– Видать, без сознания был. Мы ж его в голову ранили…
– Да вы что? – простонал Адольф, -А чего не сказали, что ранили?
– Так ведь не успели…
– А теперь? Что нам делать теперь?
Уверенно, мощно, на всю катушку гудел мотор – катер летел по реке.
– Теперь нам хана, мужики! – заявил Адольф, – В судно воткнемся – в лепешку размажет! А в танкер – тогда и сгорим! В крайнем случае – задохнемся в нефтепродуктах…
А в берег, на полном ходу – точно так же, не мед! Без Адольфа понятно…
Капитан, обозленный вконец, сверкнул по орбите белками и закричал:
–Что мы сидим?! Там крышка! За мной!
Зверь гремел крышкой люка. Защелки, замка изнутри, не было. Адольф сам виноват: «Зачем она? – говорил: он, – Напьетесь, запрете, а мы, не дай бог, тонуть…»
Теперь люк надо любой ценой удержать вручную.
Четырнадцать рук мертвой хваткой вцепились в каждый выступ, трещинку и неровность плоской и гладкой крышки.
– Не уйдет, пока не порвет на части!
– А чего ты орал громче всех? Сидели бы тихо, глядишь, и он к нам не полез бы…
Зверь хотел посчитаться всерьез, и рвал и терзал люк со всех сторон. Крутился, цепляя боками штурвал, и катер резко – как боевой торпедный – менял курс. Перегрузки – такие же, как у пилотов, И мужики, в едином пучке вися на руках под крышкой люка, испытывали на виражах перегрузки, как у пилотов.
На пределе физических сил и нервов были и те, что снизу, и тот, что вверху. Мужики – от того, что понятно – не удержать; зверь – от того, что близок локоть, да недоступен – стали кричать.
Зверь ревел наверху. Мужики – внизу.
Полчаса, вряд ли меньше, орали. Удар, грохот железа по камню – страшным толчком оборвали крик! Погас свет. Пучком, как огромной пулей, мужики полетели в переднюю переборку. Стал, как вкопанный, катер.
Ваня выбрался первым:
– Об камень ударились… – невидимый в темноте, сказал он.
А зверь улетел за борт. Простучал по обшивке фонтан всполыхнутых им брызг. Слышно было, как он вылез на берег, и по-собачьи отряхивал шкуру. Потом стало тихо. Ушел!
Рядом берег, родной и твердый, а не угроза удариться в танкер с нефтепродуктами. Вставай теперь с пола, вздохни полной грудью, живи!
– А чего мы заглохли? – задумался капитан.
Другие кряхтели, давая понять, что живы. Стараясь лишнего под руку не говорить, поднимались с пола.
– Не должен был глохнуть, не «Жигули». Винт должен крутиться. И свет? А свет почему пропал?
Засветили спичку.
Топчаны и стол, табуреты, вся мебель, и шкаф – все сбито в полете! Хлам один, рухлядь…
– Мужики, да вы что? – простонал капитан, – Вы что натворили!
– Так вместе летели, все… – возразил в темноте Пауткин.
– На меня намек, да?
– И Ваня летел вместе с нами…
– Борзота, мужики, ох вы борзота! И я, значит…
– Ну, да…
– Аккумуляторы, видно, – подумал вслух Ваня, – от удара сместило. Но свет можно сделать.
– И обшивку, – опять простонал Адольф, – об камень погнули!
Тьма зловещая смутно предостерегала, что кажется, это не все.
– Да, Адольф, ничего. Сейчас все пойдем наверх – всё починим.
– Какие дела? Да конечно починим!
– Крышку заклинило, дядя Адольф! – доложил из-под люка Ваня.
Адольф схватился за голову, потому что подумал: «А как же он улетел? Значит, вынес стекло лобовое!»
Он осел и сказал тихим голосом:
– Полундрец, мужики! Приехали! Все! – и уточнил, -Вода!
Впереди, в месте удара о камень, под ногами журчала вода. Начинала плавать сбитая на пол мебель. Носовая часть медленно погружалась в воду.
Мужики, пучком, снова под крышку люка и дружно, плечом к плечу, стали гнуть ее вверх. Крышка не поддавалась. Неимоверная тяжесть сверху, снаружи, прибила люк. И упереться с лестницы, шириной чуть больше метра, всем скопом, мужики не могли.
– Хана всем! – что еще мог сказать капитан.
– Тонем а, мужики?
Невидимый в темноте, за железом бортов, рокотал и шипел, набирая силу, ветер. Начинается шквал, в буйстве которого вырвется с неба первый осенний снег.
Все невзгоды, как сговорившись, в одну ночь решили свалиться и доконать группу этих людей.
Бездушна, горька действительность для людей, едва переживших ледяную купель в реке.
– Мы же, вроде как сели на дно – а чего же тонем-то??
– На скалу мы попали. А теперь садимся. И сядем до мачты. Захлебнуться нам хватит!
– Потемкин, какого ты! Ну, какого же хрена?! Ты же убил нас всех!
– Потемкина ты, – трезво, как перед смертью, сказал капитан Адольф, – не трогай! Он что вам сказал? Сказал то, что видел. А повелись мы сами! Кайло – я ему лично дал в руки … Вы же сами: «Сохатый плывет! Закуски – на всех!» Вот и хватило – как раз на всех! Все закусили?!
– Однако, тонуть, когда жить бы и жить!…
– Тонуть это лучше, чем в танкере задохнуться или сгореть!
– Вот успокоил, спасибо…
Ни у кого, никаких слов больше нет. Тьма погрузилась в полную тишину.
Катер тонет. Бьет обшивку тяжелыми, снежными хлопьями шквал, и так далеко до рассвета. Впрочем, не все ли равно – далеко или нет, если солнца уже никогда не придется видеть…
Есть только маленький, хрупкий как спичка, шанс: близкое дно. До него бы дожить …
– Что-то капает сверху? – тревожно сказал Пауткин.
– Нефть – простонал Адольф.
– Да ты что? Да какая нефть, какой танкер? В скале сидим!
Но сверху струится, капает нефть…
– Теперь, в любом уже случае – все! – подытожил тот, кто Потемкина обвинял в убийстве.
– Так, мужики, надо жить! – приказал капитан, – Поближе друг к другу давайте. Тепло беречь! И места держаться повыше…
Стояли на лестнице. Пятачке, на котором, в нормальных условиях, тесно вдвоем. По грудь и по горло, – кому как, – в воде. Вода подбиралась к горлу, а на головы капала, струилась по коже, удушала солярка.
«Светает!» – жидким бельмом округлился иллюминатор. Дожить до рассвета – счастье! Будет солнце – значит, в последний момент, может кто-то заметить, спасти…
***
В шесть утра, Николай Цымбалистый, начальник лесоучастка, уже на ходу, а сегодня проснулся и того раньше – от стука в дверь. Не участковый, не председатель – школьники.