Страница 10 из 37
«Рено» с удовольствием «ел» дорогу – мощно, бесшумно, летел над асфальтом. Вздохнул полной грудью Виталик. Судьбоносный момент! Душу свою отряхнул Виталик от тяжелой, напрасной пыли. «Свинья, – размышлял он, – пусть довольна кормежкой и жизнью, и даже хозяином – а понимать должна, что ее все равно зарежут!»
«А как же ты думал, Славик?» – смеялся Виталик, прогоняя остатки обиды.
Привет, Потемкин!
– Привет, Потемкин!
– Приветствую, свободный человек!
Они шли навстречу друг другу, приблизились и пожали руки.
– В Московию ездил, – соврал Виталик, – проголодался, решил пообедать, по старой памяти, здесь. Глядь – ты идешь… Рад видеть!
– Взаимно. Я тоже рад.
– Обозвал ты меня хорошо, Потемкин…
– Но ведь не ошибся?
– Нет. Я человек свободный, чистая правда.
– Счастье – в свободе! – вздохнул Потемкин.
– Вздыхаешь с тоской и цитируешь классиков…
– Это не классик – слова Че Гевары.
– Аж приторно – герой страны тростникового сахара…
– Сахар свекольный – такой же приторный.
– А-а, – стараясь быть беззаботным, развивал тему Виталик, – канает вас сахарный бизнес?
– Канает, – признался Потемкин.
– А я видел недавно Кириллова Сашу, кошмар!
– Я тоже видел…
– Я же как ты его помню – пружинка, спортсмен. А недавно, случайно у поликлиники встретились. Человек, из которого вынули всю арматуру и все пружины – блаженный, мягкий. «Ты, – говорит, – Виталик, курить потому не бросишь, что просто не хочешь этого, по-настоящему. А захочешь по-настоящему – бог поможет!»
– А может, он прав – бог поможет, и бросишь курить? Или не бросишь, пока не захочешь.
Виталик с Потемкиным могут не только общих знакомых вспомнить, они вместе служили недолгое время, знают друг друга – как те же фигурки на шахматном поле. Играли, когда-то.
– Ему сейчас легче, чем мне и тебе, вместе взятым, – о Саше Кириллове говорит Потемкин, – Было видение…. Как он рассказал мне сам – посетило видение свыше – сержанта милиции и чемпиона. И не стало сержанта и чемпиона – ныне смиренный, блаженный, покойный душой, Александр. Не осуждаю, но очень жаль…
– Не жалей ты его, у него все в порядке.
– Да, когда ничего не надо – уже все в порядке. Я не об этом. Он пустил на блаженный ветер мою мечту. Сбил планку, которую я мечтал одолеть. Он, ты же знаешь – как раз в моем весе, но – выше меня. Он всегда брал верх, а мечтал: победить его. Была цель, а он взял и ушел добровольно, непобежденным. Лишил меня цели.
– Везет! – рассмеялся Виталик, – Соперник, сильнее тебя: был-был, да сам же и сплыл. Разве плохо? Прекрасно!
– Нет, – покачал головой Потемкин, – прекрасно, когда соперник ушел побежденным тобой! А когда его жизнь растворила – плохо!
– Чем же?
– Такой исход планку снижает.
– Философ ты, ёшкин-ё! – рассмеялся Виталик, – А вот, на рыбалку бы, а? На охоту? С ночевкой? Славик места знает классные.
– Славик? Не с нашего ли поста?
– С вашего, из ГАИ! Ты его знаешь.
– А что, пригласите?
– Конечно.
– Знаешь, чертяка, чем сибиряка свалить с ног. Организуешь охоту – я только за, я с вами!
Потемкин достал из кармана листок, записал телефон.
– Звони. Позовут, или трубку возьму я сам.
– А скоро? – спросил Виталик.
– Поехать? Да я бы – хоть завтра!
– Славика я подошлю, годится?
– Конечно, годится!
«Хорошо!» – дышал, полной грудью, Виталик. С шелестом разрывая тончайшую ткань встречного воздуха, летел над асфальтом «Рено». Приближался к городу, где – уже знал Виталик, будет сегодня нормальная, наконец-то, ночь.
«Хорошо, – улыбался Виталик, – что черт, в самом деле, не так уже страшен! Возьми себя в руки, взгляни в глаза черту. В глаза! Тогда будешь спать, как и я, – спокойно» – мысленно поучал кого-то Виталик. И был доволен…
Он постигал азы, которыми в совершенстве владел Лахновский. Лишь Потемкин его приземлял… «Соперник ушел непобежденным… ушел растворенным жизнью – совсем не одно и то же!»
Почувствовав горькую сухость в горле, Виталик «причалил» к обочине. Наука, которой владел Лахновский, скорее всего, называлась искусством жить, выжимая соки из обстоятельств и из людей. «Сок в каждом есть, – ухмыльнулся Виталик, – на 80% мы все из воды…»
«Бавария» 0,33 освежила горло. «С чего же, скотина Альфред, считает, что у Потемкина есть голова? У меня ее нет?»
Сегодня он ввел фигуру в игру. Потемкин купился! Теперь, если черт станет вдруг опасным, Виталик к нему подошлет свою пешку. А с пешкой он знает, что делать!
Если Потемкина жизнь устранит… Обстоятельства дела – словами Альфреда, то есть руками, которые выбрал Виталик – обстоятельства устранят Потемкина. Они – не Виталик! А после – Виталик ощутил в себе гения, комбинирующего шикарный, продуманный ход: жаром перехватило дух, – Виталик выходит на первый план для Лахновского!
Пива в дороге, конечно же, оказалось мало. Виталик пил дома водку и философски думал о жизни. По-новому думал: широко и глубоко. Мысли рубил, как глыбы – в манере Лахновского.
«Первое. – думал он, – Потемкин опасен». Понятно: с ним не схитришь, и не договоришься, а сахар он все равно раскроет, склады раскусит, а у Лахновского нет слов на ветер. Если не выставит счет Виталику, то выгонит, точно. Вот где надо признать правоту Славы Гапченко: «Мы, ГАИшники – и без того коммерсанты: всегда накапает, да плюс зарплата, плюс пенсия до скончания века».
А чего будет стоить Виталик, изгнанный Альфредом? Ничего. Ноль!
Пьянел и храбрился Виталик, завидуя, в самом деле, остро завидуя Славе Гапченко, страдая от скрытой боли.
«Второе, – продолжал рассуждать Виталик, – Гапченко… А вот на фиг мне он? Плачу: пусть сотню зажал, но вторуюе плачу. Добровольно, по дружбе, а он мне на шею садится…»
Чем больше он думал, тем интересней казалась ему философия жизни. «Не понимает Славик, что переступает черту, за которой я вынужден думать: убить тебя легче или платить тебе деньги, которые просто могу класть себе в карман?!»
Виталик пил горькую водку, надеясь, что все пронесет. Ну а не пронесет – убрать, одним шахматным ходом, лучше бы сразу двоих. Одного – потому что опасен, другого – потому что никчемный…
***
– Ты, – получив свою сотню, заметил Славик, – я вижу, еще не подумал.
– Слава, – спокойно ответил Виталик, – мне, понимаешь, доплачивать только отсюда… -пальцы прижал к своему карману.
– Твои проблемы!
– Покурим?
Оба, каждый из своего кармана, достали «Мальборо». «Вкус!» – смолчав, оценил Виталик.
– Слав, а ты видишь, что я к тебе, очень, по-людски? Сам тебя разыскал, не ценишь.
Славик не отвечал. «А психолога, кто же искал? – думал он, – Разве я?»
– А ты, – разгоняя на выдохе дым по салону, спросил Виталик, – ты хоть понимаешь, за что я плачу?
– А ты хочешь сказать, так – по дружбе?
– Да ты не темни: понимаешь, о чем я?
– Виталик, до лампочки мне! Ты доволен?
«А ну, как я денег не дам?» – захотелось спросить. Но Славик ответил вперед:
– А я напрягаться мозгами не буду. Зачем – не пойму твоих дел. Но, Потемкину, вот, например, скажу. А он разберется.
– Ты что?
– Да ни что. А Потемкин поймет.
– Вы друзья?
– Нет. Но он наш сотрудник.
Задавив сигарету в пепельнице, Славик покинул салон.
«Скотина!» – взревел мотор, сжались зубы Виталика. Но, включив передачу, он вывел «Рено» на трассу, и злиться не стал. Снова, так же, от этих, чужих и неумных слов, стало легче. Он прав – Виталик! А Славик – хорошая сволочь, свинюка сытая!
«А я – то, прости меня, господи, переживаю, за душу твою. Стесняюсь… Пешка – и не фиг тут думать!»
Славик сам, все же – сам делал свою судьбу.
***
«Абсолют» на столе!» – оценил Виталик.