Страница 19 из 32
Нянечка увела Кучапина к медсестре, и та замазала ему раны зеленкой. Он ходил по группе с полосатым лицом как предупреждающий знак: "Осторожно! Розалиева опасна!" Дети и вправду перестали ко мне приставать. А я подумала: "Не надо терпеть, если тебя обижают".
По утрам нас будили в 7 часов, и мы шли умываться. Воспитательница стояла рядом с раковинами и следила, чтобы все чистили зубы. Руки у неё были сложены на груди, а нога отставлена в сторону. Она отбивала ею такт: "Быстрее - быстрее". У неё был узкие губы и прищуренные зелёные глаза. Я её очень боялась. Однажды, когда я проходила мимо, то случайно наступила воспитательнице на ногу. Я даже опомнится не успела, а воспитательница уже схватила меня за плечи и стала кричать, чтобы я просила прощение. Но я не собиралась просить прощения, потому что она была злая. Тогда воспитательница повела меня к нянечке и стала жаловаться, что я невоспитанная: наступила ей на ногу и не извинилась.
Это было в пятницу. Вечером папа приехал меня забирать домой. Я хотела ему тут же рассказать про воспитательницу, но воспитательница вышла в раздевалку и стала разговаривать о чём-то с папой. Она делала это специально, чтобы я на неё не нажаловалась. Папа что-то рассказывал воспитательнице, а она улыбалась и смотрела на моего папу, как будто он её. Раньше я никогда не видела, чтобы воспитательница улыбалась. Я теребила папу, но он только говорил:
- Подожди. Взрослых нельзя перебивать.
Когда мы вышли из детского сада - я расплакалась. Сквозь слёзы я рассказала о том, как воспитательница кричала на меня. Как дети обижают меня. Папа вёл меня за руку, его рука была жёсткая и холодная и ничего не говорил. Так мы дошли до троллейбусной остановки, и вдруг папа резко повернулся.
- Пошли, - сказал он мне и быстро зашагал обратно к зданию "пятидневки".
Я еле поспевала за ним.
- Постой здесь, - сказал мне папа, а сам вошёл в детский сад.
Я осталась ждать папу около входа. Вскоре папа вернулся, снова взял меня за руку, и мы опять пошли к остановке. Теперь его рука была мягкая и тёплая.
- Больше тебя здесь никто не будет обижать, - сказал мне папа.
Я подумала, что больше не буду ходить в этот детский сад. И очень обрадовалась. Но в следующий понедельник папа снова поднял меня в пол шестого, и мы снова пошли на остановку. Папа завел меня в группу и уехал на работу.
- Здравствуй, Даша, - улыбнулась мне воспитательница.
Раньше воспитательница никогда мне не улыбалась и не называла Дашей, а только по фамилии. Это было странно. Я даже обернулась, не стоит ли за мной папа. Но его не было. А воспитательница продолжала говорить ласковым голосом:
- Заходи-заходи, Даша, вон возьми ту новую матрешку, поиграй...
Дети тоже как-то изменились: перестали обижать друг друга. А Кучапин, его, кстати, оказывается, звали Петя, предложил мне вместе построить город из деревянного конструктора. Похоже, мой папа знал какие-то волшебные слова... Но всё равно на пятидневке было очень тоскливо, особенно по вечерам. Хотелось прильнуть к маме и раствориться в её родном запахе. А ещё я очень любила дома засыпать под звуки папина голоса. Он нам с Пашей всё время что-нибудь читал на ночь: то про волшебника Изумрудного города, то про Незнайку.
Мама забрала мои документы из этого сада только в конце весны. Она сказала, что после лета я буду ходить в обычный детский сад.
- Ура! - хлопала я в ладоши, скакала от радости и делала "колесо". Но делать колесо я не умела и делала его мысленно. А потом спросила про самое главное, что меня волновало:
- А воспитательница в новом саду будет молодая и добрая?
- Да, - улыбнулась мама.
Катание на коньках
Сначала у меня были двухполозные коньки. Они прикреплялись ремнями прямо к сапогам. Кататься на таких коньках было неудобно. Коньки сползали то на один бок, то на другой. А ещё носок перевешивал, и я то и дело падала вперёд. Я наверно до школы каталась бы на этих коньках, если бы кто-то из знакомых не отдал маме для меня коньки. Это были белые коньки на шнуровке с одним острым длинным лезвием. Как у настоящих фигуристок. Конечно, они были уже старенькими, все в чёрных черточках и трещинах. И к тому же слишком большие. Но они были в сто раз лучше тех, двухполозных. А двухполозные отдали Паше. Он тоже в них мучился год или два.
Но на новых коньках у меня тоже плохо получалось кататься. Я часто падала на лёд, отбивая коленки. Вставала. Снова пробовала. И снова грохалась.
- Я никогда не научусь кататься! - топала я коньками.
- Научишься, - подбадривала меня мама. - Нужно тренироваться.
Я и тренировалась. Действительно, получалось лучше. Но все ноги у меня были синими от синяков. Раньше же не было наколенников или плотных непромокаемых штанов.
Мама решила отдать меня заниматься фигурным катанием. Там нас учили сначала просто ходить по льду и правильно падать. Потом кататься "ёлочкой". Нужно ехать так, чтобы за тобой оставалась нарисованная ёлочка. Больше всего мне нравилось делать "фонарики" - ноги едут то вместе, то разъезжаются, то снова вместе. Я довольно быстро научилась кататься.
- Ну вот, - говорила мама. - А помнишь, ты утверждала, что никогда не научишься кататься на коньках! Научилась же!
В конце каждого занятия тренер проводила небольшие эстафеты. Например, надо было доехать до палочки на льду, объехать её и вернуться в свою команду. Но почему-то всегда выигрывали мальчики.
Однажды тренер решила устроить необычные соревнования. Нужно было взяться всем за руки и так доехать до сугроба в конце катка.
- Сегодня девочек больше, - заметила тренер. - Кто из девочек хочет перейти в команду мальчиков?
- Я! - тут же крикнула я.
Мне очень хотелось выиграть вместе с мальчиками. А ещё мне очень хотелось дружить с мальчиками.
Меня поставили в центр шеренги. Справа от меня оказался Семён - а он мне немножко нравился.
- Все взялись за руки! - скомандовала тренер. - Раз, два, три, поехали!
Очень быстро мы поняли, что держаться за руки и ехать на коньках - довольно сложно. А надо было ещё и выиграть у девочек. Наша цепочка довольно неуклюже приближалась к намеченному сугробу. Мы уже готовы были выиграть... И тут я поняла, что сейчас упаду. Лихорадочно заскользила ногами и стала заваливать Семёна. Тот грохнулся на лёд, я на него, на меня - сосед слева, а потом попадали и все остальные. Куча мала!
Конечно же, девочки выиграли! Они ликовали! Но это было не самое страшное. Потому что когда мы поднялись, мальчишки набросились на Семёна:
- Это мы из-за тебя упали! Ты чего всю команду подвёл! Не умеешь кататься - сиди дома! - кричали они.
Семён думал, что это он сам упал. Он стоял, хлопал глазами и растерянно молчал. Мне тоже очень хотелось промолчать. Но я не могла терпеть, когда кого-то обижают, тем более несправедливо.
- Чего вы все на него набросились? - заступилась я. - Это я первая упала!
Тогда мальчики кинулись ко мне:
- Ты специально нас завалила. Чтобы девчонки выиграли! - вопили они.
Но тренер остановила их и объявила ничью. А ещё тренер похвалила меня за честность: "Даша могла промолчать. Но призналась". И мне от её слов стало приятно-приятно. Я даже решила всегда-всегда говорить правду.
Мальчики ещё долго на меня ворчали и никогда больше не хотели брать в свою команду. Даже Семён.
А мне после этой истории фигурное катание разонравилось. Вернее, тренировки. Хорошо, что была уже весна. Вскоре каток начал таять, и нас распустили.
На следующий год я на тренировки не ходила. А каталась перед домом прямо по дорожкам или на катке около школы, куда мама нас с Пашей водила.
Один рубль
- Выбирай, тебе какой, - сказала бабушка и протянула мне три билетика.
Я вытянула. На билетике было написано много цифр. Дедушка тоже вытянул себе билетик.
- Это куда билет? - спросила я.