Страница 18 из 32
- Мама, у меня ухо болит, - пожаловалась я маме.
- Сильно? - обеспокоилась мама и осторожно потянула меня за мочку уха.
Действительно было больно. Мы пошли к врачу. Врач заглянула в ухо, взяла пинцет и достала от туда мою красную бусинку с дырочкой.
- И давно она там у тебя? - поинтересовалась врач.
Я пожала плечами. Бусинку врач оставила себе. Но я была рада и тому, что всё закончилось так хорошо.
Ночью у меня сильно разболелось ухо, а к утру и голова. Из уха текла какая-то жидкость. Мы опять пошли с мамой к врачу. Врач ещё раз осмотрела ухо и прописал мне капли.
У меня ещё несколько дней сильно болело ухо. И слышала я плохо. Но больше бусинки я себе в уши не засовывала.
Стрижка "под горшок"
Однажды мама пришла домой, и я её не узнала. Раньше у неё были прямые волосы, а теперь кучерявые. Это было так необычно и красиво.
- Мама, а как ты так сделала? - восхитилась я.
- Это я под дождик попала.
Я стала на улице тоже стараться попасть под дождик. Но то ли я не сильно намокала, то ли дождик был какой-то не такой - волосы у меня не кудрявились. Вернее кудрявились, но совсем чуть-чуть, около висков. Наверно мама попала под очень сильный дождь.
Но я своими волосами итак была довольна - они были длинные и красивые. Я часто просила маму проверить, до куда они мне. "По плечи... по лопатки... опять по лопатки", - отмеряла мама.
Но волосы были тонкими и постоянно спутывались. Когда мама меня расчёсывала - я ойкала и взвизгивала:
- Мама, потише! Аккуратнее! - капризничала я.
- Хочешь быть красивой - терпи! - парировала мама. - Или давай подстрижем тебе волосы.
Но я не соглашалась. Ведь это так красиво, когда у девочки длинные волосы.
Однажды наша воспитательница в детском саду очень коротко подстриглась. Раньше, я не любила короткие волосы у женщин. Но воспитательнице так шла её новая прическа, что мне тоже захотелось коротко подстричься. И я сказала об этом маме.
Мама тут же повела меня в парикмахерскую. В парикмахерской очень непривычно пахло - шампунями и мокрыми волосами. В креслах сидели тётеньки. Над ними, щелкая ножницами, порхали парикмахеры.
- Кто будет стричься? - улыбнулась мне парикмахер.
- Я! - гордо сказала я.
- Какую прическу будем делать? - поинтересовалась парикмахер.
- Как у Ирины Борисовны, - ответила я.
Перед огромным зеркалом стояло большое кресло. На его подлокотники положили доску и усадили меня. Мама и парикмахер стали рассматривать моё отражение и совещаться.
- Закрой глаза и получай удовольствие! - посоветовала мне парикмахер.
Я сомкнула веки. Парикмахер стала разглаживать мне волосы, примеряясь так и этак. От её нежных прикосновений меня разморило, и я чуть не заснула. Парикмахер принялась за дело. Я чувствовала, как ножницы чикают у меня на шее и за ушами. Это тоже было приятно.
- Всё! - сказала парикмахер, и я даже вздрогнула от неожиданности и открыла глаза.
Когда я увидела своё отражение, слёзы подкатились к горлу, а в носу защипало. Мне очень хотелось заплакать. Меня ... испортили! Я стала похожа на...
- Даша, правда, красиво, - щебетали мама и парикмахер, стряхивая с меня остатки отрезанных волос.
- Нет, - еле сдерживая слёзы, просипела я.
Мы вышли из парикмахерской. На улице нас ждал Паша. Он подбежал к нам, увидел меня и закричал:
- Мальчик! Мальчик! Даша - мальчик!
Мама на него зацыкала, но было поздно. Слёзы брызнули из глаз.
Мы шли домой. Я смотрела под ноги, боясь поднять голову и встретить кого-нибудь знакомого. Пусть уж лучше думают, что это идёт какой-то мальчик.
Чтобы поднять мне настроение, мама предложила купить мороженое. Мы подошли к киоску. Мама поставила меня в очередь, а сама пошла выбирать мороженое. В это время сзади подошла женщина.
- Мальчик, ты последний? - спросила она меня.
Слёзы опять подступили к горлу. Я ничего не могла ответить.
- Мальчик, ты слышишь? Я тебя спрашиваю.
И тут я повернулась и четко сказала:
- Я не мальчик!
А что, пусть знает, что я не мальчик!
Когда я пришла домой, то даже боялась смотреть на себя в зеркало. Уж лучше это не видеть, а думать, что у меня по-прежнему длинные волосы.
На следующий день я не хотела идти в детский сад.
- Дети будут надо мной смеяться, - плакалась я маме.
- А ты не обращай внимания! У тебя красивая причёска! - успокаивала она меня.
Да уж, легко сказать - не обращай внимания!
Когда я пришла в детский сад, дети окружили меня. Они стали тыкать в меня пальцами, смеяться и кричать:
- А где же Даша? Почему она не пришла в сад?
- Это не Даша, а какой-то Саша!
- Тебе на голову надели горшок и так подстригли?! - восторгались дети.
Так я узнала, что моя причёска называется "под горшок".
Воспитательница разогнала столпившихся вокруг меня детей и сказала:
- А по-моему, Даше идет её прическа. И мы теперь с ней очень похожи.
После её слов дети притихли и прекратили смеяться над моей прической. А потом ещё несколько девочек в нашей группе тоже коротко подстриглись.
Хорошо, что сейчас у детей разные прически, а раньше у всех девочек были в основном косички и хвостики. Да и дети сейчас намного добрее относятся друг к другу.
Пятидневка
Мама устроилась на новую работу, а меня отдали на "пятидневку". "Пятидневка" - это детский сад, только дети в нём спят даже ночью.
Рано утром в понедельник пол шестого мы с папой просыпались и одевались. Ровно в шесть часов мы уже стояли на остановке. На улице было очень холодно - минус 30 градусов. Лицо щипало от мороза. Папа повязывал мне на рот и на нос шерстяной колючий шарф - иначе сразу всё отмерзало.
Наконец подъезжал пустой троллейбус. В троллейбусе было точно так же холодно как на улице. По краям окна покрывал толстый слой намёрзшего льда. А в середине стекла красовались причудливые узоры. Я любила их рассматривать. Только когда в троллейбусе становилось побольше людей - он кое-как начинал согреваться.
Мы ехали остановок пятнадцать и выходили на конечной. Там и располагался сад - пятидневка. Папа заводил меня в группу, оставлял две сумки с моими вещами, чтобы мне хватило на неделю, и бежал обратно на троллейбус. Ему ещё надо было успеть к восьми часам на работу. Он работал инженером на заводе.
Я не любила этот детский сад. Меня там часто обижали. Один мальчик просто так спрятал мою шапку. И когда я стала одеваться на прогулку, никак не могла её найти. Воспитательница стала ругать меня: "Розалиева! Где ты потеряла шапку!?". Хорошо, что кто-то из детей видел, как тот мальчик прятал мою шапку и рассказал.
Дети не умели по хорошему играть друг с другом. Стоило мне взять какую-нибудь игрушку, как кому-то из детей она тоже срочно становилась нужна. И у меня старались вырвать её из рук. Я, конечно, потом приспособилась - забивалась с одной игрушкой в уголок и там играла.
Искать защиты было не у кого. Если я на кого-то жаловалась воспитателю, то воспитатель наказывал нас двоих.
- Тебя, Розалиева, - выговаривала мне воспитательница, - за то, что ябедничаешь. А тебя, Говорко, - говорила она моему обидчику, - за то, что дрался.
Однажды я сидела на полу в уголке и выкладывала из мозаики цветочек. И тут кто-то просунул ногу и поддал мою картинку. Детали мозаики разлетелись в разные стороны. Я обернулась. Это был Кучапин. Не знаю, как его звали - нас всех называли по фамилиям. Кучапин даже не убегал, а наоборот - показывал мне язык. Во мне всё вспыхнуло, я страшно разозлилась. Раньше я всегда старалась терпеть обиду. Но тут не удержалась: как кошка набросилась на Кучапина и вцепилась ему ногтями в лицо. Обидчик завыл от боли. Подбежала воспитательница и стала оттаскивать меня. Я вырывалась из её крепких объятий и брыкалась ногами. Воспитательница еле усадила меня на стульчик.