Страница 18 из 61
- Это деньги такие, - обрадовался эстонец, поспешно убирая водку обратно. - Много денег, любой барыга подтвердит.
Имре перехватил руку Тыниса с водкой, отобрал бутылку и поставил ее себе за спину на стол. Потом протянул гигантскую ладонь к маркам Тойво. В последний момент Антикайнен крутанул банкнотой в воздухе и убрал ее себе в нагрудный карман пиджака.
Отчего-то чеху это не понравилось, и он попытался ухватить Тойво за воротник. Но тот ловко ускользнул, оказавшись за спиной великана.
- Да я сейчас у тебя все деньги изыму за попытку дать мзду представителю власти, - сказал Имре и непринужденно высморкался на пол.
Тынис хотел, было, что-то сказать, но, не решившись, пошел от греха подальше в угол, не забыв прихватить со стола свою "смирновку".
- Попробуй! - согласился Тойво.
Имре тотчас же попробовал, бросившись с рекордной для таких габаритов скоростью, вперед, намереваясь лихим наскоком сшибить на пол, растоптать и разорвать. Но финн подставил под его бросок стул с высокой резной спинкой, тем самым погасив порыв практически в зародыше. Стул затрещал и сломался на множество маленьких деталей от стульев. Чех досадливо крякнул.
На это кряканье в дверь заглянуло сразу несколько физиономий, облагороженных улыбками и запахом сивушного выхлопа.
- Допрос с пристрастием? - сказали физиономии. - Ты уж не ломай нам мебель, пожалуйста. Люди заменимы, вот мебель - нет.
- Свободны! - ответил им Имре и, дождавшись, когда дверь закроется, обронил. - Живчики у вас там в Питере.
- Ага, - согласился из угла Тынис, непроизвольно сорвал с бутылки сургучную пробку и глотнул прямо с горла.
По опыту былых уличных драк Тойво помнил, что люди большой комплекции, обладая большой силой, очень редко обладали свирепостью. Этот чех, вероятнее всего, был исключением. Он пользовался своей мощью и, вполне возможно, получал от этого определенное удовольствие. А иначе чего же лезть в драку на человека, с которым знакомство длилось всего не более получаса!
Пространство вокруг весьма ограниченное, возможностей для маневра мало, тупо бодаться - так сразу и придет конец фильмы.
- Может, этого Лациса позвать? - спросил Антикайнен, чтобы как-то разрулить ситуацию. Ему важно было вытащить Лотту с семьей, вовсе неважно было устраивать бои местного значения.
- Товарищ Лацис будет завтра, - проговорил Имре и расставил руки перед собой, как ловец. - Уйдешь от меня - поедем тотчас же за твоей дамой. Не уйдешь - некому будет ехать.
- Я сдаюсь, - сказал Тойво и пустил банкноту порхать по воздуху. - Ты победил.
Но чех не очень был настроен, чтобы мириться. Почему-то ему очень хотелось избить этого гостя из Питера, даже, несмотря на то, что о нем упоминали очень высокопоставленные начальники из ЧК. Здесь - Буй, а в Буе он сам себе буй, что захочет, то и сделает. А хотелось ему забить этого парня так, чтобы у того и желания жить не осталось.
Он проводил взглядом бумажную деньгу, потом дернулся и упал, как подкошенный. Тынис судорожно сделал еще один глоток из бутылки. А Тойво поставил на стол графин, который оказался у него в руках.
Именно этим графином он и врезал Имре прямо по голове со всей возможной резкостью. Тот уловил движение, даже дернулся, но не тут-то было. Графин приласкал его чуть повыше уха и отправил в счастливое и беззаботное беспамятство.
Конечно, будь емкость полна воды - она бы разбилась к чертям собачьим. Вернее, разбилась бы к Бую. А, будучи пустой, могла и голову проломить - и ни единой трещинки на стеклянной стенке.
В Буйском ЧК графин не наполнялся водой с момента появления на столе, и в него залезали мухи, чтобы пожужжать и сдохнуть. У него, вероятно, было другое предназначение - и оно обозначилось: ударное.
- Теперь нам из-за тебя полный капец, - сказал Тынис, снова прикладываясь к своей бутылке.
- Из-за этого маньяка, - носком ноги указал на поверженного великана Тойво. - Ладно, пошли.
- Куда? - забеспокоился эстонец.
- Будешь у меня переводчиком, - ответил Антикайнен. - Надо с той пьющей братией поговорить. Наверняка и они чекисты?
Уже выходя из комнаты, Тынис спросил:
- А с этим - что? Он мертв?
- А с этим разберемся завтра, когда товарищ Лацис приедет.
За оставшуюся водку в початой бутылке они договорились с двумя оперативниками, что те проявят интерес к обстоятельствам дела. До ночи еще было далековато, поэтому за деньгу малую образовалась и лошадь с телегой, и провожатый к китайским баракам лесозаготовителей.
Чекисты, посмеиваясь, поинтересовались своим коллегой, Тойво практически без утайки все рассказал. Не рассказал только про графин, заявив, что голыми руками завалил "Голиафа" с одного удара. Его зауважали. Вероятно, авторитет Имре держался только за счет его бычьей силы.
- Будто едет за нами кто? - заметил, вдруг, провожатый.
Все прислушались, даже для наглядности к ушам руки поприкладывали.
- Ша, бойцы, - прекратил подслушивание Антикайнен. - У меня мандат за подписью товарища Дзержинского. "Освободить семью видных ученых. Немедленно".
Тынис перевел и, понизив голос до шепота, сказал:
- Там подпись Бокия.
- Дзержинский весомее.
Эстонец пожал плечами, а чекистам сразу сделалось хорошо. То ли от того, что участвуют в деле, на которое выписал мандат сам товарищ Дзержинский, то ли от того, что они вылакали всю водку Тыниса и закусили растущими по дороге лопухами.
Подъехав к огороженному кривым плетнем строению, въезд в которое охранял одетый в красноармейскую гимнастерку человек с ружьем, чекисты потребовали к себе начальника этих лесозаготовок.
Через некоторое время из отдельной хижины, в которой, вероятно, размещалась и казарма, и комната самого начальника, вышел строгий лысый мужчина с удивительно красной мордой.
По мере его скупых сердитых слов все удивление развеялось: начальник после дня трудов мог позволить себе коротать летний вечер с бутылкой самогонки. Он был очень недовольный, но мандат чуть-чуть это недовольство скрасил. А предложенные Тойво деньги в виде валютного эквивалента непонятных денежных знаков, бытующих в местном обиходе, всю сердитость изничтожил.
Своих подопечных он знал, как свои пять пальцев. Поэтому сразу отправил человека за "чухонцами", заметив, что все они живы, вот только едят плохо. "Потому что кормят плохо", - подумал Антикайнен.
Когда из барака вышла в сопровождении охраны Лотта и вся ее семья, Тойво едва сдержал слезы: уж больно изнуренными они выглядели. Лотта плакала, смотря на него, судорожно подрагивая сделавшимися очень худыми плечами. Оказывается, Антикайнен раньше не замечал, что плечи у его девушки были округлые, и от этого она вся выглядела как-то очень женственно. Теперь же Лотта напоминала угловатого подростка.
Антикайнен дал начальнику, к его великому удовлетворению, еще немного денег, тот предоставил в ответ тощие канцелярские папки, где были все документы на семью, и ушел разговаривать с ночью через призму полупустой бутылки с сы-ма-го-ном в свои покои. Одними каторжанами больше - одними меньше, какая разница. Чай, не вооруженные контрики!
Когда лесозаготовки пропали из вида, Тойво, шагавший рядом с телегой с озабоченным видом и, держа Лотту за руку, сказал, ни к кому не обращаясь:
- Вот тебе и Буй!
- Стоять, сволочи! - словно в ответ спереди раздался голос, показавшийся Антикайнену смутно знакомым.
8. Буй.
Тойво, сидевший в вагоне поезда, засунул руку во внутренний карман пиджака и обнаружил там свой бумажник. Судя по его толщине, с момента выезда из Петрограда он изрядно похудел. Вместе с бумажником лежал пистолет - не тот, с которым он приехал в Буй, трофей из далекого детства, а другой - плоский и маленький. Верного пуукко - финского ножа - тоже нет. Да, вообще, ничего нет - ощущение, что его самого вдели в чужой гардероб и чужие принадлежности и отправили в этот Семипалатинск. Может, так оно и было.