Страница 16 из 61
Лииса развернулась к себе, пару раз икнула и утекла внутрь комнаты, как нечто желеобразное.
Пааси принес к ее запертой двери пустой тазик и кувшин с водой.
- Она, конечно, кремень, - объяснил он. - Но в последнее время участились отравления несвежей осетриной. Жулье кругом, сбывает некачественный продукт.
Добавив из своих запасов еще пятьсот марок, Акку разложил их на столе перед Тойво и двумя пальцами подхватил расписку.
- Done, - сказал он.
- Ладно, - пожал плечами Антикайнен и собрал деньги в тощую пачку.
- Только на пустяки не трать - деньги все-таки революционные.
Ну, вот, теперь все, что зависело от него самого, Тойво сделал. Можно выдвигаться на поезд в сторону Костромы, ибо этот Буй всего-то в ста трех километрах от "сырой земли" (kostea - сырой, мокрый, maa - земля, в переводе с финского).
За окном сгустились сумерки, которые, таковыми останутся до самого утра. Пора белых ночей осторожно трогала душу каждого северянина, нашептывая, что даже ночи могут быть светлыми. А души отзывались легкой тоской по утраченной юности и призрачной надеждой: все будет хорошо.
Коварный враг растаял в темноте,
Момента ждет, чтоб сделать нам подлянку.
А рыцари давно уже не те:
Храпят в постели после бурной пьянки.
Так, где же звон мечей и стук копыт?
Заброшены в чулан стальные латы.
Ведь подвиг - он не должен быть забыт,
Совсем не здесь, совсем не так, ребята..
Живем во лжи и верим лишь деньгам.
Ой, не к лицу все это нам, учтите,
Я так хочу упасть к твоим ногам,
Взять и связать все порванные нити.
Мне века два назад родиться суждено,
Без страха, без упрека, без амбиций.
Налит коньяк, не выпито пока еще вино.
Прости меня за то, что я совсем не рыцарь... (стихи поэта Ивана Марьина).
Еще до полудня за Тойво заехала машина, в которой уже сидел пассажир: молодой мужчина в очень стильном двубортном костюме и модной кепке на русых волосах. На коленях он держал средних размеров саквояж и пальцами правой руки постукивал по нему, отбивая одному ему известный ритм какой-то песни.
- Зетцен зи зих, - сказал он, когда шофер распахнул перед Антикайненом дверцу машины, мол: можете садиться. И добавил по-русски. - Я говорю по-немецки, как и было уговорено.
- А я - нет, - ответил Тойво. Что за пьяные выходки? Меньше всего ему хотелось учить немецкий язык, чтобы общаться.
Они поехали в сторону вокзала, Антикайнен едва успел через окно раскланяться с Зиновьевым, потом с Кировым, сердечно помахать рукой Эйно Рахья, кивнуть Виртанену, небрежно отмахнуть Лепола, Лехтинену и Пелтола, подмигнуть Токой.
- Меня зовут Тынис, - меж тем представился попутчик. - Я от Бехтерева. Думаю, мы с Вами найдем общий язык.
Теперь Тойво в этом уже не сомневался - с эстонцем, как и карелом, можно договориться. Шутник, однако, этот Тынис.
На перроне было многолюдно, а саквояжем попутчик, как выяснилось, не ограничился. Из багажника машины было извлечен пугающих размеров рюкзак и выдвинут фанерный чемодан. Они подхватили все это и потащились к вагону.
Уже предъявляя проводнице билеты, Тойво огляделся по сторонам и кивнул стоявшей в кампании двух молодых людей женщине. Та, видимо, провожала их на тот же поезд, но в другой вагон.
- Ты будто на Северный полюс собрался, - растолкав весь багаж по багажным полкам, сказал Антикайнен.
- Потом в Семипалатинск, - кивнул головой Тынис. - Экспедиция, понимаешь ли, научная.
- Семипалатинск! - сказал Тойво, глядя на грязный вокзал через окно.
- Семипалатинск! - повторил Тойво, посмотрев на старообрядца Дубалова.
7. Буй.
Антикайнен оглядел всех людей в своей плацкарте в поиске Тыниса - нету.
- Слушай, Николай, а со мной не было второго человека - эстонца, всего такого модного?
Дубалов окинул Тойво снисходительным взглядом, отражающим одновременно и понимание, и осуждение:
- Тебя, по-моему, как одного кто-то в поезд загрузил, так ты и едешь один.
- А кто грузил?
- Грузчики, - хмыкнул музыкант. - Пес их знает - кто?
Тойво потер лоб и осторожно потрогал свою голову: может, дырка у него какая-то образовалась, и мозги нечаянно вытекли? Да нет, все в порядке, никакие аппараты Пильщикова не нанесли самой верхней части его тела сколь ощутимых увечий.
***
Едва они отъехали от Питера, Тойво на ломаном русском спросил у кондуктора:
- Когда поезд будет в городе Буй?
- А Буй его знает, когда приедем в город Буй! - весело ответил тот. - По расписанию только с Питера отходим. Ну, а дальше - как масть пойдет, то стоим, то едем, никакого порядка.
- Точнее: революционный порядок, - бегло сказал Тынис.
Кондуктор с опаской взглянул на него и поспешно испарился в коридоре. Тойво запер дверь, и они остались вдвоем с эстонцем в спальном вагоне.
"Словно в анекдоте: едут в поезде финн и эстонец", - подумал Антикайнен.
- Анекдот, - сразу сказал Тынис. - Едут в одном вагоне финн и эстонец. Эстонец достал понюшку кокаина и начал его нюхать, а финну не предлагает. Финн рассердился и говорит: "Еще раз нюхнешь - я тебе кокаином весь нос натру".
- Обхохочешься, - заметил Тойво.
- Мы, вообще-то, душу изучаем, а не просто мозг, - после долгого молчания проговорил эстонец. - Я должен предложить тебе несколько тестов для проведения некоего исследования. Ты в курсе?
- Валяй, - пожал плечами Антикайнен. В самом деле, он же сам подписался на такую программу, так что нужно сотрудничать.
Человек - единственное существо, которое принимает, или не принимает такое понятие, как "душа". Одни говорят, что есть душа, другие - что нету. Но никто с рождения не удивится: какая-такая "душа"? Это понятие вложено в нас с рождения.
Финны называют это дело "mieli". Карелы - тоже, а ливвики еще дополняют, что душа - это "syvain". Да, в принципе, какая разница - хоть что, лишь бы отражала сущность. Но сущность отразить невозможно никому, разве что самому главному президенту, либо приближенному к богу, то есть, конечно, попу. Ну, да ладно, высочайшая государственная должность, либо церковный сан еще не показатель ума. Лицемерия - может быть, или гордыни, или политической зрелости.
Душа человека настолько глубоко упрятана, что ее никаким осциллографом не выявить, даже обширная томограмма мозга без толку. Глубинная сущность души нашла отражение даже в таком слове, как syva - глубокий (по-фински). И в английском - soul. "Су" - хоть тресни. А треснуть можно и по-санскриту. Su - придает слову высшую степень качества, а suvari - и вовсе не что иное, как "рождающий кого-то", вероятно - того самого Человека. Выходит, чтобы прийти к душе, как таковой, надо пройти через языковые исследования. Недаром Господь начал со слова, и человека тоже наделил своим даром - душой.
Но где те исследования? Караганда - не в счет. В Институте Мозга профессора Бехтерева.
- Ты не думай, что все это ерунда на постном масле, эзотерика и казуистика, - сказал Тынис. - Это религия в самом правильном смысле этого слова. Мы ищем, но можем и не найти.
- Отчего так? - подивился Тойво.
- Так настолько мало сейчас осталось носителей этих слов, которые наши-пренаши предки для обращения к Господу использовали, что теряешься. Например, кто считается носителем санскрита?
- Кто? - Антикайнен никак не мог взять в толк ход мысли товарища по поездке.
- Да никто, - возмутился Тынис. - Разве эти парни из Индии, у которых везде грязь и запустение - носители? Сволочи, гадят под себя на улицах, а санскрит им подавай, как язык предков (государственный закон о запрете публичной дефекации в Индии был принят только в первой половине десятых годов второго тысячелетия нашей эры).
Мимо проносились дома и деревья, люди занимались своими делами, иногда ходили организованные группы мужчин с винтовками на плечах. Никто из них, пожалуй, не задумывался ни о душе, ни об институте Мозга. Люди задумывались о том, как выжить, а некоторые - о том, как не позволить выжить другим людям.