Сосунок

"Эх, наверное, надо бы мне,-- глядя тревожно, настороженно на Ваню Изюмова, вдруг впервые пожалел инженер, что не он сейчас сидит за прицелом, что не в его руках его собственная драгоценная жизнь, а в других -какого-то там молокососа, трусоватого и жидковатого вроде и вовсе еще сопливого и неопытного.-- И чего я тогда ускользнул, когда предлагали мне наводчиком стать? А то сидел бы я сейчас за прицелом. Я, а не он". И чем ближе надвигалась громыхавшая пыледымовая стена и чем яростней рвались вокруг снаряды и мины, тем сильней сожалел об этом Игорь Герасимович. И косясь недоверчиво, подозрительно на молодого напарника, волнуясь, страшась, opnuphoek:

-- Смотри, Изюмов! Старательно, точно выцеливай! Не торопись!-- И с трудом проглотнув, резко двинув острым выпирающим кадыком, пригладил дрожавшим пальцем усы, невольно ладонь на грудь опустил, от молотобойного биения сердца гудевшую колоколом.-- И ты,-- обернулся он к Яшке,-- начнется -команды не жди. Сам, сам подавай. Все снаряды протер?

-- Все! Кончаем!-- непривычно послушно, с готовностью отозвался Пацан. Так Нургалиеву, "курсанту" даже не отвечал. Тоже, видать, собрался, напружился в ожидании танков и весь трепетал.

А штабной, припав на колено, напряженно вслушиваясь и всматриваясь вперед все то время, пока расчет, как показалось ему, умело и слаженно приводил орудие к бою, решал и уже решил для себя, что ему здесь больше нечего делать, что он теперь будет только мешать. Да и зачем понапрасну время терять и рисковать? Береженого бог бережет. У него своих дел по горло. И дальше они могут быть еще поважней. Хотя что теперь могло быть важнее, чем остановить, не пропустить в тыл немецкие танки? Сзади штаб, знамя полка, командир... Взвод охраны там, все обозники, которых он сам же велел собрать, особый отряд моряков, что прибыли с Каспия. И он, старший, отвечавший за все это, обязан быть там. Там! А здесь он порядок навел. Пушка с расчетом теперь. Ребята вроде толковые, дружные. И этот, усатик... Сойдет... Настоящие командиры только в бою и рождаются. И если что... Если уж потребуется, может вернуться опять. И не один, а с моряками, с обозниками, со всем своим взводом охраны. Без рукопашной здесь нынче, похоже, не обойтись.

-- Фамилия?-- вдруг повернулся он резко к усатику, похоже, самому старшему здесь, толковому, цепкому.

Тот от неожиданности недоуменно уставился на него.

-- Фамилия, спрашиваю! Ваша, ваша!-- одолевая грохот, еще раз, теперь нетерпеливее, требуя, крикнул штабной.

Вдруг испугавшись, ожидая плохого чего-то, еще, нежеланней, опасней того, что уже есть, инженер растерянно выдохнул:

-- Моя?

-- Да, да, твоя!

-- Голоколосский,-- выцедил инженер.

-- Рядовой?

-- Рядовой.

-- Останетесь здесь за меня!-- вдруг отрезал штабной.-- Назначаю вас командиром орудия.

Такого... Нет, такого Игорь Герасимович не ожидал. Еще минуту назад сожалел о своей прошлой промашке -- что в свое время в наводчики не захотел, побоялся, что не он у прицела сейчас, не в собственных руках его драгоценная жизнь, а в неумелых, незрелых, чужих. А тут... И не кем-нибудь, а командиром назначили. Нет, командиром он не желал. Мазать, ошибаться, икру от страха метать будут все -- какой-то там, два вершка от горшка, еще с молоком на губах наводчик Изюмов, подносчик снарядов Пацан, два каких-то неизвестных грузина, а отвечать за все будет он? Да если бы только огнем управлять -- из окопа, в сторонке, как давеча из воронки "курсант". Куда бы ни шло. А то еще стой по-прежнему у замка, заряжай и командуй при этом. "Не-е-ет,-- собрался, напрягся весь сразу в мгновенном резком протесте Голоколосский,-- есть Изюмов у нас... Он наводчик... Он и должен за командира по уставу сейчас. Он пускай и командует. И отвечает за все. А я замковой..."

-- Я -- замковой!-- вырвалось отчаянно из разинутой вовсю пасти Игоря Герасимовича. Даже зуб золотой в глубине показался, не укрыли его и усы. -- А командиром... По уставу он теперь командир!-- страстно ткнул он пальцем в Изюмова.

Штабной, видать, на миг растерялся -- не ожидал такого отпора. Но позволять кому-то приказ оспаривать свой... Нет, ни за что такого нельзя допускать. Да и нет тут другой, более подходящей кандидатуры, чем этот лысоватый, усатый, на долгих, как у цапли, ногах. Сам же, сам за несколько минут себя показал. Первым нашелся, первый команду отдал... Самый здесь qr`pxhi и, конечно, самый опытный. И слушаются все его. Вон как дружно все у них сразу пошло. Нет, нет, только его!

-- Не спорить!-- жестко, решительно вскинул чуть руку штабной.

-- Да он, он должен быть!-- еще горячей показал замковой на наводчика.-Он!

-- Повторите приказ! Голоколосский замолк.

-- Повторите!..

-- Есть повторить,-- приподнявшись чуть-чуть над щитом, наконец неохотно промямлил усатик.

-- Что -- есть? Что повторить?

-- Есть остаться здесь старшим!-- уже бодрее, покорней согласился солдат.

-- Вот так! За все здесь теперь отвечать будешь ты!-- просверлил его штабной упорным обжигающим взглядом.-- И чтобы ни единого танка мне!.. Ясно? Ни единого танка не пропустить! Все слыхали?-- обвел он строгим упорливым взглядом солдат.-- Ни единого! -- Еще раз обвел.-- И чтобы все подчинялись ему! Понятно? Как мне!

Расчет весь, кто где стоял -- пригибаясь и прячась, каждый со своей, до предела напряженной, воспаленной, жаждущей жизни и покоя душой, так и замер, затих. Только выжидательно смотрели на того, что приказывал им, и настороженно косились уже и на вновь испеченного, народившегося прямо тут, у них на глазах, командира.

Не осталась равнодушной, отреагировала на это под кустами, в ячейках своих и пехота. Кто-то многозначительно закашлялся, сплюнул. Хохотнули ехидно, язвительно там. А сиплый, вообще, видать, неприветливый, злой, поспешил посоветовать:

-- Соглашайся, дурак! Командовать завсегда легче, чем исполнять!

Но бас тотчас возразил:

-- А я бы... Нет, я б ни за что! Нет на войне лучше должности, чем рядовой!

Было слышно, как в кустах сдержанно, недовольно заспорили.

Штабной, выставив снова вперед автомат, направился уже обратно в кусты -- туда, откуда все вместе пришли. Но колючки хватали его. Казалось, впустив командира сюда, не хотели его отпускать. И, видно, что-то решив, тот резко, неожиданно развернулся и, совсем, изогнувшись в дугу, до предела долу кланяясь, чуть ли не вовсе на четвереньках, на корточках, ринулся перед пушкой в просвет, на чистое поле. И побежал, побежал вдоль кромочки зарослей, прижимаясь левым боком к кустам. Наверное, обратно в овражек, к штабу, к своим, откуда и сам сюда заявился и их с собой всех привел.

-- Отчаянный!-- не то осуждающе, не то восхищенно выкрикнул бас.-- Нет, этак долго у нас не побегаешь. Тропку бы, глупый, спросил. У нас тут... Назад, в тыл... Скрытная есть.-- Продохнул тяжело, с сожалением.-- Эх, убьют так его!

А Игорь Герасимович смотрел и смотрел уходящему вслед. Сам уходит, а его оставляет с неожиданной для него еще одной тяжестью на душе, с новой заботой. И как это вышло вдруг? Дурак, первым выкрикнул: к бою! Лучше б молчал. И отвечал бы за все теперь не он, а Изюмов.

Мелькнула над кустами в последний раз голова в командирской фуражке. И наконец исчезла совсем -- там, где было голо, открыто совсем, где штабного могли уже видеть фашисты и где недавно сыпались бомбы, рвались теперь снаряды и мины и уже начинали посвистывать пули, прижимая все живое к земле. "Юнкерсы" улетели, правда. Но кто его знает, может, другие вот-вот налетят. И как посыплют снова смертельным горохом... И на этот раз, глядишь, точно на рощицу, на орудие, прямо на головы им.

Но и без "юнкерсов" мало никому не казалось. Кругом рвалось, горело и громыхало, дым с гарью и пылью валил. Раз-другой угодило и в рощицу. К счастью, не возле орудия, а где-то сзади и справа. Похоже, никого не задело: не было слышно ни стонов, ни криков. Не то что вчера, когда мина угодила почти что прямо в их пушку, поднялся шум, все сразу сбежались. Появилась сестра. А сейчас там, где упали снаряды, о помощи никто не просил. Да и вообще примолкло в рощице. Она словно вымерла. Застыли, затихли все и у osxjh. Ждали: вот-вот...